Сашка шпарил почти в открытую, пренебрегая кодами. Их намедни, усевшись на травку, все писали под диктовку шифровальщика из оперативного отдела дивизии. Каждую боевую единицу, звание и должность требовалось обозначать в эфире группой цифр. На деле все, дружно наплевав на инструкции, прибегали к своей и доморощенной кодировке. Как-то снаряды назывались «огурцами», танки «коробочками», самоходки «суками»… Это имело свои плюсы и минусы. Враг давно уже разобрался в полевых переговорах и нередко вызывал огонь нашей артиллерии или налёты нашей авиации по нашим войскам, вклиниваясь в эфир. Правда, и сами арийцы грешили тем же. Против всех ожиданий, аккуратностью и дисциплиной в радиосвязи не отличались. Свои пикировщики «Ю-87» называли «штуками» или «чёрными гусарами», самоходки «гвоздями», а танки «роликами».
Несмотря на это, оперативщик дотошно требовал: «Товарищи командиры! Все коды вызубрить от «ать» до «ять». Знать как Отче наш и тому подобное. Вам ясно? Ни черта, я вижу не ясно. Вот потом и попадаете под огонь своей же артиллерии да под бомбы штурмовиков. Расселись тут, понимаешь…» «Товарищ майор! Да как их столько выучить? Голова, знаете ли, пухнет». «Это кто у вас такой разговорчивый, товарищ политрук? Записать фамилию! Вот из-за таких вот лоботрясов и балаболов доблестная Красная армия понесла в начале войны серьезные потери. Плачет по таким штрафная. Ох, плачет!» И присоветовал в довершении: не писать в шифровальных блокнотах или тетрадях напротив цифр никаких названий. «…Выдумайте условные пометки вроде «А», что значит САУ, или «3» или «4», что значит Т-34 и тому подобное. Враг, знаете ли, обыскав вас убитого или раненого… гм, хм… Зачем нам это нужно, товарищи командиры? Военную тайну надо хранить даже после ухода из жизни. Понятно, говорю я вам?» Все мрачно закивали. А политрук батальона лишь натянул губы, чтобы не разорвать их в хохоте. Он заметил, как Виктор, незаметно для оперативщика, свёл на лбу глаза, подражая манере последнего говорить. Тот, правда, сводил их, адресуясь всё больше к небу. Особенно, говоря про сохранение военной тайны, что останется в планшетах усопших.
- Не звени понапрасну! – Виктор орал в микрофон, тупея от звона, что издавали гильзы от» выстрелов». Корпус бронерубки, и без того раскалённый, наполнился пороховой гарью, которую не успевала отсасывать вентиляция: - Что там на флангах?
У него начинало привычно слезиться в глазах и перхать в горле. Хотелось страшно, для облегчения выматериться, но воспоминания об иконе в сморщенных руках старушки, её ласковый и добрый взгляд в окружении морщин, а также вкус святой воды, не давали даже думать об этом.
- Десяток «коробочек» на правом пытаются совершить обходной. Атакуют боевые порядки «четвёртой». С левого пока ничего – стоят на дистанции пол километра, пускают кольца из выхлопных. На башне у командирского номер 302-й со штандартом на двигателе вращается командирская. Оп-ля, нижний лючек раскрывается - появляется головка с биноклем. Вот бы снайперу появиться в наших рядах!
- Говорю тебе, не трынди!
- Говорили по другому, что б не звенел! Ого! Пуляют из соседнего в направлении «четвертого». Два выстрела. Наши, стервецы, молчат.
