Короче, если срочно не остановить приток воздуха, то кранты! Кранты, предположим, этому парню и так реально маячат уже в любой момент, потому как он слишком долго находится без помощи, хорошо хоть лежал на поврежденном боку! Как он вообще сообразил на него повернуться, ведь это же больно, на минуточку! Но если б лег на другой бок…
Все это она думала быстро, без лирических отступлений, вспоминая все про ранения легких, что знала, пока доставала из сумки йод, скляночку со спиртом, бинты и самое главное – небольшой полиэтиленовый пакетик с орешками! Вера сунула его на всякий случай, решив, что может и проголодаться, пока эта живая инсталляция закончится, а орешки всякие Верочка очень любила.
Она делала все споро, без лишней суеты и без единого лишнего движения. Вера давно уже привыкла мгновенно включаться в рабочие ситуации разного уровня сложности, и главное, всегда экстренные, это была ее обыденная каждодневная работа, ну и ее высокий уровень профессионализма и еще кое-что, как говорит Виктор Аркадьевич, – от Бога.
Она высыпала орехи в сумку, разорвала пакетик с одного бока, протерла его спиртом, положила на живот раненому, обмазала не жалеючи, щедро йодом кожу вокруг дырочки, вскрыла стерильный пакет с бинтом, отрезала кусок, накрыла рану, поверх бинта плотно прикрыла пакетиком, который почти герметично лег, прилипая к мокрой от йода коже, прижала подушкой из ваты и принялась делать плотную круговую повязку, попутно успокаивая парня, обещая практически немедленное выздоровление, ну, и разумеется, полный порядок в ближайшем будущем.
Парень снова закашлял, но теперь уже без свиста. Отлично!
А вот теперь пункт следующий – транспортировка!
Его срочно надо в операционную, но для этого не мешало бы выбраться из этих полей-боев-реконструкций. А так, для встряски психологической, она не очень хорошо представляла себе, где находится, и как далеко до окопов.
Вера встала во весь рост, не до игр уже и сценариев, и осмотрелась. Оказалось, ряд окопов находится гораздо ближе, чем ей представлялось. Пока она круги вприсядку наматывала и ползком между лежавшими бойцами передвигалась, то сместилась правее, а потом вроде как назад двигалась, обегая этот холм.
Ей нужна помощь, ясно поняла Вера, впрочем, так же ясно, как и то, что докричаться до лежавших мужиков без вариантов. Хоть взрывы и стрельба атакующих сместились далеко вперед, самолеты все летали и бросали дрянь свистящую какую-то, и вполне реальный грохот боя заглушал все вокруг. Бегать, звать на помощь и объяснять ситуацию – нет времени! У этого парня вообще нет времени! То есть совсем!
Нет, вы представляете, а ведь ей придется его тащить! Опупеть!
Верочка Брацкая имела одну уникальную способность – в любой, даже самой экстренной и непредсказуемой рабочей ситуации она словно мобилизовалась внутренне. Она и сама не понимала, как это происходит, но точно не по ее волевым приказам и усилиям, в ней словно что-то включалось, и она становилась предельно собранной, соображала очень быстро и четко, а в мозгу сразу же начинали всплывать нужные данные. Никакой паники, никакой суетливости – быстрый четкий анализ ситуации и план действия. Виктор Аркадьевич называл это даром божьим, талантом и уверял, что это очень редкое явление. Поэтому и ценил Верочку больше других, и помогал, как мог. Впрочем, не об этом сейчас.
А сейчас, быстро соображая, что делать, она достала рацию, провертела в ней настройку, как показывали при инструктаже, переходя на волну начальника госпиталя, роль которого, разумеется, исполнял Виктор Аркадьевич.
– Госпиталь, ответьте! – как учили, вызывала она.
Тишина и шипение вместо ответа.
– Госпиталь, ответьте «сестре семь»! – потребовала она, обозначив в этот раз позывной, присвоенный ей.
Тишина. Парень кашляет.
– Госпиталь! – возмутилась Вера Степановна. – Вы что там, эвакуировались?!
– Здесь госпиталь, чего кричим? – бодренько так, с огоньком отозвался веселым голосом Васильев.
