-  Куда мы направляемся? – как бы невзначай осведомился Васька, поправляя шляпу двумя пальцами.

-  На одну из конспиративных квартир нашего реферата. Думаю, что уединиться там не помешает. Нам предстоит долгий и интересный разговор.

   Он сказал это, совершенно не опасаясь, что внутреннее стекло-перегородка, отделявшее салон пассажиров от водителя, было опущено. На Фоммеля он мог положиться, но вот шофёр? Хотя тот был ведомства СД, но всё же состоял, как и все его чины, в СС. Его в любой момент могли «перебросить на другой участок». Полагалось ли ему знать такие подробности? У нас, во всяком случае, такое строго возбранялось и называлось «утечкой информации».

- То есть на явке, - подыграл генералу Васька.

- Не поняло вас? Что есть явка?

- На явке… Так говорят в России.

- В огэпэу?

- Ну, зачем же так сразу – в ОГПУ. Что всегда ОГПУ было в России? Явочная квартира – это название места для встреч ещё в охранке при царе. Или в сыскном. Явочная квартира  - это там, где проявляют человека.

-   Что означает «проявлять человека»? – Лоренц делал вид, что не понимал. На самом деле ему так удобно было «потрошить», ибо объект, по его разумению, начинал чувствовать своё мнимое превосходство над ним.

-   Ну это… Это как… ну, как фотокарточку, то есть плёнку, прежде чем напечатать. Сначала проявляют плёнку, чтобы разобрать, что на ней. Потом шлёпают с негатива фотокарточку, чтобы, как говорится, рот был не кривой и нос не косой. Как с фотокарточкой, так и с человеком.

-   Очень интересно, - для убедительности Лоренц поцокал языком и даже взял себе за подбородок. – Очень… У русских очень необычно называются те вещи и явления, которым  в Европе не придают особого значения. Думаю, что в этом состоит загадка русской души. А именно: вы видите природу вещей, а мы не видим. Потаённый смысл вашей прозорливости в том, что Россия много воевала и голодала. Германия тоже воевала и тоже голодала. Но так часто, как Россия… И всё же мы близки по духу. Не правда ли, герр Краснопольский?

   Хитро стелет гад, подумал Васька. Но, тем не менее, склонил шляпу, давая понять, что ответом доволен.

-   У нас на конспиративных квартирах проводят секретные встречи агентов с кураторами. У вас проявляют объект. То есть заставляют его показать свою сущность, - продолжал Лоренц более вкрадчиво, будто перед ним сидел ребёнок. – Это значит, работать так, что бы стало ясно – друг он или враг, ваш агент?

- Да, поняли вы всё правильно, - кивнул Васька, чувствуя лёгкое удушье.

- Отлично, - хлопнул его по плечу Лоренц. – Мы найдём скоро общий язык.

- Я не спрашиваю, как долго это продолжится. Я только хочу предупредить – у меня занятия в поле… Герр Фоммель подтвердит. Надо бы предупредить моего парня. Он, поди, отпер дверь и завалился спать на моём диване. И в грязных ботинках…

   Фоммель развязано засмеялся, представив себе, как пострадает обивка дивана.

-   Да, вы правы. Агентов надо держать в постоянной готовности, - Лоренц поскрёб свою промытую и выбритую щёку: - Оберштурбанфюрер! Сойдите на этом повороте. Отдайте нужные распоряжения через дежурного, чтобы проверили этого кадета. Пусть особенно не церемонятся, но и не перестараются. Идите…

   Когда Фоммель, едва не потеряв фуражку, выполз наружу, Васька ощутил, как ему стало легче и просторнее. Этот белобрысый  гад явно пытается ему нагадить. Да, если б ему представился случай, он давно бы переломал мне косточку за косточкой, подумал Васька. Трусоват, конечно, как и все садисты. Но трусость обычно компенсируется злобой и мстительностью, как говаривал один преподаватель на курсах.  А злить таких глупо, если не опасно. Но у меня ничего не выходит. Мы явно не терпим друг-друга. Нам не разойтись на этой земле. Ничего, как-нибудь…