Виктор тут же вызвал командира 6-й, старшего лейтенанта Давыдова, что и был политруком батальона, что был родом из Изюма. Воевали с ним на «тридцатьчетвёрках» и «валлентайнах» в тех же краях с июня 1942-го, продолжили под Сталинградом в составе Степного фронта, затем уже в составе тяжелого бронетанкового батальона на КВ домолачивали группировку Паулюса. Оказалось, что соседний с командирским панцер пристреливался по самоходке самого Давыдова. Вторым выстрелом у 85-мм пушки заклинило гидравлику, что лишило возможности устанавливать угол прицеливания. «Ну и мудон же ты!» - сорвалось у Виктора. Нечаянно, как говорится – что ни скажешь в пылу сражения!
Снова и снова он выходил на связь со штабом полка пока его не оглушил в эфире своим криком «сороковой»:
- Не ори, комбат! Сам всё знаю – «соколы» доложили! Жди подкрепления. Минут сорок. Держитесь как черти, братья славяне.
- Есть держаться! Правда, от нас через пятнадцать минут рожки с ножками могут остаться. В колечко нас берут с флангов. У трёх «сук» повреждения. Ох, твою мать! Смотреть же надо! Это я не вам, товарищ «сороковой», - Виктору наводчик попал локтем по лбу. Спасибо, что не гильзой: - Одну потерял в ходе авианалёта. Обстановка понятна, «сороковой»? Какие будут указания?
- То и приказываю: умри, но продержись. Свои разговорчики паникёрские живо кончай. У меня здесь товарищ из СМЕРШа – живо ему… Всё понятно?!? Слюнтяй, размазня…
С этими словами комполка отключился. Тем временем, САУ, задевая яблони ныряя в воронки, что оставили «штуки», отползала в облаке золотисто-коричневой пыли под защиту церковной кладки. Машина отходила к перекрестью четырёх дорог, в середине которых и по центру деревни, как в лучах солнца, находилась церковь. Туда же, повинуясь команде Виктора по внутренней волне, отползали и другие самоходки. Выбрасывая языки пламени из зелёных жерл, они посылали бронебойные остроголовые снаряды, оставляющие дымно-фиолетовый трассер, по вражьим «коробочкам». Те, пользуясь ограниченной манёвренностью (мешал избыточный вес бронеэкранов на корпусе и башнях), пытались уходить от прямых попаданий. Шесть панцеров уже застыли дымными кострами. Давыдов докладывал, что на его фланге атаки нет. Враг лишь перестреливается. На левом фланге, где вела бой 4-я под командованием лейтенанта Тевосяна из Сочи, было обездвижено прямыми попаданиями три САУ. У одной уничтожен двигатель, две другие лишились гусениц. Тевосян сбивчиво (тоже принял командование после училища) докладывал: вражеские танкисты действуют шаблонно, но умело. Именно: сосредотачивают огнь нескольких машин по одной или двум нашим. За час боя «шестая» обездвижила лишь два панцера, каковые, впрочем, не загорелись. Видно, в баки залито искусственное топливо, о чём их «просвещали» ещё в училище.
- Веди только прицельный огонь, четвёртый! Только наверняка! Перенимай у фрица тактику. Отсекайте огнём две или три коробочки. Зажигайте их кинжальным. Либо держите на дистанции удаления. Приказ ясен? – в свою очередь «просвещал» комроты Виктор.
- Есть, товарищ тридцать девятый.
Самоходка комбата, наконец, встала. С дистанции 300 метров она врезала в пятнистый борт панцера, что вращался на гусеницах в узком перекрёстке меж двух изб. В перископ Виктор увидел, как борт с сорванным бронеэкраном на мгновение провалился вовнутрь. Затем из него хлынуло ярко-оранжевое пламя взрыва. C него сорвало и бросило наверх башню. Следующие взрывы (рвался БК) разворотили корпус и заволокли улицу чёрно-красной шапкой дымного пламени. Со свистом, оставляя за собой кометные хвосты, проносились сигнальные патроны, что были у каждого танкиста-командира или самоходчика. (Перед атакой на Михайловку, из командирского Pz.Kpwf. III в направлении «штук» вылетели три синие ракеты, что означало: «Здесь свои!»)
