Это нашествие увеличило беспорядок в Украине. Ожидали, что Хмельницкий, усилив себя королевскими войска -ми, прибудет снова. Противная Самку партия продолжала действовать. в семи силами, чтобы очернить его в глазах московского правительства. Московские воеводы, находившиеся в Украине, были настроены против него, потому что он не ладил с ними и вообще не любил великорусов. Козаки, не расположенные к нему, подлаживались к великорусам, _говорили им: <<Яким (Сомко) умыслил учиниться гетманом, _хочет взять волю над всеми полковниками, а тех, которые ему непослушны, изведет; всех грубее ему теперь Васюта (Золотаренко) да Бруховецкий, да Дворецкий. Если он станет гетманом, то первым делом убьет их и возьмет верх над Украиною, а тогда учинит по всей воле юрасковой; а если Васюта убережется, то будет у нас то, что было с Выгов-ским и Пушкаренком; великая беда и разоренье великое чинится нам от старших наших; больно нам, как наш же брат мужик да старшим станет, и хлеба наестся и государево жалованье возьмет, да захочет быть великим паном, _по_ищет свободы и сойдется с ляхами и татарами и изменит». Некоторые, подделываясь, к московским людям, говорили: — «Совсем незачем быть у нас гетману; гетманским полководством не уберечь Украины без ратных государевых людей: не устоять нам против неприятельской силы!» Сам Сомко, чтобы снять с себя подозрение в наклонности к измене, говорил то же, что и Бруховецкий, вместе с другими полковниками: — Пусть государь отдает нам козаков ведать окольничему Федору Михайловичу Ртищеву; он к нам ласков и царскому пресветлому величеству по нашему прошению всякую речь доносит. Этим заявлениям не верили воеводы и доносили правительству, что Сомко и все козаки с Сомком готовы изменить и отдаться Юраску, что удержать страну можно только прибавкою московской рати, содержать же эту рать в то время делалось день ото дня труднее. Медных денег не хотели брать малорусы ни за что, а старшины, пользуясь случаем, продолжали вымогать насилием у посполитых последнее серебро, и насильно давали медные деньги, которые не ходили: дороговизна сделалась неслыханная, за лошадь надобно было заплатить не менее ста рублей; за десять рублей медных денег с трудом можно было выменять полтину серебряных; овес и сено стали чрезвычайно дороги; лошади у ратных людей пропадали; разорения, произведенные недавней войной, увеличили обеднение народа; ратные буквально подвергались голодной смерти. Весною 1662 года в Киеве состояло только 3206 ратных людей; из них было больных 458 человек. Из 737 рейтар у 250 не было лошадей; у драгун, которых было 92 чел., не было ни у одного лошади. На содержание этого гарнизона у воеводы Чаодаева было серебряных денег 1600 рублей, ефимков на 6502 р., а медных 76.837 р.; но в Киеве, как и по всей Украине, не брали медных. В Нежине, по донесению тамошнего воеводы Семена Шаховского, по причине побегов, оставалось очень мало московских людей, всего 4 пищали и почти не было в запасе свинцу и фитилей. Край вокруг Нежина до того обнищал, что нельзя было купить для фитилей поскони и льну, и воевода не ручался за возможность отсидеться от неприятелей, которых беспрестанно ожидали. В Чернигове осталось всего двести человек московских людей, и город не надеялся никак оборониться. Переяславский воевода князь Волконский писал в Москву то же, жаловался на малолюдство, на побеги ратных людей, на недостаток съестных припасов для ратных, и между тем продолжал обвинять Сомка и, вообще, всех переяславских козаков в тайной измене.

. Ожидая вновь нашествия Хмельницкого, Сомк° 23 апреля 1662 года оповестил раду в Козельце, как бы д^ля совещания о средствах обороны. Он надеялся, что здесь, между прочим, состоится выбор его в гетманы, и тогда останется только просить царского утверждения. Партию его держали полковники: наказной переяславский Щуровский, ирклеевский Матвей Попкеевич, кременчугский Константин Гавриленко, наказной лубенский Андрей Пырский, наказной миргородский Гладкий, прилуцкий полковник Терещенко, зиньковский Шиман; все это были его подруч_ники; черниговский полковник Силич был за него с своей партиею. Но против него были нежинцы с Золотаренком, а главное, был его злейшим врагом Мефодий, не дававший ему приобрести доброе расположение ни московской власт_и, _Ни козацкой громады. Когда одна часть козаков желала иметь его гетманом, другая, настроенная Мефодием и Золотаренком, кричала, что он недостоин, что он изменник, сносится с Юраском, дружит полякам. Преданная ему партия составила избирательный акт; приложены бьют дога _и печати; другие, подстрекаемые Мефодием, не пдозад^-вал_и законным этого акта. Сомко остался тем, чем был, ^не более. Постановили просить царя о присылке рати, а тем часом действовать сообща против Хмельницкого, избрание _же отложить до того времени, когда прибудет царский п°^-сланник.

