второго этажа были полуоткрыты, позволяя мельком увидеть комнаты. Комната с
желтыми обоями, детской кроваткой и кроликами на линолеуме; большая светлая
комната с розовыми занавесками; темная комнатушка с открытыми шкафами и
горой одежды на полу.
- Ты уже, наверное, понял, – сказал Марио, когда они завернули за угол, – что
моя прабабка немного не в своем уме. Она не всегда нас различает. Если будет
называть тебя каким-то другим именем, поступай так же, как сейчас, – просто
отвечай. Ей почти девяносто четыре. Папашу Тони она узнает почти всегда – тот
ее старший сын. И матери обычно удается до нее достучаться, хотя она через
раз зовет Люсию Кларой – это была жена Папаши Тони, моя бабушка. А вот
остальных… Ну, мы с Лисс с детства привыкли.
- Джо сказал, она его бабушка, – Томми все еще пытался разобраться в
родственных связях. – Джо – брат Папаши Тони?
Даже прозвучало нелогично.
- Что ты! С чего ты взял? Нет, он брат моей матери… А, ну да. Волосы. Они давно
уже седые… Он поседел лет в сорок. Джо старше Люсии, но ненамного. Его
жена, Стейси, умерла несколько лет назад. Она не была гимнастом.
Марио открыл дверь в конце коридора.
- Вот, моя старая комната. Здесь ты и поселишься. Следующая дверь – Клэя, напротив – Барбары. Мимо старой комнаты Лисс и детской мы уже проходили.
Ванную придется делить с детьми. Здесь есть еще одна, под лестницей. Джо, Nonna и Папаша Тони живут в другом крыле, а Анжело вон там, – он показал. –
На третьем этаже есть еще комнаты, но весь этаж закрыт уже давно. Отопление
влетало в копеечку. В задней части дома бывший бальный зал. Он высотой во все
три этажа и не намного меньше «Холливуд-Боул».
Шагнув в комнату, Марио покачал головой.
- Вижу, Люсия принесла твой чемодан. Могла бы попросить кого-нибудь из
детей. Спина у нее уже не молодая.
Спальня была темная и узкая, со старомодными полосатыми обоями и
потемневшей громоздкой мебелью, из-за которой внутри казалось еще теснее.
Большая кровать, огромный комод с зеркалом, одинокий стул.
- В шкафу и ящиках осталось мое барахло, – предупредил Марио. – И тебе
наверняка придется терпеть мое соседство время от времени, если репетиции
станут частыми. Раз уж мы все в этом году парочками…
Он подошел к окну и раздернул тяжелые занавески.
- Случая не подвернулось сказать этого внизу… но я рад, что ты здесь, Томми.
- Я тоже рад.
- Я рассказывал тебе про дядю Джо, да? – Марио сел в изножье кровати. –
Когда-то они были звездами номера… гвоздем представления. Мы выступали у
Старра тогда. Большое Шоу… центральный манеж. А потом… лет девять
назад… произошел несчастный случай.
- Папа что-то такое упоминал. Только мама не захотела обсуждать при мне. А что
тогда случилось, Марио?
Парень закинул руки за голову.
- Жуткая вещь. Марк – второй мой брат, ты с ним не знаком – единственный из
детей это видел. А потом орал по ночам не один месяц. Я всегда благодарил
Господа, что меня там не было, потому что Марк больше никогда не смог
подняться на аппарат. Каждый раз, когда пытался – а он пытался, что бы тебе
кто ни говорил – просто зеленел и тихонько валился в обморок.
- Как это случилось?
- Один Бог знает. Мы с Лисс работали прямо перед тем представлением. Лисс
было пятнадцать, ей уже позволяли появляться на публике времени от времени, но в тот день она не выступала. И слава Всевышнему. В общем, Джо тренировал
Лисс, потом нас отправили мыться, но Марк остался посмотреть представление и
все видел. Трапеция оборвалась, Люсия и Джо упали. Джо пытался смягчить ее
падение, обернулся вокруг нее и ударился головой о трос. Чудо, что оба не
погибли на месте, но никогда не знаешь наверняка, как все обернется. Барни
Парриш тоже однажды врезался в трос, его отбросило на пол – и ничего, только
бедро потянул. Короче, Люсия сломала обе лопатки и ключицу. Думали, что и
позвоночник тоже. Пару лет не вылезала из больниц, перенесла кучу операций.