– У меня здесь пулевое ранение, Виктор Аркадьевич, – оборвала его веселье нерадостным тоном Вера. – В легкое. Кровохарканье, пневмоторакс.
– Ты где? – совсем другим – четким, строгим голосом спросил Васильев.
– А черт его знает! – честно призналась Вера. – Холм какой-то небольшой, но окопы близко, правда, насколько мне видно, далеко вправо от моей первичной позиции.
– Посмотри на карте, какой квадрат? – подсказал Васильев.
– А нет на моей карте этого квадрата, – «порадовала» Вера. – Я из своего как-то незаметно сместилась, а в этом квадрате у нас медицинское обслуживание не предусмотрено!
– В каком состоянии больной? – уже работал Васильев.
– В критическом, но пока в сознании, – уведомила она.
– Вера, – почти отечески обратился он, – до окопов сможешь его дотащить?
– Попробую, – вздохнула тяжко Вера.
– Высылаю санитарную группу с носилками, – принялся объяснять Васильев, – но, понимаешь, по окопам они быстро пробегут, а вот искать вас в поле, еще не известно в каком направлении… – и, помолчав, добавил: – Хоть немного, пока им тебя из окопа видно станет.
– Я попробую, Виктор Аркадьевич, – она посмотрела на парня, лежавшего с закрытыми глазами. Он дышал поверхностно и часто, как пес в жару. – Но выдержит ли такое перемещение пациент? – тихо высказала она свои сомнения.
И выключила рацию. Что тут говорить. У парня этого с шансами плоховато.
Что тут предпринять самое правильное? Ну, она может влезть на холм, махать руками и подавать всяческие знаки. Сколько эти танцы народов мира займут времени, пока на нее обратят внимание? А обратят и что дальше? Она может сбегать к тем лежащим на земле «солдатам» и вернуться с ними. Сколько это займет времени? Группа за холмом довольно далеко, те, что впереди, по ходу атаки, тоже. И главное, никто не услышит, хоть кричи, хоть свисти.
Времени у них с парнем нет. То есть вообще. Да и оставлять его одного нельзя!
Санитары с носилками увидят ее, когда она вытащит его из-за холма и окажется на открытом пространстве. Значит, тащить! О господи! Нет, ну надо же!
Вера опустилась на колени перед молодым человеком и начала ему объяснять ситуацию, при этом быстро запахивая на нем разрезанные полы гимнастерки и закрепляя сверху потуже ремнем.
– Как вас зовут? – спросила она сосредоточенным тоном.
– И-ива-а-ан, – закашлялся парень.
– Ванечка, – наклонилась к его лицу поближе Вера. – Нам придется с тобой немного проползти, пройти, если сможем. Я понимаю, это больно, но ты потерпи, ладно?
– Ла-а-а… – попытался ответить он, не получилось, закашлялся вновь и только кивнул.
– Ты не разговаривай, Ванечка, – увещевала его Вера, быстро собрав и уложив использованные медикаменты в сумку, закинула ее резким движением за спину. Она переползла на коленках ему за спину и приподняла: – Мы сейчас попробуем встать, ты обопрись на меня, не бойся, опирайся всем весом и, Ваня, тебе придется почти лечь на меня раненым боком. Это больно, но иначе нельзя.
Объясняя, она переместилась к его левому боку, забросила его руку себе на шею, обняла крепко одной рукой, уцепившись пальцами за ремень, второй ухватив за кисть руки, свисавшую с ее плеча.
– Ну что, готов? – спросила девушка и внимательно посмотрела на его совсем уж побелевшее лицо.
Он кивнул – готов, мол. И прикрыл глаза.
– На счет три, – командовала Вера и предупредила: – Не пытайся встать полностью, ты должен перенести свой вес на меня. Понял? – он снова кивнул, Вера глубоко вдохнула-выдохнула: – Ну, с богом! Раз, два, три!
И она рвану-у-у-ла их двоих вверх. Превозмогая земное притяжение, саму себя и почти обреченную расслабленность раненого.
Иван зашелся кашлем, в уголках губ снова показалась кровавая пена, ноги у него подкашивались, но Вера понимала, что на второй рывок у него просто не хватит сил, и не позволила им осесть назад на землю, а, прижав его к себе изо всех возможных сил, все-таки встала и его подняла.