– Кровищи много, да все больше из носа, – говорит Каору. – Серьезных ран, слава богу, нет. Череп целый, нос вроде тоже не сломан. Губа и висок разбиты – но не так страшно, чтоб зашивать. Фингалы под глазами останутся еще на пару недель. Только почернеют. Так что посидит без работы какое-то время…
Мари кивает.
– Мочалил он ее сильно, да неумело, – продолжает Каору. – Наотмашь, куда попало – небось, все руки поотбивал. Даже стены проломил кое-где. Полный отморозок. Вообще не соображает, что творит…
Входит рыжая Кашка, достает что-то из картонного ящика у стены. Новые халаты для номера 404.
– Она говорит, мужчина забрал у нее все, – говорит Мари. – Сумку, деньги, мобильник…
– Значит, это был просто грабеж? – уточняет Кашка из угла.
– Нет. Не в этом смысле. Просто, э-э… У нее неожиданно месячные начались. Преждевременные. Это его и взбесило.
– А что поделаешь? – ворчит Кашка. – Тут уж если начнется, так всегда неожиданно.
Каору цокает языком:
– Ладно, хорош языком болтать! Готовь 404-й, да поживее.
– Слушаюсь… Извините, – буркает Кашка и уходит.
– В общем, все ясно, – резюмирует Каору. – Собрался мужик девку трахнуть, а из нее кровища потекла. Психанул он, избил девчонку до полусмерти, забрал все ее деньги с вещами и смылся. Клиника.
Мари кивает:
– Еще она просила прощения за испачканное белье…
– Ой, да это как раз ерунда! Мы привыкли. Не знаю почему, но у целой кучи девок месячные начинаются именно в «лав-отелях». Постоянно звонят из номеров: дайте тампонов, дайте прокладок. Так и хочется заорать: «Вам тут что, гинекология?!»… Ну да ладно. В общем, эту красавицу нужно во что-то одеть. Куда она такая пойдет?
Порывшись в шкафу, Каору достает пластиковый пакет с нижним бельем. Из тех, какими набивают автоматы с предметами первой необходимости.
– Дешевка одноразовая, даже не постирать… Ну, на первое время сгодится. С голой задницей ты и до завтра в себя не придешь.
Порывшись еще, она извлекает из ящика зеленый спортивный костюм и вручает китаянке.
– Остались от девчонки, что раньше у нас работала. Стираные, все в порядке. Можешь не возвращать. А из обуви – только шлепанцы резиновые. Ну да все лучше, чем босиком…
Мари объясняет все это проститутке. Каору открывает шкафчик на стене, вынимает оттуда несколько пакетов с прокладками.
– На вот, держи. Переоденешься вон там, в туалете. Она показывает на дверь в углу. Китаянка говорит по-японски «спасибо». И, прижимая вещи к груди, отправляется в туалет.
Каору садится за стол, медленно разминает шею, глубоко вздыхает:
– На такой работенке, как наша, чего только не случается…
– Еще она говорит, что в Японии уже два месяца, – добавляет Мари.
– Ну все равно ведь нелегалка?
– Об этом я не спрашивала… Судя по акценту, откуда-то с севера.
– Это где раньше Манчжурия была?
– Наверное.
– Хм… – Каору задумывается. – Самое главное: придет ли кто-нибудь ее забрать?
– Похоже, кто-то за ней присматривает.
– Китайский клан, кто ж еще, – кивает Каору. – В этом районе все проститутки под их контролем. Перебрасывают девчонок пароходами из Китая. Нелегально, в трюмах. А плату за провоз телом отрабатывать заставляют. Принимают заявки по телефону – и развозят по клиентам, как пиццу, на мотоциклах… К нам в «Альфавиль» так и шастают.
– Клан? Это вроде нашей якудзы?
Каору качает головой:
– Ну уж нет. Я в свое время реслингом занималась. Даже по стране ездила… Из якудзы пять-шесть ребят неплохо знаю. Наши якудза в сравнении с китайской – просто дети. С этими никогда не знаешь, откуда что прилетит… А нашей красавице, кроме как обратно к ним, и возвращаться больше некуда. Особенно теперь.
– А ее не накажут? За то, что денег не принесла?
– Кто их знает… Все-таки работать с такой физиономией она не скоро сможет. А больше от нее никакого проку. Даром что красотка.
Проститутка возвращается из туалета. На ней застиранные зеленые штаны и футболка, на груди – эмблема фирмы «Адидас». На ногах – резиновые шлепанцы. Лицо в синяках, но волосы подобраны аккуратно. Несмотря на припухшие губы и ссадины, девушка по-прежнему очень мила.
