А тут ещё стало «веселей». В мемюранах наушников, где шумели чужие частоты и раздавался германский многоголосый лай или русский трёхэтажный мат, раздались знакомые позывные:
- Сороковой! Приём! Пятидесятый… Как слышно?
- Есть, пятидесятый! Сороковой слышит вас хорошо. До…
- Ну-ну, докладывай. Только быстро.
- Я как раз и хочу быстро. Тут у меня цель в 400-х метрах – «Тигр». Остановился, гад, и высматривает. Видно, они по рации получили сообщение, что здесь артзасада или огневая точка. Высылают головную машину для разведки. А самоходка, которую мы раскурочили, была охотником. Танковым снайпером. Только я думаю, что надо ждать гостей с флангов. Так что помощь, пятидесятый, помощи жду! Не дайте сгореть в адском пламени!
- А что, ещё… Ах, засранцы… - голос Беспечного стал зловещим. – Точно в штрафную захотели. Ладно, не хотим по-хорошему, будет по-плохому. Сейчас снова свяжусь со шта… тьфу ты, бестолочь! С «муравейником», пусть вышлют «фасоли» и хотя бы пару «сучек». «Соколов» постараюсь нарячь. Но это не главное, комбат. Как ты запрашивал насчёт твоего Иванова, помнишь?
- Как же! – у Виктора неприятно заледенело. – А что там… что-нибудь обнаружилось?
- Ты это… напраслину пока не гони. Успокойся, главное. Он сейчас где?
- А, это… - у Виктора всё внутри превратилось осклизлый ком и провалилось ниже пупа. – Там, снаружи.
- Вот и хорошо! – ворвался в эфир незнакомый жёсткий голос. – Слушайте меня внимательно, сороковой. Говорит сорок восьмой. Как слышно, приём?
Виктор почувствовал невероятное облегчение, хотя внутренности его полоскались ещё ниже уровня живота. «Сорок восьмой» это были позывные контрразведки «СМЕРШ». Он как бы случайно услышал в разговоре Беспечного накануне об этом. При нём майор связался по рации через эти позывные с уполномоченным контрразведки при штабе дивизии, которой они были приданы. Надо было доложить о поведении трёх бойцов и одного командира батареи, что были ему чем-то интересны. Беспечный жестом попросил Виктора покинуть палатку.
- Ага, я понял, сорок восьмой. Приём!
- Отлично! Значит так, сороковой. Во-первых, благодарю за бдительность и жму лапу. Во-вторых, сохраняй спокойствие. Что там видешь перед собой – плюнь… Всё у тебя получится, все цели поразишь. Сейчас главное одно – своего Иванова не упускай из виду. Как ни в чём не бывало, с ним держись, понял?
- Так точно, понял, товарищ сорок восьмой.
- Спасибо, за товарища. Часы при тебе? Не стали?
- Да, не стали. При мне.
- Раз не стали, значит уже при тебе. Слушай внимательно. Сейчас на моих без пятнадцати двенадцать. На твоих?
- Двенадцать ровно, това…
- Переведи стрелки, как у меня, - требовательно перебил его уполномоченный. – Ровно в 13-00 чтобы вышел со мной на связь. Что б кровь из носу, как говорится. Понятно?
- Есть, понятно. Разрешите исполнять? – глупо осведомился Виктор.
- Есть, разрешаю. Ещё раз молодец. Ещё раз жму пять. Действуй.
- Я… это… сорок восьмой! – «вдогонку» заорал Виктор, но тут же спасительно сбился в шепот: - Докладываю, что на поле боя замечен был мальчик, что проживает в деревне. Имени не помню. Более точные данные у лейтенанта Ахромеева из моего батальона, что остался…
Но в эфире оглушительно затрещало. В этом треске потонули все радиосигналы. А тут ещё Хохленко заорал как резаный:
- Комбат, «Тигр» накрылся! Глядите!
- Да ну! Ить, едрит их…
С «Тигром» и впрямь творилось что-то неладное. Что-то с оглушительным треском лопнуло позади или сбоку от пятнистой продолговатой башни с мощным хоботом пушки. Вскоре панцер потонул в клубах дыма. В грохоте боя было не разобрать, из чего стреляли. Но, судя по всему, «засадили» в двигатель. Хотя непонятно было, отчего пламя так нехотя разгоралось! Высокоактановый бензин, на котором работали все фрицевские танки и прочая техника вспыхивал мгновенно кустом яркого пламени, что превращался в ослепительно горячий сноп. Отчего так не произошло?
- Комбат, что делать будем? – раздался под ухом голос Хохленко.
- Иди ты! Сам не знаю.
Скорее всего, ловушка, пронеслось в голове. Дым пустили. Либо шашку на броне запалили, либо пиропатрон рванули. Выманивают… Дальнейшее, правда, притно удивило его. Позади, умело лавируя меж подбитых и горящих машин, выпозла СУ-122. Сергиенко живой! Получается, он подбил «тигр»?
- Сергиенко, ты живой!?! – заорал Виктор в мембраны наушников, презрев всякую кодировку. – Отзовись, чертяка!
В ответ из наушников донеслось шипение. Вроде бы по-русски гаркнул кто-то, но затем притих. С СУ-122 тем временем происходило вот что. Она совершила разворот. Подобно бору, прочертив круг, самоходка задом попятилась в их направлении. «Правильно, - подумал Виктор, - поумнел парень. Не подставляет задницу под прицел. Но почему не слышно ответа? Рацию повредило?» Он в перископы командирской башенки внимательно, с замирающим сердцем, изучил продолговатый, скошенный зелёный корпус СУ-122 с короткой, выдвинутой вперёд гаубицой. Позади него отчётливо вырисовывались топливные баки и выхлопные трубы, изрыгающие искры вперемешку с клубами сизо-голубого дыма. «…Ага, дюже странно – противник так взял и пропустил её сквозь боевые порядки! – продолжал думать Виктор с наростающим возбуждением. Пальцы лихорадочно, почти не чувствуя самоконтроля, зашарили по затвору и спусковой скобе ППШ. – Ага, немае дурних! Так мы и купились на ваши пряники, господа фашисты. Видать, ребят наших… вечная им память… того – в расход, а сами, на их место. То-то было сообщение от Беспечного накануне, что под Андреевкой при захвате райцентра немцы использовали трофейные тридцатьчетвёрки. Сволочи, мать их… Так что…» Он был почти уверен в свое правоте. Но вдарить через трансмиссию по СУ-122 как-то не хотелось. Мало ли что! Да и жаль боевую машину, пусть и отбитую, но всё-таки сделанную руками советских людей на Уралмаше. Зачем её портить? Надоть, как говорится, повторно отбить. Теперь уже в собственные, законные руки.