Она выздоровела и даже пыталась возобновить полеты, но одно плечо осталось
слишком слабым. А Джо… с виду он был невредим, даже сознания не потерял.
Все прыгали над Лу, вызывали скорую, боялись, что она не переживет и ночи. А
Джо был как будто в полном порядке. Он вышел на вечернее представление, полез по лестнице – и упал. Сказал, что ничего не видит. Он тогда сломал руку, но самое худшее случилось из-за того падения с матерью. Он оставался слепым
три недели – повредил какой-то нерв в голове. Потом зрение вернулось, но с
высотой Джо больше не мог справиться, даже по канату лезть не мог. Не то что
боялся – просто не получалось балансировать. У него в мозгу что-то
повредилось: начались страшные приступы головокружения, он падал, не мог
ходить. Его волосы стали седыми буквально за пару месяцев, – Марио развел
руками. – В общем, жуткое дело. Джо еще немного поездил с цирком, но от
приступов так полностью и не оправился. Они у него и сейчас бывают, хоть и
редко. Вертиго, так это называется. В конце концов он оставил шоу и
обосновался в городе. Держит парк развлечений на пляже.
Томми зажмурился. Лицо веселого мужчины со снежно-белыми волосами вдруг
показалось ужасным в своей жизнерадостности.
- В нашем деле бывает всякое, – мрачно сказал Марио. – Неудачное движение – и
бум! Вот ты на центральном манеже, на пике мира – а в следующую минуту
становишься никем. Если со мной такое случится, лучше уж сразу свернуть шею, да и все на этом.
- Ну ты скажешь! – разозлился Томми.
Он дрожал: в маленькой темной комнате было холодно.
Встав, Марио наклонился расстегнуть чемодан.
- Вообще-то, я ничего такого не имел в виду. Джо, конечно, не позавидуешь, но
сейчас он в порядке, прекрасно справляется. Не горюет. Иногда приходит на нас
посмотреть и позволяет Барби учиться летать. Наверное, я просто расстроился, что Лисс не приехала. Очень хотелось с ней повидаться.
Он помог Томми разобрать полки и разложить одежду. Когда они задвинули
последний ящик, Марио поднялся.
- А теперь пойдем смотреть зал.
Ступеньки, ведущие в заднюю часть дома, были узкие и пыльные, резные
двойные двери в конце лестницы потемнели от грязи – странный контраст с
идеальным порядком остальных помещений. Двери заскрипели, когда Марио
повернул ручку. Потом он налег на одну из створок всем весом, и она
распахнулась, открывая их взглядам невероятно просторный зал.
Переступив порог, Марио расшнуровал туфли.
- Одно из главных правил дома. Кидай в тот ящик, Томми.
Ящик был из грубых досок с печатью «Яблоки от Кейта» на боку. Но подбитое
войлоком дно позволяло ему скользить совершенно бесшумно.
- Папаша Тони каждый декабрь шлифует пол, – объяснил Марио. – И сохрани
Господь человека, посмевшего наступить на него в обуви. Папаша помнит
каждый отпечаток подошвы.
Марио щелкнул выключателем. Флуоресцентное освещение было здесь
единственной современной вещью. На стенах, в окружении литья и старинной
резьбы в стиле рококо, висели большие зеркала в потемневших золоченых рамах
– память о бывшем назначении зала. Стены были огромны, а зеркала, отражая
орнамент и огни, делали их и вовсе бесконечными. Целое море отполированного
до глянца паркета светилось под лампами. Томми, привыкший к самодельным
тренировочным залам, мог только рот от изумления открывать.
В дальнем конце помещения был установлен аппарат, под ним лежал большой
сверток в мешковине – страховочная сетка. Зал был столь огромен, что аппарат
ее не загромождал, и сам не казался громоздким. С потолка свисали канаты и
