Литмир - Электронная Библиотека

Наступила осень. Ее прохладное дыхание несколько поостудило наши чувства. Я поняла, что если я не хочу потерять Джорджи, то должна каким-то образом избавиться от постоянного присутствия рядом с нами свекрови. Она давно уже раздражала меня своей неутомимой жаждой денег и тех сомнительных удовольствий, которые она из них извлекала. Все ее шкафы буквально ломились от новой одежды. Молодясь, она выбирала себе чуть ли не подростковые вещи, но в основном носила узкие, обтягивающие ее худосочные ляжки, джинсы, открытые блузоны, которые не скрывали ее костлявую, черную от загара грудь, на спине же ее болтались дорогие, из натуральной кожи, цветные рюкзачки с разного рода молодежными украшениями – стеклянными фигурками животных, шариками, меховыми мишками и жирафиками… Со спины Магдалену действительно можно было бы принять за подростка. Главное, чтобы она не поворачивалась к вам своим худым, со впалыми щеками, почти черным лицом… Да уж, черноморский загар – что поделать – сделал ее похожей на цыганку!

Сказать, что меня тошнило от моей свекрови, – это не сказать ничего! Она вторгалась в наше с Джорджи пространство с видом полноправной хозяйки, навязывала нам план мероприятий на день, поездки, шопинги, экскурсии… Я же хотела осмотреть предлагаемые одной симпатичной девушкой-риелтором виллы под Варной. Несколько снимков я уже выслала брату, пусть посмотрит, может, купит себе на лето виллу-другую, а мы бы с Джорджи присматривали за ними, заполняли их туристами, следили бы за порядком, прибирались бы там. Какая-никакая, а работа… Но Джорджи, как я поняла, даже после того, как он стал моим мужем, продолжал в большей степени оставаться сыном своей матери и все делал для того, чтобы потакать ее желаниям. Они, мать и сын, были одним целым, и мое присутствие в жизни Джорджи не изменило его представлений о сыновнем долге. Он, как мне казалось, продолжал воспринимать меня как русскую туристку, по неизвестной причине задержавшуюся в их доме. Да, и это было самое неприятное – я оказалась нигде. Ни в одной из купленных мною квартир (надо сказать, что все оформлялось на Джорджи, поскольку мне, иностранке, было это сделать не так-то просто, оказывается) я не чувствовала себя дома. Я не могла купить понравившуюся мне мебель, занавески… Я не могла и нескольких часов провести наедине с моим мужем.

И когда я все-таки присмотрела для себя дом в одном приморском поселке, в котором намеревалась поселиться только с Джорджи и поставить ему условие, чтобы его мать никогда не переступала порога этого дома, случился скандал! Магдалена кричала – она не допустит того, чтобы какая-то там русская отобрала у нее сына, она не для того его рожала и воспитывала, он – ее, ее, он принадлежит только ей! Это было похоже на истерику. Мне бы тогда еще развернуться и уйти… Но куда? Возвращаться в Москву, к отцу, чтобы со слезами на глазах признаться ему в том, что наш брак с красавцем-болгарином – ошибка? Конечно, отец бы меня понял и простил, тем более что он готов был простить мне все! Но это, подумалось мне в тот момент, я успею сделать всегда. Тогда же мне хотелось побороться за своего мужа, за свою семью. И я все еще лелеяла мысль о том, что Джорджи – мужчина, а не мальчик, все же сделает свой выбор в пользу своей жены. Я не предполагала тогда, насколько сильна связь между Джорджи и его матерью.

– Вы хотите, чтобы я уехала? – спросила я тихо, чтобы не распалять и без того взвинченную до предела Магдалену. – Прямо сейчас?

Вероятно, эти слова ее немного остудили. Потому что первое, что она тогда сказала (первое, что сложилось в ее разгоряченной голове!), было: конечно, при разводе-то все делиться будет пополам… Ты же просто так не уедешь? Не уедешь? Начнешь все делить, делить!