   Они совершили два круга по периметру гостиницы «Националь», верхние этажи которой пострадали от бомбёжек нынешних, а также начала кампании на Востоке, а на нижних расположились офицерское казино и «золодатише унд кинотеатриум». Говорить о чём-то важном не хотелось, да и не было нужды. Васька осторожно размышлял о своём курсанте, предполагая, как именно его будут проверять. Если «жёстко», то он уже сидит где-нибудь в подвале ГФП, где ему светят лампой в зрачки и время от времени бьют (надо полагать, щадяще) по почкам.  «Материал» он для них ценный – как-никак, кандидат на такую акцию. Стало быть, если его волтузят, то ничего лишнего не отобьют. Хорошо бы меня вместо него. Я бы наверняка выдержал, подумал было Васька, но уловил мгновенное изменение обстановки в салоне. Глаза Лоренса под фуражкой зажглись странным огнём, уголок любезного рта сдвинулся и исказился. Ой, лучше осадить, ребята! Каюсь, я увлёкся – задний, задний…

  Вечерело… Воздух наливался тёмно-фиолетовым и становился влажным. В следующий момент тело, которое будто жалили в течение двух часов сряду сотни кровососущих тварей, ощутило приятную прохладу.  Как будто приоткрылась некая невидимая форточка и впустила её. Лоренс, которому было, судя по виду не легче (всё это время он маскировал под любезным оскалом дикое напряжение и удалил Фоммеля, чтобы избавиться от помехи), тоже ощутил перемену.

-   Вот мы и приехали, герр Краснопольский…о, Русс Ивановитч! – рука немца хлопнула его по плечу, когда лакированное авто, проехав под кирпичную арку, оказалось среди груд битого камня и вывороченных наружу стропил. – Выходить пока не надо. Здесь есть условный знак. Один я знаю, как его понимать. О, нужно помнить… - он легонько стукнул в стеклянную перегородку.

   Водитель, рыжеватый эсэсманн, в основании поперёк чёрных погон с белым кантом была пришита серебристая галунная полоска, мгновенно вышел из салона. Отойдя к ближайшей куче, он вопреки ожиданиям не стал курить, но принялся приседать, разводить руки, а затем вовсе – боксировать «с тенью». Со стороны это выглядело по-идиотски, но Васька промолчал. Его внимание было сосредоточено на уцелевшем крыле дома, где на тёмном окне висела  хорошо сохранившаяся тюлевая занавеска. Неужто это и есть знак, бросилось ему в голову? Примитивно, конечно. Или напротив, её должны одёрнуть или вовсе убрать.

   Он с улыбкой обратил свой взор к Лоренсу, чтобы вновь засвидетельствовать своё почтение. Но с тем происходило что-то непонятное. Нижняя челюсть обрегруппефюрера поползла ещё ниже, глаза посерели, а хорошо выбритые щёки стали цвета старой штукатурки. Он остановившимся взглядом смотрел впереди себя и шевелил губами. По ним вскоре скользнула неловкая улыбка. Со словами: «Герр Краснопольский, вы опять шутить свой русский шутка…», генерал-лейтенант СД стал медленно расстёгивать клапан замшевой кобуры. Спиной, чувствуя холод и давление, Васька понимал, что надо сидеть не оборачиваясь. Так он и делал, сквозь остеклённый, прикрытый салон водителя. Задним зрением Васька уловил какие-то тёмные конусы, наползающие на них. Но то были лишь ощущения, к которым грех было не прислушаться. Сквозь заднее стекло он ясно различил движение. Рослые фигуры в тёмных балахонах, на которых угадывались ветки и пучки травы, возникли из развалин. Они окружали плотным кольцом легковую машину. В руках у «фигур» что-то тускло поблёскивало, напоминая своими очертаниями автоматическое оружие. Как будто вместо круглых дисков как на ППД и ППШ, имели место плоские и узкие магазины. Причём, один раз Ваське мельком показалось, что обойма торчало не прямо из казённика, а косо. Что за хрень, в самом деле!?! Проверяет этот хер в фуражке, или действительно…