Купанье. У Любы вечером А. Корвин.

17 августа

Четырнадцатая годовщина. К милой звонила утром Муся, привезшая дичь из Боблова. С утра у меня Женя, по случаю стенограммы Лодыженского. Работа до обеда. Вечером милая пошла к своим за провизией, принесла яблок душистых, утку. Вечером в Удельном лесу было душно под деревьями, а ночью пошел крупный, шумный, долгий дождь.

Письмо от Франца.

18 августа

Телеграмма Францу. Доклад председателю. Споры с секретарями. Разговор с Д. Д. Гриммом. Разговор с Тарле. Разговор с Миклашевским. Обедала А. Корвин. Программа моей главы.

19 августа

Буся у дантиста. Работа. Я передал Тарле программу своей главы и список намеченных допросов. Чтение докладов Витте, Столыпина и Булыгина с царскими резолюциями (о Шмидте, подавлении революции и др.).

С Идельсоном — у следователя В. М. Руднева (о Вырубовой, Белецком и положении сейчас). Ужасная усталость к вечеру.

20 августа

Мама приехала с тетей, Аннушкой и Тиной. Доехали недурно (сидя в первом классе), коридоры набиты любезными солдатами.

Утром у меня Женя с Лодыженским (много потрудился, но, кажется, и мне придется).

Выборы в городскую думу (центральную). Мой «абсентеизм». Люба подала список № 1 (трудовой партии).

Купанье. Парк. Усталость, голова. Завтрак с Любой у мамы. Из Шахматова — еда, цветы.

21 августа

Люба была ночью в «Бродячей собаке», называемой «Привал комедиантов». За кулисы прошел Савинков, привезенный из Музыкальной драмы, где чины военного министерства ухаживают за Бриан. Сегодня контрразведка должна представить ему доклад, где он вчера был. Производит энергичное впечатление.

Женю Иванова я готов иногда поколотить. Можно ли быть таким робким и распущенным! Мне придется работать над его «редакцией» больше, чем сам бы я работал.

Какие вообще люди бессознательные и недобросовестные: одни — от лени, злобности, каверзности и «наплевать», другие — от слюнявости, робости, вялости.

В «Бродячей собаке» выступали покойники: Кузмин и Олечка Глебова, дилетант Евреинов, плохой танцор Ростовцев.

Сегодня Бу у дантиста.

Во дворце — упорный слух о сдаче Риги.

Военное министерство по прямому проводу из Ставки узнало, что Рига еще не взята, но горит с нескольких концов.

Начало допроса Шингарева (см. записную книжку).

Стенографический напор.

Купанье.

Я зашел к маме, которая нервна.

На улицах возбуждение (на углах кучки, в трамвае дамы разводят панику, всюду говорится, что немцы придут сюда, слышны голоса: «Все равно голодная смерть»). К вечеру как будто возбуждение улеглось на улице (но воображаю, как работает телефон!), потому что пошел тихий дождь.

Люба хорошо, в общем, редактировала Виссарионова II (я прочел и кое-что исправил). Она над ним слезы проливала.

Умер Штюрмер.

Я подписал сверенного Любой

Крыжановского.

22 августа

Газета: прорыв Рижского фронта, небывалое падение рубля и голод в Москве.

Тетя переселяется в свою комнату. Я работаю весь день дома. У меня Бабенчиков, превосходно сделавший Веревкина, в противоположность стряпне Евг. Иванова, над которым я злобно мучусь, тратя втрое больше времени на его мазню, чем на чистую стенограмму.

23 августа

Утром Женя, которому я долго говорил неприятности и вернул стенограммы для переделки.

По дворцовым слухам, Венден уже взят, т. е. немцы прошли 80 верст.

Разговоры с Муравьевым (о стенограммах, Миклашевском, редакторах и сдельной плате), Идельсоном, Спичаковым-Заболотным (о Протопопове), С. В. Ивановым (он уходит из комиссии, как председатель беженской комиссии; беженцы из Риги уже появились; вопрос, дадут ли вагоны для их эвакуации).

Мама получала аттестаты на деньги в крепости.

