Постепенно я заметил одну особенность состава людской массы вокруг меня: среди пассажиров конвейеров не было сборщиков информации. Как я понял, их отсутствие говорит о том, что Ассоциация сборщиков информации прекратила выполнять свои функции и что в результате симулятор Верхнего Мира остался без своей системы получения ответов на вопросы.

Джинкс молча ехала, стоя рядом со мной; ее глаза смотрели вдаль, лицо выражало полнейшую отстраненность от всего, что происходило вокруг нас.

Мои собственные мысли тоже унесли меня куда-то; эти мысли выходили далеко за пределы сдавленной бесконечности моего существования. Я пытался представить, чем занимается сейчас Большой Оператор. Поскольку наше время эквивалентно времени того мира, Оператор, безусловно, должен уже бодрствовать.

Может быть, в ту самую минуту Он проводит встречу со своим комитетом советников. На это указывало то, что Оператор до сих пор не входил в сопереживательную связь со мной. Впрочем, я ничуть не сомневался: Он не замедлит связаться со мной электронными узами, едва формальности той встречи завершатся. И это станет знаком того, что конец близок.

Под огромным весом многочисленных пассажиров мобильные ленты замедлили свой ход до черепашьей скорости. Справа от меня люди без труда сходили с конвейера, чтобы слиться с толпой, заполонившей проезжую часть, и продолжить свой путь к зданию «Реэкшенс», что в двух кварталах отсюда.

Джинкс крепче сжала мою руку:

— Чувствуешь какие-нибудь признаки связи с Ним?

— Пока нет. Наверное, Он все еще на совещании.

Но даже отрицая присутствие Большого Оператора, я понял, что Он все-таки уже находится в сопереживательной связи со мной. Теперь я мог ощущать: Он здесь, только ощущение стало гораздо более тонким, чем в предыдущих случаях.

На этот раз связь не вызывала тех страданий, той глумящейся надо мной боли, как случалось раньше. Каким-то образом я знал, что в этот раз Оператор просто занимается наблюдением. Если Он и собирается меня помучить, то по какой-то причине отложил это на более поздний срок.

В посмотрел в левую сторону, и в поле моего зрения попала Джинкс. Я почувствовал, как Оператор насторожился, увидев ее. И я осознал: Он докапывается до недавних событий, чтобы быть в курсе того, что со мной происходило.

Думаю, я безошибочно распознал Его удовольствие и садистское удивление, когда тот узнал, что Джинкс добровольно пошла на гибель вместе с Его обреченным симулектронным детищем.

Я никак не мог догадаться, по какой причине Он еще не начал своей пытки, почему до сих пор не исказил настройку модулятора. Но чуть позже ответ на этот вопрос стал ясен: одна из самых гнусных форм пытки заключается в том, чтобы дать понять жертве, что ее страдания вот-вот начнутся, но задерживать их начало.

В ответ на эту мысль психический компонент Его злобного смеха проник в мое сознание с такой силой, что я его почти услышал. Я понял, что мне больше нельзя терять время, не зная, сколько его осталось. И, ощутив это мое новое беспокойство, Оператор, казалось, стал злорадствовать еще больше.

Мы сошли с конвейера и начали пробираться сквозь толпу пешком, расталкивая человеческую массу плечами.

Холл! — подумал я.

Ответа не последовало. Тут я вспомнил, что связь между нами односторонняя.

Холл, мне кажется, что я могу спасти для тебя этот симуляторный комплекс!

Я не ощутил никакого намека на веселье в реакции Оператора. Неужели Он меня слушает? Но конечно, Он уже должен знать, что я планирую совершить. Без сомнения, Он узнал это из моих периферийных мыслей.

Я хочу заставить эту толпу атаковать машину Сискина. Мне все равно, что станет со мной.

Интересно, насколько Ему понравится то, что я отбросил свой страх и чувство униженности, обращаясь к Нему прямо и бесцеремонно?

