Он встал с табуретки и, видимо взволнованный разговором, несколько раз прошелся взад-вперед по комнате.

– Однако, поздно, засиделись мы, – сказал Ольгин. – Пора спать.

– Да, да, – машинально подтвердил Абрамов.

– Кого вам в проводники выделили? – спросил я у него.

– Андрея Геонка, – сухо ответил он.

Мы с Ольгиным понимающе переглянулись.

Я стал расстилать медвежьи шкуры, любезно предложенные мне хозяином. Возле печки похрапывал дед: он лежал на кровати, все так же поверх одеяла в своей неизменной шубе, в малахае и в валенках.

Абрамов возился возле плиты, развешивая олочи, растрясал вынутую из них траву – хайкту, незаменимую подстилку таежных ходоков, и долго потом в темноте ворочался в спальном мешке, по-стариковски кряхтел.

На следующий день рано утром пришел проводник Геонка. Это был невысокий коренастый удэгеец с продолговатыми карими глазами; за спиной у него висели котомка и ружье, в руках тонкие, изящно выгнутые в виде фигурной скобки лыжи, подклеенные снизу камусом.

– Здравствуй, товарищ Абрамов! – приветствовал он от самого порога Константина Георгиевича, не обращая на нас никакого внимания, как будто, кроме Абрамова, в избе никого не было. – Смотри, какие лыжи! Тебе принес. Свои лыжи. Бери, старик! Много ходить по тайге надо. Твои лыжи – плохой чурбак. Куда такие лыжи брать? За дрова и то не дойдешь.

– Нет, спасибо, тебе самому они нужны, – ответил Абрамов, смущаясь. – Мои лыжи тоже неплохие.

– Зачем тебе так говори! – воскликнул удэгеец. – Я сам вчера видел – толстые, как доска все равно. Бери! У меня есть еще, у брата взял.

Абрамов принял лыжи и с чувством пожал руку Геонка.

– Спасибо!

– Тебе тож спасибо!

– За что же?

– Учил меня хорошо, – ответил Геонка и вдруг рассмеялся.

Мы тоже рассмеялись. Стало как-то светло и радостно на душе, словно тебя ключевой водой умыли.

Через час, позавтракав и навьючив нарты, они тронулись в путь. Возглавлял шествие Геонка, за ним Амур с Янгуром тянули нарты. За нартами, слегка сутулясь, шел Абрамов неторопливой хозяйской походкой.

1954