Они ежедневно закалывали жирных оленьих быков, ибо ручные стада и домашние собаки даже на Чагарском поле оставались подвластными ножу владельца. Священному Раку принадлежали только рога, часть крови и душа каждого убитого животного. Мясо оленей тоже превосходило вкусом всякую другую еду и разбиралось пришельцами нарасхват. Не мудрено, что жители берега, презиравшие оленеводов за грубость и глупость, завидовали их жизни среди бесчисленных стад и со вздохом вспоминали о пышной меховой одежде и сладкой мясной пище, доступной каждому бедному пастуху.
Береговые приносили шкуры нерп и больших тюленей, моржовые ремни, китовину, огромные мешки, налитые смешанным китовым, моржовым и тюленьим салом, пригодным для освещения и еды. Ительмены, земля которых богата различными камнями, привозили берестяные коробки, наполненные наконечниками стрел, бережно переложенными травой; связки больших копий и маленькие топоры, искусно выбитые из кремня и другого гладкого камня, чёрного, как перетопленный жир, и блестящего, как осенний лёд[11].
Дороже всего ценились маленькие, мелко иззубренные стрелки из тускло-прозрачного камня, похожего, на нечистый лёд; они считались амулетами и обладателю давали защиту от внезапных болезней; поражая зверя, они проникали глубже других и причиняли болезненную рану, истощавшую силы, необходимые для бегства.
Мохнатые Куру приносили сладкие съедобные клубни, ожерелья и блестящие иглы, которые ценились по шкуре за иглу, так как были крепче костяных и не стачивались от шитья. То и другое шло с далёкой земли на юге[12], где, по рассказам, люди кишели, как мухи над рыбными вешалами, были искусны на выдумки и запрягали друг друга в сани, как оленей или собак.
Люди Одул приносили лосиную шерсть для вышивок, белую съедобную землю и огромные луки, склеенные из двойных деревянных полос. Мореходы Юит приносили китовый ус для подбивания полозьев и искусно сделанные наконечники гарпунов; маленькие Оленные Всадники, не допускавшие приближения чужих людей, выносили из своего лагеря ковши из бараньего рога, арканы, искусно плетённые из жил, острые кремни, дававшие искру при взаимном ударе, и клали их на снегу, безмолвно требуя равноценного дара.
Обширная долина на берегу Анапки, между двумя грядами холмов, покрытыми с южной стороны порослями ивняка, была вся занята лагерями гостей. Все племена стояли порознь, и даже люди, пришедшие из соседних посёлков, недоверчиво отодвигались друг от друга, невзирая на безопасность места. То было время, когда близкие соседи враждовали друг с другом дольше и ожесточённее всего.
Оленеводы соединились стойбищами по околоткам и, поставив походные шатры, отаборились в большом кругу саней, соединённых стоймя. Поморяне выгребли ямы в снегу, обставили их длинными ездовыми нартами и окружили снежным окопом. Кроме того, они привязали снаружи самых чутких и злых собак. Люди Одул ушли в глубину тальника и построили себе шалаши из ветвей на подветренной стороне холмов. Мореходы Юит воздвигли целую крепость из огромных глыб снега, скреплённых водою, как несокрушимым цементом. Только боязливые Оленные Всадники поместились в чистом поле без всякого стана. Их вьючные сумки были всегда завязаны, лёгкие палатки едва держались на жердях, совершенно ручные олени, прибегавшие на зов, как собаки, паслись вблизи. При первом признаке тревоги эти маленькие людишки, похожие на степных тушканчиков, могли собрать свой летучий караван и умчаться прочь.
