«Дуэль» недавно публиковала распространенное в Интернете выступление представителя американских диссидентов Кристофера Боллина по поводу теракта 11 сентября 2001 г. в США[1](Здесь и далее ссылки на литературу – прим. изд.). Боллин практически без обиняков указывает на спецслужбы США как на преступников, организовавших это преступление. Думаю, что 99 процентов средних обывателей на это заявление возмущенно замашут руками: «Боллин спятил! Как могут люди, предназначенные для предотвращения подобных преступлений, сами их организовать?! Это абсурд!» Да, согласен, против подобных заявлений протестует все естество, весь опыт, все, что видел, читал, слышал. Тем не менее, давайте не спеша рассмотрим и обдумаем то, что представляют из себя спецслужбы основных стран в настоящее время. Но сначала несколько слов о правоохранительных органах вообще.

Мне уже приходилось писать, что наши суды и прокуратура, обюрократившись, полностью перестали служить народу и сформировались в паразитические бюрократические органы на шее населения. Что нужно народам всех стран? Им нужно отсутствие преступлений, но отсутствие преступлений, во-первых, делает ненужными суд и прокуратуру, а во-вторых, победа над преступностью требует от работников суда и прокуратуры ума и трудолюбия. А как много умных людей в наше время попадает в эти органы?

Поэтому нынешняя юстиция, причем во всех «цивилизованных» странах, заявляет, что ее задача – это не отсутствие преступности, а некое «правосудие». Но если вдуматься, то кому это «правосудие» нужно, кроме самих юристов? Представьте, что у нас в стране прекрасное «правосудие», но из-за бандитов и убийц на улицу нельзя выйти. И что – нам нужно такую ситуацию считать большим счастьем? Однако именно такая ситуация – это счастье для суда и прокуратуры: раз общество захлестнула преступность, то для «правосудия» море работы, море взяток и т. д.

Кроме этого, под «правосудием» нынешние юристы считают не такое положение, когда наказывают только виновных и ни один невиновный не страдает, а всего лишь исполнение процессуальных, для них чуть ли не ритуальных, законов и правил. В результате преступника освобождают только потому, что полицейский не зачитал ему перед арестом его права, как мы это видим из американских детективов. Но если суд реального преступника освобождает по формальным причинам, то при чем же здесь правосудие?

Однако общие правоохранительные органы если и поддерживают преступность на высоком уровне, то хотя бы не плодят ее явно, а вот создаваемые для борьбы с отдельными преступлениями спецслужбы для своего существования прямо совершают преступления против своего народа и государства. Обыватель в это не может поверить из-за своей умственной ограниченности. (Как можно думать, что ФБР и ЦРУ совершают преступления против США? Как можно думать, что ФСБ совершают преступления против России? Это абсурд!) Между тем в это не требуется верить, нужно просто попробовать вообразить себя на месте работников этих спецслужб, попробовать понять в чем их интересы.

Если обратиться к истории, то я могу вспомнить только такой, наиболее старый случай инициирования спецслужбой преступлений, с которыми она должна бороться. Описал его русский чиновник П.И. Мельников в своем романе «В лесах» и в специальной сноске подчеркнул, что данный случай является фактом[2].

В 40-х годах XIX столетия Николай I создал спецслужбу по борьбе с конокрадством. А на огромных просторах лесного Заволжья этого преступления не существовало вовсе. Крестьяне там не имели пастухов, лошадей и скот утром выгоняли в леса, а вечером они сами возвращались домой. Для экстренного поиска лошадей им цепляли на шею колокольчики или бубенчики. Скот (коров и овец) воровали, таких воров скота крестьяне называли «волками», и эти «волки» продавали ворованное мясо купцам на солонину для волжских бурлаков. Но лошадей никто и никогда не воровал. Однако как только в этот район приехал комиссар по борьбе с конокрадством, практически сразу же началось и конокрадство. Эти события настолько четко последовали одно за другим, что у крестьян эти комиссары, а после упразднения комиссаров заменившие их чиновники получили прочное прозвище «конокрады». Сам Мельников, судя по всему, рассматривает этот случай как анекдот, как случайное совпадение. Ему тоже было трудно поверить в то, что сама спецслужба может инициировать преступление.