– Тебе, наверное, телефон нужен? – спрашивает ее Каору.
– Хочешь поговорить по телефону? – переводит Мари на китайский.
– Да, спасибо… – отвечает проститутка по-японски.
Каору вручает девчонке белую трубку радиотелефона. Китаянка набирает номер, тихо сообщает что-то в трубку на своем языке. Трубка орет на нее, захлебываясь словами. Девушка коротко отвечает и, отключившись, с угрюмым лицом возвращает трубку Каору.
– Большое спасибо! – И, повернувшись к Мари, говорит уже по-китайски: – За мной сейчас приедут…
Мари переводит:
– Говорит, за ней сейчас приедут. Каору озабоченно хмурится:
– Но если так… Вообще-то номер до сих пор не оплачен. Обычно платит мужчина. Ищи его теперь! Даже за пиво, гад, не рассчитался…
– Хотите, чтоб заплатили те, кто за ней придет? – спрашивает Мари.
– Угу… – задумчиво кивает Каору. – Хорошо, если этим кончится.
Каору берет глиняный чайник, насыпает в него заварки, наливает из термоса кипятку. Разливает чай по чашкам, передает одну китаянке. Та благодарит, берет чашку, пьет. Разбитыми губами пить горячее, похоже, непросто. Перед каждым глотком девчонка морщится от боли.
Прихлебывая чай, Каору смотрит на нее.
– Что, наелась по самое не хочу? – говорит ей Каору по-японски. – Уж не знаю, как ты там у себя дома жила. Но такого, небось, и в страшном сне не видала?
– Переводить? – уточняет Мари. Каору качает головой:
– Не надо. Это я так, сама с собой…
– Сколько тебе лет? – обращается к проститутке Мари.
– Девятнадцать.
– Мне тоже… Как тебя зовут?
– Го Дон-ли, – чуть замявшись, отвечает девчонка.
– А меня – Мари!
Мари легонько улыбается китаянке. Едва уловимо – и впервые за эту ночь.
Вход в гостиницу «Альфавиль». У крыльца останавливается мотоцикл. Здоровенная спортивная «хонда». За рулем – мужчина, лицо скрыто шлемом. Мотор не заглушён: если что – сорвался с места и поминай как звали. Куртка из черной кожи в обтяжку, синие джинсы. Тяжелые кроссовки, толстые перчатки.
Мужчина снимает шлем, ставит на бензобак, внимательно оглядывает окрестности. Снимает перчатку, достает из кармана мобильник. Набирает номер. На вид ему лет тридцать. Каштановые волосы убраны в хвост на затылке. Широкие скулы, впалые щеки, цепкие глаза. Перебросившись с кем-то парой слов, выключает мобильник, прячет в карман. Надевает перчатку, кладет руки на руль и замирает в ожидании.
Чуть погодя на крыльце появляются Каору, проститутка и Мари. Устало шлепая сандалиями по асфальту, проститутка бредет к мотоциклу. Сильно похолодало; в трикотажном костюмчике ее пробирает дрожь. Мотоциклист что-то спрашивает резким голосом, она еле слышно отвечает.
– Эй, братишка! – говорит Каору мотоциклисту. – У нее вообще-то за номер не плачено…
Мужчина пронзает Каору взглядом.
– За номер плачу не я, – говорит он без единой эмоции. – За номер платит мужчина.
– Это мы в курсе, – сипит Каору и откашливается. – Но ты сам подумай! Работаем на одной улице, нос к носу, в такой теснотище. И вот на тебе – из-за вашей красотки у нас бедлам. А могли ведь сразу в полицию сообщить – избиение человека все-таки! Кто бы тогда больше пострадал, мы или вы? Так что заплатите за номер шесть тыщ восемьсот иен [4] – и разойдемся! Пиво, так и быть, беру на себя…
Мужчина снова прошивает Каору взглядом. Поднимает голову, смотрит на неоновую вывеску отеля. «Альфавиль». Снимает перчатку, достает из кармана куртки кожаный бумажник, вынимает оттуда семь банкнот по тысяче иен и бросает себе под ноги. Ветра нет, деньги падают и замирают на асфальте. Мотоциклист надевает перчатку. Задирает локоть, глядит на часы. Медленно, точно робот. Он никуда не торопится. Он словно демонстрирует этим женщинам тяжесть своего бытия. И тратит на это столько времени, сколько считает нужным. Все это время двигатель, как хищник перед прыжком, низко рычит на холостых оборотах.