Все народы сошлись почти одновременно, ибо от этого зависела безопасность взаимной встречи и быстрота торга. Торг должен был начаться завтра, ибо первый день всегда был посвящён жертвоприношениям. Во всех разнообразных лагерях, от края до края долины, слышался громкий и дробный стук бубнов, унылое пение шаманов или нечеловеческие вопли злых духов, воплотившихся на время в теле своих служителей. Оленеводы убивали оленей и опрыскивали свежей кровью четыре стороны света, выставляли на снегу маленькие жертвенные фигурки из сала и тёртых листьев и делали возлияния огню и воде густой и пахучей похлёбкой, сваренной с жиром и кореньями. Приморские жители убивали щенков и выставляли их на длинных заострённых шестах.
Ительмены наделали идолов из дерева и приносили жертву им, хотя это могло возбудить ревность Авви. Трое людей Куру, пришедших вместе с ними, строгали из дерева замысловатые стружки, которые они считали величайшей святыней; люди Одул творили заклинания над зловещими чёрными мешочками, где заключались высохшие части трупов, принадлежавших различным предкам и разделённых поровну между потомками. Мореходы Юит хлопотали у молитвенных картин, нарисованных кровью на игрушечных вёслах, а Оленные Всадники тихо и осторожно гремели челюстями диких оленей и связками медвежьих зубов, которые набрались в их мешках после прошлогодней охоты.
Оленеводы предлагали свои дары богу молча и гордо. Они знали, что их шкуры и мясо – предметы общего вожделения, и не думали о ценах, но приморские жители ревностно молились о том, чтобы Авви умягчил сердце богатых кочевников и отуманил их ум и позволил приобрести от них столько рухляди и одежды, чтобы хватило на раздачу всем домочадцам и приятелям в родном селении. Боязливые Оленные Всадники не знали, о чём молиться. Их круглые быстрые глазки были жадны, как сорочьи, и привлекались больше всего к новым предметам, самое употребление которых оставалось для них неизвестной загадкой.
Мышееды[13], стоявшие лагерем в левом углу обширного Чагарского поля, не молились и не приносили жертв. Они пришли с безлюдной тундры, лежавшей к югу от плоских гор Палпала, и отличались пестротою одежды, ибо кафтаны из сурковых шкур перемежались в их среде с оленьими рубахами и жёсткими балахонами из плохо выделанной тюленины. Одни из них приехали на санках об одном олене; другие на паре небольших собак, мохнатых и коротконогих и столь свирепых, что они часто бесились от ярости; третьи пришли пешком на небольших лыжах из ремённой плетёнки, с копьём вместо посоха и котомкою за плечами.
Мышееды были беднее всех людей севера, ибо их земля не родила даже мха, и Авви, ненавидевший их за безбожие и сварливость, не позволял рыбам подниматься в их реки. Мышеедами их звали за то, что они не гнушались никакой пищей, и ребятишки их забавлялись, выкапывая мышей из земли и проглатывая их целиком, как голодные собаки. Сами себя они называли просто «людьми» и даже «настоящими людьми». Соседние племена презирали их от всей души и навязывали родство с ними друг другу. Оленеводы считали их отраслью рода Юит. Мореходы называли их, как и оленных, тундреными бродягами, приморские собачники сложили насмешливую сказку, будто Мышееды родились от помёта собачьих нарт, проезжавших сквозь восточную тундру для торга.
На самом деле Мышееды представляли смесь различных племён и были потомками всевозможных отверженцев, бежавших из приморских посёлков и кочевых стойбищ после какого-нибудь непоправимого преступления. Убийцы и осквернители домашнего огня, расточители стад, последыши выморочных семей и теперь постоянно уходили в эти степи, необозримые, как море, где Мышееды обеспечивали им убежище и защиту от мести их врагов. Мышееды не боялись ни богов, ни людей; в своих стойбищах они не приносили жертв даже в то время, когда мстительный Дух Заразы проходил над землёю, рассыпая направо и налево свои незримые стрелы. Они не боялись и не избегали смерти. Старики и больные приказывали родственникам немедленно убивать себя. Юноши и девушки лишали себя жизни по минутному капризу, от злости, от огорчения в любви, от обманутых ожиданий.
