- На первый раз достаточно. Очень неплохо, - с неподдельным интересом он окинул взором разгорячённого Виктора, с которого ручьями стекал пот, и ухмыльнулся на группу своих подчиненных, что также приглушённо сопели:  - Теперь понаблюдай. Всем на исходные!

   Он легко снял фуражку и водрузил её на мох. Затем, пританцовывая, вошёл в круг. Закрыл глаза или прикрыл их. Пригибаясь и извиваясь всем телом, стал лавировать между ударами. Лицо его освещалось улыбкой, и было на удивление расслаблено. (Виктор тут же вспомнил своё напряжение, что сковало его перед тем как получить по спине…) Затем резко принялся совершать круговые движения, как пловец, руками. Иногда выше головы, иногда на уровне груди, даже ниже. «Подопечные» стали валиться один за другим на землю. Вскоре их осталось двое. Иванов сделал привлекающее движение рукой – они на него разом напали. Но не тут-то было. Полковник тут же оказался между ними. Лёгкими, но стремительными движениями он поймал обоих за плечи. Резко и одновременно крутанул обоих навстречу друг другу. Оба сорвались в штопор, будто выполняли поначалу фигуру высшего пилотажа. Затем, как по команде, рухнули на землю.

- Вот так, - Иванов отёр лицо, что стало вмиг буро-малиновым. – Это называется «досанка –крышень». Славянская древняя боевая игра. У каждого человека есть внутренняя опора, за счёт которой он не просто ходит – сохраняет равновесие. У каждого такая – вдоль плеч, то есть плечевой сустав. Ну и спинной хребет, конечно. Вместе образуют крест, который каждого из нас держит.  Если знать эти две перекладины и место пересечения, можно запросто уложить противника, в принципе, любого. Даже группу. Если, конечно, выбрать ведущего. Ведущий и есть точка пересечения в коллективе. По нему и надо бить или, как  в нашем случае, по-товарищески работать и грамотно руководить.

- Понял, - едва махнул головой Виктор.

- Ты пока ещё только начинаешь понимать. Впрочем, делаешь это очень даже неплохо, - полковник махнул рукой группе: - Продолжим работать! Собрались по-новому и в расслабленном… пошли-пошли как калики-переходные…

   Ребята, как ни в чём не бывало, отряхнув пятнистую амуницию, припустили по тропке. Затем стремительно сорвались и растворились среди кустов и деревьев, смешавшись с зеленью.

- Как тебе наше ничего? – с юношеским задором огорошил его полковник.

- Разве такое… ничего? Ничего себе… - едва не задохнулся от удивления Виктор. – Это ни ничего, товарищ Иванов. Это даже очень ни ничего, а чего! Это здорово, по-моему.

- Молодец, снова молодец. Спасибо тебе огромное. Значит, и этому желаешь научиться? Ась, не слышу?

-  Ага, конечно. Только я уже, по-моему, начал учиться.

- Да, ты уже начал. Всё верно. Продолжай в том же духе и выйдет из тебя хороший толк. Только учёба у нас не совсем обычная. Нет ни классов, ни парт. Нет распорядка дня, с уходом на покой и приёмом пищи. Нет у нас по сути свободных часов. Учёба наша – вся жизнь. Ты готов так учиться, товарищ Померанцев?

- Конечно желал… То есть, я готов конечно, - мгновенно поправился и подтянулся Виктор. – Когда приступим?

- Вы, верно, не поняли, - с мягкой досадой произнёс полковник. – Вы уже в работе. Приглядитесь, прислушайтесь. Работа окружает вас. Работа это вы сами. Поняли теперь? – и подступив к нему ближе: - Вы шли к этому через всю жизнь. Через многие жизни, о которых прежде не догадывались. Всё! Теперь пелена неведения с вас спала.  Теперь, - он сделал плавный мах рукой, - посмотри туда. Что ты там видишь? Или кого?

   Виктор бросил взгляд на тропинку и в который раз обомлел. Освещённая со всех сторон дневным, ярким светом шла высокая, тоненькая девушка в простеньком ситцевом платье. Светло-русые волосы были заплетены в тяжёлую косу и уложены вокруг головы. Аня, сестрёнка… Он не видел её со дня ареста отца: с 1934 года. Посчитай целая Вечность за спиной.

   Аня тем временем неслышно подошла к нему. Взяла его за руку чуть прохладными, но такими же чуткими пальцами:

- Виктор, братик мой! Вот и свиделись. С прибытием…

- Я думал:  где ты, где мы? – словно очнулся он от глубокого сна. – А ты, оказывается, шла ко мне. А я к тебе.

   Он обнял её, а она его. Они так некоторое время и простояли, прижавшись друг к другу. Вопросы о матери, вопросы об отце сплелись воедино. Полковник знал на них ответы, но держал их в себе. Мать, Настасью Филлиповну Померанцеву, расстреляли ещё в 1941-м по обвинению в шпионаже. Сделано это было на скорую руку, в предместьях Даугавпилса, усилиями начальника 3-го отдела НКО одной из частей, выходивших из окружения. Отец в октябре 1941-го был освобождён из лагеря и полностью реабилитирован. Ныне он работал от 4-го зафронтового управления НКВД во вражеском тылу. Сотрудником «четвёрки» была и Аня. Не так давно она вернулась с последнего задания. Начальство хотело забросить её во вражеский тыл снова и снова…

***

-...В самом деле, в самом деле,  - улыбнулся ещё шире Барышников своим круглым румяным личиком и хлопнул его по простецки по плечу. – Очень рад-с! Ну, очень, сударь мой. Наконец-то вы к нам прибыли! Давно, знаете ли, ожидаем. Заждались уже…

   Он не договорил (Васька облегчённо вздохнул, так как ему послышалось «…весточки с Большой Земли»), когда дверь распахнулась. Расфуфыренная, хорошо сохранившаяся дама не первой молодости, с высокой причёской по европейской моде, стремительно ворвалась в кабинет:

-    Господин Барышников… Павлик, ну кто же так работает с населением  свободной Европы? У тебя три просителя на лавочке, а ты тут прохлаждаться вздумал! Ой, я… - она, заметив Ваську в импозантном, заграничного покроя костюме, предупредительно закашляла: - Простите, сударь, но вы отрываете от службы…

-    Итак, герр Барышников, я уполномочен  компанией «Крейцау и сыновья» предложить городской управе в вашем… гм, гм, так сказать, лице, выгодную сделку. Да-да, не удивляйтесь, мы склонны видеть вас в качестве посредника! – не обращая на неё ни малейшего внимания, затарахтел Васька как заправской коммерсант.

   Глаза Барышникова сразу же стали ошарашенными. А дверь тут же захлопнулась. Очевидно, дама замерла по ту сторону от замочной скважины в форме вопроса. Затем, особенно не таясь, прощёлкала каблуками по коридору.

-   Вот видите… - затаив дыхание, промямлил в конце-концов Барышников. – Как у них всё тут поставлено! Ну,  это – наблюдение… - произнёс он уже шепотом. – А вы прямо при ней о коммерции…  Я в том смысле, что… -  он одними губами сказал «Центр»: - …что там думают? Лучше нам встретиться на улице. Нет, в парке. Скажем, после 16-00. Меня могут задержать по службе. Вы там постойте до половины пятого, на центральной аллее. Я вас там найду. Если я не приду, то – завтра, в то же время на том же месте. Понятно? Вам ясно?