Между тем было бы анекдотом, если бы в область с разгулом конокрадства приехал комиссар по борьбе с ним, и конокрадство бы вдруг прекратилось. Вот это бы было необычайно! А то, что оно началось с учреждением спецслужбы, – вот это как раз естественно. Ну поставьте себя на место этот комиссара.

Его назначили в эту область с хорошим жалованием, с квартирными, достаточными для оплаты особняка, с дровяными, кормовыми, с проездными, с представительскими и прочими деньгами. Ему разрешено ездить тройкой и с колокольчиком, а это значит, что не только крестьяне, но и купцы обязаны уступать ему дорогу. Он счастлив. Одно плохо: как минимум один раз в год он должен посылать в Петербург отчет о своей работе. А что в нем писать? «Украдено лошадей – 0, поймано конокрадов – 0, предотвращен ущерб – 0»? Ну и сколько же лет Петербург будет платить ему деньги взамен такой отчетности? Ведь если воровства лошадей не будет, то через 2-3 года его должность просто упразднят, а назначат ли его на лучшую должность? Должностей мало, а желающих их получить много… Как не вертись, но если ты комиссар по борьбе с конокрадством, то конокрадство в твоей области обязано быть, даже если его тут не было со времен царя Гороха.

Это не значит, что комиссар сам бросился воровать лошадей – зачем? Да и опасно это. Думаю, что он с ознакомительными целями объехал окрестные губернии, а там в каталажках посетил конокрадов, ожидающих суда и кнута, и гордо похвастался перед ними, что он в Заволжье искоренил конокрадство так, что крестьяне своих лошадей вовсе не охраняют. Ну и конокрады съехались в Заволжье, чтобы посмотреть на лошадей, пасущихся в ночном без сторожей. А раз конокрадство началось, то и комиссару по борьбе с конокрадством есть теперь о чем написать в отчетах, теперь он за свою судьбу может быть спокоен.

Вот в этом пакостность специализации борьбы с чем-либо. С одной стороны, специализация, как и в любых других отраслях, сулит эффективность. Но с другой стороны, аппарат этой борьбы с победой гибнет сам. А это люди. И этим людям отнюдь не в радость в середине или на склоне карьеры вдруг менять профессию и начинать с азов и с небольшой зарплаты. Поэтому им не до победы в объявленной войне – им важно сохранить себя, а не общество, раз уж у общества хватило ума их специализировать.

В этом плане общие полиция или милиция выгодно отличаются от спецслужб. У них работа всегда есть, а при нынешнем мировом падении морали – и всегда будет. И если даже какой-нибудь участковый Аниськин искоренит в своей деревне преступность начисто, то его наградят медалью, но должность его не упразднят, поскольку все понимают, что хоть один-то милиционер обязан быть на всякий случай.

Когда во главе страны кретины, то любые спецслужбы имеют возможность свое существование сделать самоцелью, перестать работать на интересы общества и даже наоборот – заставить все государство работать на себя. Кристофер Боллин писал: «Стоит припомнить, что в результате объявления «войны наркотикам» число наркоманов на улицах Америки возросло точно так же, как в результате «борьбы с неграмотностью» еще меньше детей стали уметь читать»[3]. Что касается второго утверждения, то напомню, что президент Клинтон в 1997 г. в своем обращении к нации поставил задачу научить читать и писать всех 10-летних американцев[4], а пришедший к власти Буш-младший скорректировал эту задачу достижением грамотности 12-летних, тем не менее 77% восьмиклассников не способны сдать экзамен по чтению[5]. Так что тут Боллин ничуть не перегибает палку.