Джорджи стоял, опустив голову. Мне показалось тогда, что его черные волосы слишком густы и крепко, по-женски, закручены в локоны, что это даже как-то противоестественно для мужчины. И что он растолстел за последние месяцы, и кожа его, некогда белая, стала от загара какой-то неприятно розовой, зефирной… И лицо его, чисто выбритое, тоже стало раздражать меня. Почему-то перед моими глазами возникла сцена: Джорджи стоит в ванной комнате, голый, и бреется. И так нежно, так любовно поглаживает лезвием по своим гладким, упитанным щекам, что хочется взять и порезать ему эти щеки… Крест-накрест! И близость нашу с ним я вспомнила, его отяжелевшее тело, и вдруг поняла, что и в постели-то он стал ленив и эгоистичен, что вообще непозволительно молодому, полному сил мужчине.

Я вышла из комнаты, потом из квартиры и быстро спустилась по лестнице, выбежала на улицу и затерялась в толпе праздношатающихся по Славянскому бульвару горожан.

Здесь, на этом бульваре, в теплое время суток все кафе выносят на улицы, под огромные, тенистые вековые липы, столики, и таким образом бульвар превращается в длинное, протянувшееся почти на половину города летнее кафе. И, что самое удивительное, они все заполняются людьми, отчего создается впечатление, будто бы в этом городе каждый день – выходной. Славянский бульвар – это место встреч всех живущих как в самом городе, так и в селах. Прогуливаясь по нему, можно встретить с десяток знакомых, родственников, коллег. Молодые мамочки с колясками беспрестанно курят сигареты, пускают дым разве что не в розовые мордочки своих чад. Чинные, с коротко остриженными седыми волосами болгарки, собравшись в стайки, пьют горячий шоколад, радуясь встрече и теплому солнышку. Молодые парни, по какой-то причине оставшись без работы, с раннего утра до позднего вечера сидят, развалясь, в уютных плетеных креслах под полотняными тентами, пьют кофе из крохотных чашечек, перемещаясь из одного кафе в другое, и стреляют глазами в приятелей, чтобы те угостили их пивом. Молодые девчонки, возможно продавщицы из близлежащих магазинов, укрывшись от солнца и посетителей, потягивают за столиками холодный чай и колу. Разжиревшие холостяки с длинными волосами, заплетенными в тощую косичку, наливаясь пивом, лениво рассматривают проходящих мимо стройных женщин. В Болгарии почти все женщины худенькие, как тростинки, и с хорошей, густой гривой волос. Во фризерских салонах, то есть в парикмахерских, они стараются перекраситься в «блонд» и различными способами уменьшить объем прически. Удивительное дело!

Накрапывал дождь, но посетители кафе под зонтиками продолжали пить кофе и курить. Я не знала, куда мне идти, а потому забилась в самый угол одного из летних кафе, укрывшись за маленьким фонтанчиком в глубокой каменной чаше, и заказала себе кофе. Достала сигареты. Вот я и стала частью этого маленького города. Кофе и сигареты. Вишневый сок и сигареты. Мартини и сигареты. И так далее… Мне надо было обдумать, как жить дальше. Я готова была простить Джорджи его преданность своей матери, его недальновидность, наконец. Возможно, он действительно еще не осознал до конца, что жена – это на всю оставшуюся жизнь и что важнее строить отношения именно с ней, а не с матерью, которая не сегодня завтра встретит какого-нибудь холостяка или вдовца, выйдет за него замуж и заживет своей жизнью. К тому же неужели он не видит, что происходит с его матерью, как портят ее мои деньги?! Что она без зазрения совести покупает квартиры, нисколько не думая о том, что мне это может не нравиться. Что все ее инициативы направлены прежде всего на то, чтобы обеспечить себе старость! Может, она думает, что я не могу сказать «нет», не сумею захлопнуть перед ее носом кошелек? Где лежит предел ее алчности и наглости?

Выпив пару чашек кофе, я отправилась пешком в агентство по недвижимости, встретилась там со знакомой мне уже девушкой-риелтором, попросила ее еще раз показать мне ту виллу в Албене, которую я выбрала в прошлый свой визит. Передо мной на стол легли снимки чудесного двухэтажного дома с садом. И с видом на море.

– Нет, вы не поняли меня. Я хочу поехать туда и все осмотреть…

У девушки, ее звали Райна, загорелись глаза. Я сказала, что оплачу бензин, и мы поехали на ее стареньком «Мерседесе» на море.

3
{"b":"202663","o":1}