С тех пор приверженцы Сомка полагали, что избрание в Козельце совершилось: присланному от царя не останется н_ичего, как только утвердить состоявшееся избрание; но противники их говорили, что никакого избрания отнюдь не было, и оно должно произойти снова при царском посланнике, и не иначе, как черною радою, то-есть где бы, участ-вотали громады козаков и поспольства. После этой неудачной рады Мефодий и Золотареяко опять писали в

Мос_кву, жаловались на самовольство Сомка, еще лишний раз у_веряли, что он, изменник, сносится с своим племян_ником и хочет для того только' захватить власть, чтобы изменить и увлечь за собою левую сторону Днепра. Воевода Волконский повторял в своих донесениях в Москву то же, и князь Ромодановский так же описывал Сомка изменником; Бруховецкий, наконец, с своей стороны чернил Самка как только мог. За Бруховецким вопиял против Сомка и знаменитый СиркО. Сохранилось его энергическое письмо к Самку (хотя в крайне испорченном списке), где он пишет к нему между прочим так:

«Многомилостивый господин Яким Сомко, наш любезный приятель! Покинь мудрить; лукавство твое и измена уже явны всему Войску; я знаю твою лукавую лесть: ты в соумышлении с своим племянником хочешь изменить Богу и его царскому величеству, но Бог не потерпит великой неправды; вы оба однодумны с оным псом Выговским, с которым вы породнились, и его научением дышите, гоняясь за чертовским шляхетством ляцким. Пусть тебе памятно будет, как на сейм ты бегал для титулов и маетностей; ты получил свое наказное гетманство не от Войска, а от клятвопреступного Хмельницкого, и неправильно пишешься наказным гетманом; лучше бы тебе покинуть свое гетманство, вспомнивши о войсковой казни, издавна постигавшей тех, которые присваивали себе титулы без заслуг и единодушного согласия всего низового войска. Какие твои заслуги? Донских козацких посланцев у нас много; они все знают, как ты на Дону вином шинковал. Ты людей притесняешь, поставил сторожи на переправах будто от неприятелей, а за ними своим нельзя проходить, и только в убыток государству все это делается в совете с нечестивым Хмельницким. Ты по шею купаешься в братней крови; но вот Бог даст — Войско совокупится; станет дума всех черных людей войсковых; не сердитесь на нас, что мы вам правду объявляем».

Запорожцы от себя, а Мефодий от себя писал в Москву одно' и то же, что избрание гетмана прочно может стать только посредством черной рады, такого сборища, на котором были бы все малорусские черные люди, а не одна старшина, с толпою козаков, покорной старшине.

Московское правительство, уже настроенное против Сомка, имело причину быть им еще более недовольным за козацкую раду, ибо на предшествовавшей иченской раде сами козаки решили просить о присылке боярина, и ждать его, чтобы не иначе как в его присутствии избран был

всенародно гетман, а теперь, не дождавшись боярина , Сомко стал распоряжаться выбором очевидно для своих видов. 13-го мая из Москвы от царского имени послана грамота -к Ромодановскому; ему предписывалось идти в черкасские города для оберегания от неприятельского нашествия, и собрать раду для избрания всеми голосами на.., стоящего гетмана. Велено было непременно, чтобы из Запорожья козаки прибыли на раду с Бруховецким. На этой раде должны быть', кроме старшины и козаков, ме-. щане и чернь. Москве черная рада была на руку. Опыт предыдущих событий показал уже, что в Украине малорусское поспольство предано царю и готово подчиняться всем переменам, какие окажутся нужными для московских видов. Оно не имело тех шляхетских и политических прав и вольностей, которыми дорожили казаки, а между тем хотело улу^ения своего быта, чувствовало над собою тягость казацких привилегий и надеялось льгот, охраны и защиты от царя; оно гораздо меньше, чем козаки, впитало в себя польских понятий и взглядов, более оставалось русским. Оно желало чересчур много, даже невозможного, но требовать могло очень мало, и более способно было надеяться и ждать, чем домогаться. Его идеал было широкое всеобщее равенство, свобода от всяких -податей, повинностей, стеснений; но так как этот идеал ведостигаем по существу вещей, то, при отсутствии определенных и ясных требований, оно легко обращалось к прежней доле терпения. Московская политика понимала, ■ что, опираясь на черную громаду, можно довести край до подчинения самодержавной власти, так как Бруховецкий и его запорожские соумышленники понимали, что в тех обстоятельствах, в каких находилась растрепанная Украина, взволновав эту громаду и потакая ее похотениям, хотя бы неумеренным и неосуществимым, можно взять над нею верх и потом поработить ее и обогащаться на ее счет, погубивши тех, которые думали жить и обогащаться на ее счет другим, более легальным путем. Поэтому, как Бру-ховецкому и его благоприятелям, так и Москве была нужна черная рада. Сомку она была чрезвычайно неприятна; он предвидел себе возможность беды, но должен был притворяться, и говорил воеводе, что одобряет такой способ избрания, сам же вовсе не хочет гетманства и готов оставаться черняком, служа верою и правдою царю своему. . Ничего другого не мог говорить тогда Сомко. Что касается до Золотаренка, то он был достаточно ограничен умом, чтобы с первого раза понять грозящую беду, а поддаваясь