Вечером — телефон от Княжнина.

Очень тяжело. Серый день, дождь к ночи.

24 августа

Черные газеты.

Много работы с утра — полдня.

Днем — у мамы (дал ей Гучкова).

Обедал Княжнин, желающий устроиться в комиссию. Письмо от Л. Я. Гуревич. Она готовится к смерти.

Вечером — Люба у своих. Телефон от Бабенчикова.

Резкий ветер, холодно, испанский закат, но черная, пустынная, железная ночь.

25 августа

Допрос Поливанова и Коковцова. Разговор с председателем; с приглашением Княжнина едва ли что выйдет. Путаник Миклашевский. Занятия стенограммами — часы. Люба у заболевшей Анны Ивановны. Вечером я у мамы.

26 августа

После занятий, во второй половине дня, — в комиссию. Хождение по следовательским камерам, комната переписчиц, стенограммы, Председатель велел представить записку о необходимости третьего редактора.

Обед с председателем, с ним к нему, провожаю его и Малянтовича на Николаевский вокзал. Разговоры с Муравьевым по дороге (он заезжал проведать Макарова в лечебницу Герзони) и на платформе — о государственности, о положении сейчас, о Художественном театре. Муравьев считает себя социалистом и государственником, анархические просторы (полная свобода личности) в будущем. Государственная форма, могущая дать полную свободу личности, есть, по его мнению, демократическая республика. Он хорошо знает В. И. Танеева, волтерьянца. Уезжает к себе в именье — на Чуприяновку.

Возможно, что Чрезвычайная следственная комиссия будет скоро эвакуирована в Москву. Муравьев измеряет необходимость не опасностью от немцев, а упадком настроения в комиссии, которое поднимется в Москве, долженствующей, по его мнению, играть виднейшую роль в дальнейшем. Вероятно, он прав, хотя его лично, конечно, тянет к Москве. Вопрос в помещении служащих и в потребном числе вагонов.

№li tangere circules meos.[75]Вокзал кишит уезжающими. Я возвращался на автомобиле (бывшем великой княгини Марии Павловны), управляемом солдатом. Черная Казанская улица, прожекторы автомобиля и два луча прожекторов, ищущие в небе цеппелинов. Слабые лучи, бледные и короткие, сравнительно с лучами германского прожектора, охватывающего четверть неба, когда он поднимется ночью из-за снежного поля.

Люба была весь день у Анны Ивановны, которая больна.

27 августа

Ожидавшееся на сегодня выступление большевиков до 12 часов дня не подтверждается.

Люба с утра ушла доставать билет для Анны Ивановны.

Утром у меня Женя, принес Лодыженского и Челнокова, я дал ему Волконского.

Мама сама предположила, в случае эвакуации (моей с Любой), переехать в Шахматове, с которым из Москвы легче поддерживать связь. Тетя?

Днем я у мамы (с тетей).

25 августа

Меня интересует вопрос: вчера в 1 час ночи я ложился, слушая те же звуки, которые слышны были, когда я в первый раз сошел с поезда (этапного) в Ловче I, в жаркий летний день: далекая канонада. Сегодня с утра (в казначейство за мамиными деньгами) — звуки, похожие на пушки. Между тем гроза (небесная, настоящая) действительно сегодня днем была (несмотря на холодные дни — гром и ливень). Где же кончается гром, и где начинаются пушки?

Экстренные выпуски газет о Корниловском заговоре, аресте В. Львова и многом другом, вопрос о директории (пять человек, в их числе — М. И. Терещенко и Савинков), о движении на Петербург кавалерии.

Люба с утра берет билеты для Анны Ивановны. Возвратясь от нее, передает: «Керенский развелся с женой, а Тиме — с Никсой Качаловым, и Керенский венчался с Тиме в Романовском соборе в Царском Селе».

Я нарочно записывала эту гнусность в такой день; в ней видно ясно, что такое «контрреволюция». Ход мыслей таков: я — чухонка, но с казачьей кровью, Корнилов — казак, m-me Апраксина, удобства, хвосты, булки, именье сохранится.