-  Не знаю чему тут больше верить – усмехнулся оберштурбанфюрер. – Хорошо подготовленной лжи или дозированной правде. Не знаю… Однако заслуживает доверие то качество, с каким работает ваша «крыша». Профессионально, нечего говорить, - он поднял фото с зелёной клеёнки. Показал Цвигуну знакомое лицо цыганской наружности, но с прямым носом: - Надеюсь, что этого диверсанта, грозу рейха и фюрера, вы признаете? Не придётся вас сдавать ведомству «папы»?

-   Похожего субъекта я видел под Смоленском, когда был направлен для взрыва железной дороги, - играючи заметил Васька, собирая на лбу загадочные складки.

-   Где наряду с другими диверсантами-подрывниками вели рельсовую войну, - угрожающе сомкнул светлые брови оберштурбанфюрер. – Это ослабило германские коммуникации. Но не об этом сейчас речь, - спохватился он, отгоняя залетевших комаров.

-   Вы их убейте, поганцев, - помог ему Васька. – Так оно вернее будет.

-    Русский шутка всегда хорошо, - признался Фоммель. – Когда он есть к месту и ко времени. Вы иногда шутить не совсем к мест, герр Краснопольский.

-   Ладно, постараюсь так не шутить, - весело оскалился Васька. Он отложил столовый прибор и поставил на место крышку термоконтейнера. – Как говорится, премного благодарны, - он медленно встал, приложив правую руку ладонью к груди.

  Через минуту они вышли из палатки. По улице, где стоял возле мотоцикла наряд полевой жандармерии, лязгала гусеницами колонна САУ «Бруммбар» (Sturmpanzer IV Brummbar) со скошенными неподвижными бронированными рубками и торчащими из них короткими «шуммелями» 105-мм гаубиц. Следом прошла колонна Pz.Kpfw. III и Pz.Kpfw. IV. Среди первых было множество устаревших ранних серий со «штуммелями» 37-мм. Последние были усилены кормовыми и башенными бронеэкранами.

-   Залог нашей победы, - Фоммель махнул рукой в сторону техники, что воняла синтетическим перегаром.

-   Нет, господин хороший, - тактично поправил его Васька. – Залогом вашей победы является… хм, гм… самочувствие товарища Сталина.

***

…Покачиваясь в 60 мм бронированной маске, 85-мм пушка выбрала, наконец, нужный угол. Вырвался лоскут пламени. Бан-г-г-г… Последний бронебойно-трассирующий тупоносый снаряд (УБР-354СП) вычертил фиолетовый след в направлении пятнисто-серой туши. У панцера заклинило башню. Вращаясь на гусеницах, с исковерканными экранами, что торчали на корме железными клочьями, он разворачивался пушкой в сторону самоходки.

-   Задний ход, Трофим! Быстро, шнеллер… - зашептал Виктор, не отрываясь от перископов башенки.

-   Есть, командир! Будет спок и кок… Для фрицев исключительно последнее. Для нас исключительно первое! – орал в ответ водитель-механик Хохленко, у которого руки были посечены железной крошкой.

   Липкими от крови ладонями, хватаясь за липкие же ручки тормоза и коробки передач, он рулил и выруливал. Комбинезон, перехваченный ремнем с кобурой, о который он поминутно вытирался, был также липкий и мокрый. К ордену представлю, на мгновение мелькнула, как молния, мысль в голове Виктора. К ордену Красной Звезды!

   Изогнувшись на стальном сидении, Хохленко рванул окровавленными руками липкие от крови рычаги. Двигатель, зарычав как живой, двинул машину с места. Маневрируя под выстрелами, она стремительно отползала. По окружности деревни, со всех четырёх сторон, через сады и огороды, к площади отступали САУ 6-й батареи Тевосяна Армена Хачатуряновича, по прозвищу «Барефзес», что на его родном армянском означало «здорово» или «привет». С ним бок о бок, отходили и отстреливались три уцелевшие машины его роты. На ходу они испускали сизовато-синие выхлопы вперемешку с искрами, выпускали фиолетовые трассы бронебойных выстрелов. Банг-г-г, банг-г-г… Вж-жжж-у, вж-жжж-у… Вражеский снаряд, пущенный со ста метров, поразил одну СУ-85. Из верхнего  люка появились тёмно-синие фигурки экипажа. Пригибаясь, они уходили от пулемётных очередей. Пули высекали искры из зелёной краснозвёздной рубки  подбитой машины, взмётывали столбики пыли на дороге. Один из ребят, высоко подкинув руки и запрокинув голову в чёрном шлеме, рухнул оземь. Трое других немедленно слились с землёй. Плоско извиваясь, поползли в сторону развороченного забора и распаханного гусеницами садика. Командир подбитой машины полз с брезентовой сумкой, где были патронные диски. Его подчинённый помимо ППШ-41 волок другую сумку, где были четыре противотанковые гранаты.

-   Командир! У меня последний! – раздался в мембранах шлемофона крик Тевосяна. – Сейчас выстрел – что тогда!?! Где обещанное подкрепление, я не понял?

-   Нам тоже пора выбираться? – загремел своим басом старшина Хохленко. – Гранаты-автоматы с собой. Айда!?! Пока нас не зажгли в нашей коробочке.

-  А что, командир? – Иванов-радист шевельнул чёрными  усиками и блеснул зеленовато-синими, как одесское взморье, глазами. – Четыре противотанковых – вот наша артиллерия! Быстренько надо выбираться. Хохол дело говорит.

-   А ты не хохол, одессит? – встрял Хохленко не по делу.

-   Парниша, что б я вас пока не слышал. Так что, комбат?

-   Пить дать – подожгут, комбат, - жалобно промяукал в пышные усы Хохленко. При этом он так выжал коробку передач, что САУ едва не подбросило.

   В подтверждение по броне – вжиг-вжиг! – ударили на излёте две болванки. Одну срикошетило в яблоню. Ствол дерева переломило, а спелые плоды засыпали воронки. Другая, как, оказалось, покорёжила кормовой бронелист, хотя, к счастью, не оказала заброневое воздействие. Это мгновенно определил Борзилов, что «поцеловался» затылком  о погнувшуюся броню, когда отбрасывал ногой выброшенную затвором гильзу.

-   Сука, мать-перемать! Гандоны-мудоны… - разразился бешенной бранью механик-водитель, хватаясь за ушибленное место.

   Самоходку, многократно обозванную «сукою», снова тряхнуло. Сделав форсаж на правой гусенице, Хохленко умело погнал её к паперти. Прежде чем все успели сообразить, что к чему, прямоугольное стальное тело на гусеницах  с длинным хоботом пушки, не повредив каменный косяк, вползло, звеня траками, по кирпичным ступенькам внутрь храма. В следующий момент, рыча трансмиссией и испуская сизовато-синие выхлопы, САУ «задницей» стояла  под куполом церквушки. Со стен, осыпавшихся от времени и прочих безобразий, смотрели уцелевшие разноцветные фрески с суровыми, тонконогими и тонкорукими святыми, апостолами и равноапостольными в красных, синих и зелёных плащах, с золотыми ободками вокруг голов. Летели на крыльях Архангелы в окружении звёзд, что покрывали своды. Звезда Вифлиемская, фигурки Девы Марии и Иосифа-плотника, что держали на руках детское тельце,  в окружении склонившихся старцев-волхвов и домашних животных – все взирали на родившегося Спасителя мира…  И на заехавшую самоходку тоже.