Она встала из-за стола, сложила на груди руки и высоко подняла голову, прислушиваясь к тому, что происходит где-то в самой глубине ее сердца. Это было какое-то новое, незнакомое чувство. И вдруг она со всей ясностью осознала простую и очевидную истину. Она Кэхилл. И этим все сказано. Все прочее — ее сомнения, воображение, тревоги — все чушь. И как это ни чудовищно, как это ни надуманно может показаться, но истина состояла в том, что это ее война. И ей нельзя сидеть, сложа руки. Последствия? Опасность? Ерунда!

Удивительно, но сама того не понимая, она откликнулась на этот зов, сделав то же, что делали ее предки все предыдущие 450 лет.

Из Монако в Касабланку.

Если идти по суше, то это путешествие длиной в тысячу миль через воюющие страны и линию огня. И потом еще Гибралтарский пролив.

Если по воде, то это более прямой путь, но Средиземное море слишком опасно во время войны. И потом, корабли слишком медленные. Когда она, наконец, причалит к берегам Африки, генерал Паттон уже покинет Касабланку. И получится, что она зря проделала весь этот путь.

А если по воздуху? Возможно. Но «возможно» это еще не «наверняка». Разве что долететь до Северной Африки на таком маленьком аэроплане, который не вызовет подозрений у воюющих сторон и его не станут обстреливать?

Грейс погрузилась в раздумья. Ладно — воюющие державы, Бог с ними. А что скажет Беатрис? А еще хуже — Жизель с Мадам Фуршетт? С ними-то что делать? А если потом слухи об ее исчезновении дойдут до отца? Он же наделает шума на весь мир — если, конечно, он еще не забыл, что у него есть семья где-то в Монте-Карло.

Но это теперь не имеет значения. Кэхиллы на протяжении веков вмешивались в ход мировой истории. И сейчас именно тот поворотный момент.

Чемодан лежал на полу с открытой крышкой, и в нем была всего одна вещь — ее паспорт. Будущее, которое ждало ее впереди, настолько туманно, что даже не придумывается, какие вещи взять в дорогу. Смену одежды? Но где она будет переодеваться? Зубную щетку? Где она найдет на войне умывальник? В конце концов, она сунула паспорт в карман, а чемодан задвинула ногой под кровать.

Единственное, что случится наверняка, это то, что ей придется ежедневно спасать свою жизнь. И бегать наперегонки со смертью. Очень быстро. И чемодан вряд ли тут поможет.

И ей точно понадобятся деньги. Очень большие. Чтобы наличными прокладывать себе путь. Они открывают любую дверь, дают зеленый свет и частный самолет во все точки мира. Грейс знала, что денег у отца предостаточно. Но код от сейфа был известен только ему. Признаться, она не раз пыталась найти к нему доступ. Еще как пыталась. На самом деле, она не собиралась воровать его деньги. Зачем они ей? Просто у нее всегда было предчувствие, что в один прекрасный день они могут пригодиться. Так, на всякий случай. И вот, вздохнув, подумала о том, что этот день наступил. Только она не знает кода.

На цыпочках она прокралась в отцовский кабинет, тихонько проскользнув мимо кухни. Маленький Фиске требовал еще печенья, и Жизель отвечала, что хорошо, она даст одно, если тот попросит его на французском. Грейс невольно улыбнулась. Можно подумать, что он понимает, чего она от него хочет. Он конечно же победит. Малыш Фиске еще не знал слова «нет». Сердце ее сжалось — вот теперь и она бросает его. Как папа. Но она уходит не навсегда и уже скоро вернется. Непременно вернется. Хотя впереди столько опасностей… Грейс пока даже не решалась думать, как ей придется с ними справляться, куда приведет ее судьба и сколько впереди неизвестного.

Нет, она была отнюдь не такой, как Беатрис — эта вечная паникерша и законченная пессимистка. Но при всем своем желании, она не могла закрывать глаза на правду и не думать о последствиях. Она честно отдавала себе отчет в том, что это приключение может обернуться путешествием в один конец.

«И если я погибну, кто еще полюбит маленького Фиске?»

Она отогнала грустные мысли и вернулась к делу. Сейф.