Я собираюсь добиться того, что никто не захочет мириться с существованием симулятора Сискина. Люди сами уничтожат его. А ведь как раз этого ты и хочешь! Но в разрушении симулятора необходимости нет. Поверь мне. Потому что здесь, внизу, мы можем сохранить и машину Сискина, и твоих сборщиков информации. Все, что нам нужно сделать, — это проследить, чтобы «РЕИН» работала только над исследованием социологических проблем.

Я по-прежнему не обнаруживал признаков того, что Большой Оператор задумался над моими словами или хотя бы слушает их.

Мне кажется, я могу настроить мнение общественности против Сискина. Силу своего гнева они обрушат на «Симулякр-3». Я не смогу этому помешать. Но ты можешь. Это будет просто сделать. Сильная буря — как раз после того, как я разозлю толпу, — обратит людей в бегство.

А тем временем ты сможешь перепрограммировать нескольких реагентов. Лиши Сискина его финансовых средств. Устрой принятие законопроекта для национализации его машины. Тогда широкая публика начнет следить за тем, чтобы симулятор использовался исключительно для изучения человеческих взаимоотношений. Надобность в сборщиках информации в этом мире нисколько не уменьшится.

Что Он делает? Играет со мной? Молчит только для того, чтобы усилить мое волнение? Или слишком увлеченно ждет, когда меня заметят полицейские? Или думает о том, как поступит со мной толпа, когда разрушу ее заблуждения?

Я стал всматриваться в небосвод в поисках признаков того, что Оператор готовит предложенную мной бурю. Но на небе не было ни облачка.

Теперь до здания «Реэкшенс» оставался всего один квартал. А народ так сильно запрудил улицу, что мне едва удавалось вести сквозь нее Джинкс.

Впереди красовался яркий транспарант, которым Сискин украсил фасад здания:

Конечно, это было вранье. У Хита не хватало времени на то, чтобы перепрограммировать симулятор на выполнение новой функции. В конце концов, Сискину предстояло потешить людей какими-нибудь идеалистическими разглагольствованиями — возможно, в качестве подготовки к новому законодательному выпаду против сборщиков информации — после того, как публика протопчется на площади несколько часов.

Толпа двигалась вперед, увлекая нас вместе с собой. И я был благодарен Сискину за эту «демонстрацию». В моем распоряжении находились тысячи потенциальных слушателей моей речи.

Джинкс с тревогой посмотрела на меня:

— Уж теперь Он наверняка настроил связь!

Но я изо всех сил направлял мои мысли к Большому Оператору, самым решительным образом обращаясь к Нему с последней просьбой:

Холл! Если ты сейчас думаешь над тем, что я говорил, то у меня есть еще всего пара вопросов, которые я хочу поднять. Дороти Форд заслуживает лучшей судьбы. С помощью перепрограммирования ты можешь стереть всю гадость, через которую ей пришлось пройти. С руководством социологическими исследованиями Уитни справится лучше, чем Хит. И еще: придумай какой-нибудь способ, чтобы вывести отсюда Джинкс. Сам я этого не могу.

Мы достигли перекрестка у здания «РЕИН», и я почувствовал себя человеком, который только что творил молитву. Чувство неопределенности, последовавшей за моей беззастенчивой просьбой, возможно, было сходно с обращением к божеству по крайней мере в одном: от Бога тоже нельзя ожидать устного ответа на молитву.

И вот я почувствовал это — нарастающее головокружение, ревущий звук, который вовсе не звук, тошноту, языки нереального пламени, облизывающие все мои чувства.

Большой Оператор исказил настройку модулятора. И сквозь нарастающий вал мучений ко мне опять пробилось ощущение того, что Он дико хохочет.

Он слышал меня. Но мое жалкое смирение лишь обрадовало Его, наполнив восторженным предвкушением хорошей потехи.

У меня мелькнула мысль, что, возможно, Большому Оператору вовсе никогда и не хотелось спасать свой мир. Может быть, уже долгое время Оператор с нетерпением ждал тех минут, когда Он с диким азартом будет внимать ужасу тысяч реагентов, которые увидят, как их Вселенная разрушается прямо у них под ногами.