Бедный товарищ прокурора Палаты казался пигмеем перед лицом таких подсудимых, и даже грозный старший председатель Петербургской судебной палаты Крашенинников явно чувствовал себя неуютно. Это был как бы показательный процесс наизнанку - пример того, как не следует устраивать политические процессы.

Защита была представлена лучшими русскими адвокатами, из которых выступили с речами три - Н. В. Тесленко, О. Я. Пергамент и В. А. Маклаков. Принести подсудимым пользу их речи не могли, так как приговор был предрешен, - но "для истории" было о чем сказать на этом историческом процессе. Ведь здесь суд брал на себя несвойственную русскому суду задачу: разрешить конфликт между двумя органами верховной власти - царем и народным представительством. Петербургская судебная палата судила Государственную Думу, Крашенинников судил Муромцева, по какому праву?

Но Маклаков не коснулся этих принципиальных вопросов. Защита его сводилась к доказательству того, что подсудимые виноваты только в "составлении", но не "распространении" воззвания и что это поэтому обвинение допускает нажим на закон, подводя их деяния под 129 статью Уголовного уложения. Эта статья грозила подсудимым лишением избирательных прав и всем было {260} ясно, что именно это является главной целью постановки процесса.

К тому же, вспоминая Выборгский процесс в свете нашего последующего опыта, нельзя не признать, что нажим на закон был сравнительно безобидный, а самый процесс был проведен в корректных формах и закончился сравнительно мягким приговором (три месяца тюрьмы). Поэтому, в то время, как речь Маклакова по делу долбенковских крестьян волнует теперь так же, как в 1905 году, едва ли может теперь тронуть патетический вопрос - "Есть ли у нашего закона защитники?" - которым он закончил свою речь по Выборгскому делу (Мой отзыв об этой речи В. А. Маклакова вызвал между нами обмен письмами. Во внимание к историческому значению Выборгского процесса, я считаю нужным воспроизвести письмо В. А., которое выясняет его трудную позицию в этом деле и избранную им, в связи с этой позицией, форму защиты. Письмо полностью напечатано в приложении к этой статье.).

В 1909 году умер знаменитый московский адвокат Федор Никифорович Плевако, друг и учитель В. А. Маклакова с первых шагов его на адвокатском поприще. Вскоре после кончины Плевако, Маклаков выступил с чрезвычайно интересным докладом о нем в петербургском Обществе любителей ораторского искусства.

Имя Плевако гремело по всей России, - громче, чем имя кого-либо из русских адвокатов. Все слышавшие его на суде восторженно отзывались о впечатлении, которое производили его речи. У Плевако был монгольский тип лица с неправильными чертами, но мой отец, слышавший некоторые из самых знаменитых его защит, рассказывал, что даже наружность Плевако {261} преображалась и он казался красавцем, когда он был "за делом", т. е. говорил.

Но таково было только впечатление очевидцев. Речи Плевако, в противоположность речам Андреевского и Спасовича, много теряют при чтении. А о нем, как о личности, приходилось слышать главным образом разного рода анекдоты, иногда занимательные, но часто пошлые, а во многих случаях попросту выдуманные.

Маклаков в своем докладе подошел к своей задаче не только, как поклонник и преданный друг Плевако, но и как его добросовестный биограф. В обширном докладе, занимающем в сборнике свыше сорока страниц, он дает написанный яркими красками портрет этого великого мастера судебного красноречия и яркую характеристику его своеобразного подхода к проблемам морали, религии, политики и права.

Лекция Маклакова о Плевако является ценным вкладом в историю русской адвокатуры. На мой взгляд, она служит одним из лучших украшений юбилейного сборника.

Особую главу в жизни В. А. Маклакова занимают его отношения с Львом Толстым. По мировоззрению, интересам, характеру деятельности, Толстой и Маклаков как будто не имели между собой ничего общего. Но Маклаков благоговел перед Толстым, и Толстой явно был к нему благосклонен.

Маклаков много раз возвращался к теме о Толстом. В юбилейном сборнике напечатаны две публичные лекции, прочитанные им в России в первые годы после смерти Толстого: "Толстой, как общественный деятель" и "Толстой и суд". Уже в эмиграции, на чествовании десятилетия со дня смерти Толстого Маклаков выступил {262} с превосходной речью - "Толстой и большевизм". И, наконец, в связи со столетием рождения Толстого, в 1928 году, в "Современных Записках" появились две большие статьи Маклакова, посвященные религиозно-философскому мировоззрению Толстого.

Из этого перечня видно, что Маклаков интересовался не только художественным гением Толстого, о котором написано так много на всех языках, но и его учением, от которого большинство поклонников "Войны и Мира" предпочитают отмахнуться. Притом в работах Маклакова чувствуется не только отвлеченный интерес к идеям Толстого, но и душевная потребность продумать и прочувствовать смысл его моральной проповеди.

Публичную лекцию "Толстой и суд" я читал с увлечением и в газетном отчете, и когда она появилась в 1914 году в "Русской Мысли". Я особенно рад тому, что благодаря юбилейному сборнику она снова стала доступной. Эта лекция кажется мне едва ли не лучшим из всего, что написано Маклаковым, - вернее, не написано, а сказано, так как и здесь мы имеем перед собой стенографическую запись его речи, произнесенной в переполненном публикой зале Калашниковской биржи в Петербурге. Ни в одной из речей Маклакова не чувствуется такой теплоты, такого увлечения темой и нигде он не достигает таких вершин ораторского искусства. Я не имею возможности говорить здесь о содержании лекции - тема "Толстой и суд" слишком глубока для беглого изложения (Отдельные места из лекции Маклакова цитируются в напечатанной в этой книге работе "Толстой и право".).

Очень интересен также доклад "Толстой, как общественный деятель" (не совсем удачно, как мне кажется, названный). В нем Маклаков с большим знанием предмета рассказывает о работе Толстого в {263} Яснополянской школе, об его участии в кормлении голодающих в 1891 году, о помощи, оказанной Толстым духоборам при их переселении в Канаду и т.д.

Аграрные беспорядки... Дело о Выборгском воззвании... Столыпин и Азеф... Последние дни царского режима... Ф. Н. Плевако, Лев Толстой... Широкий спектр русской жизни дореволюционного времени открывает перед нами сборник речей и лекций Маклакова. Перечитывая их, переживаешь собственную молодость.

{264}

ПИСЬМО В. А. МАКЛАКОВА

Париж, 2 мая 1950 года.

Спасибо за присланный Вами отчет о Сборнике. Я лежу в постели, не могу сесть за стол, но хочу Вам ответить. Не затем, чтобы с Вами спорить, а чтобы кое-что Вам пояснить. Думаю, что ничем не могу выказать более уважения и внимания к Вашему мнению.