Сначала она решила проверить все возможные комбинации с числом 39. Это, насколько ей было известно, было какое-то очень важное число в клане Кэхиллов. Что-то с ним было связано, и родители то и дело упоминали его в своих разговорах. Отец наверняка придумал такой код, в котором были цифры, связанные с его семьей. Например, день рождения Моцарта. Потому что он был страстным его поклонником. 27 января.

Затаив дыхание, Грейс повернула колесо. 30-1-27.

Тихо.

Хорошо, попробуем Авраама Линкольна. 12 февраля. Набираем: 39-2-12.

Тишина.

Потом она перебрала всех: и Говарда Картера — 9 мая, и китайского императора Пу И — 7 февраля, и великую княгиню Анастасию — ее день рождения 18 июня.

Ничего.

Вдруг Грейс осенила мысль, от которой ее бросило в холодный пот — таких имен может быть сотни — сотни Кэхиллов, прославившихся на весь мир за пять последних веков. И у каждого из них по немалой дюжине знаменательных дат — начиная от сегодняшнего дня и заканчивая годом, когда пожар уничтожил лабораторию Гидеона Кэхилла — 1507.

Стоп!

1507! 15–07!

Она набрала 39-15-7 и дрожащими руками повернула колесо замка.

Ее бросило в жар.

Ничего.

Она с самого начала знала, что у нее ничего не выйдет. И ее ждет провал.

«И пусть провал. Но пусть только не сейчас, пока я еще даже не вышла из дома и не выехала из Монте-Карло».

Она упрямо нахмурилась.

И снова набросилась на числа. Только теперь в другом порядке.

15-7-39.

Раздался железный щелчок, и дверь сейфа бесшумно отворилась.

Ничего себе…

Она даже не знала, что бывает столько денег.

Ну, очень много.

Больше, чем она могла себе представить. Пачки и пачки банкнот, перевязанные резинками — французские франки, британские фунты, итальянские лиры, немецкие марки и американские доллары. И даже полотняный мешок с золотыми монетами. Она схватила со стола кожаный отцовский портфель с его инициалами и, сколько влезло, до верху набила его купюрами. В мирные времена ей бы хватило этих денег до Северного полюса и обратно. Но не на войне. На войне все по-другому.

— Пойду погуляю в сад! — крикнула она в воздух.

И почувствовала, как перехватило горло, как хлынули слезы. Она даже не подозревала, что в ней помещается столько слез… Нет, это, конечно, не родина, но именно здесь она в последний раз видела мать. Матерью дышало здесь все, каждый предмет, каждая безделушка. Материнская улыбка, взгляд — все теперь стало лишь воспоминанием для Грейс.

Она запрыгнула на велосипед и поехала по шоссе вдоль моря.

Право, это было бы смешно, если б не было так грустно — катить, крутя педали, на фронт с распухшим от денег портфелем, заброшенным в старую велосипедную корзину. При этом ликование переполняло ее, хотелось зазвенеть на весь мир велосипедным звонком.

Аэродром был совсем близко, потому что в стране, площадь которой одна квадратная миля, близко все.

Монако — это жемчужина, маленькое чудо посреди обычного мира. Грейс любила его огромный кафедральный собор и средневековый замок на верхушке нависшего над морем утеса. Одно из самых прекрасных мест, которые видела Грейс. И одно из самых грустных. Здесь умерла ее мама, а вместе с ней ушло и очарование здешних мест. Горные пейзажи Монако, сияющее под солнцем море, праздничная красота природы — все это померкло в ее глазах и стало бесцветным и будничным.

Она легко преодолела подъем и спрыгнула с велосипеда. Оставив его на улице, она вошла в здание маленького аэродрома. Внутри помещался лишь кабинет врача и билетная касса за небольшим прилавком.

— Простите, пожалуйста, месье, — обратилась она к клерку, выложив на прилавок паспорт. — Я бы хотела заказать перелет.

Клерк подвинул очки, сползавшие с его длинного носа, и недоуменно уставился на Грейс.

— Простите, мадемуазель, а где ваш отец?

— Перелет заказываю я, а не мой отец, и лично для себя. Я лечу в Касабланку, Северная Африка, — без тени смущения ответила она.