— Букет моей бабушки, — сказал командир. — Не хватало только обледенения!

Машину снова тряхнуло. Падала высота.

— Ищи площадку, парень!

Второй пилот посмотрел на стрелку высотомера. Потом в форточку кабины. Смотреть было не на что.

Туман, поднявшийся с моря, затянул покрытые снегом сопки. Верховой ветер гнал навстречу обрывки облаков.

— Пойдем вдоль моря, Юра. Может там?..

Левой ногой командир тронул педаль. Качнулся штурвал. Задрав вверх правую плоскость, самолет развернулся и лег на обратный курс.

А что он даст, этот обратный курс?

На приборной доске загорается светлячок, красная лампочка на шкале — бензобаки левой группы почти пусты…

Командир добавляет газ, надо уйти от земли в небо. Греется двигатель. Второй пилот открывает створки капота. Смотрит налево: командир навис над штурвалом.

— Идем на посадку, — сказал командир.

Второй пилот прижимает лицо к стеклу. Впереди один туман, где-то в нем проступает темное пятно. Что это? Может быть, площадка? Ведь для вынужденной посадки нужна пусть маленькая, пусть не совсем ровная, но площадка!

Темное пятно в серой массе тумана превращается в плоскую вершину сопки. Сопка несется навстречу.

— Юра, держись! — говорит командир.

«Так ли это, как пишут в книжках?» — думает второй пилот.

Машину бросило вправо. Вираж. Нырок. Штурвал на себя.

В разорванных клочьях тумана мелькнуло ровное поле.

— Площадка! — крикнул второй пилот.

— Вижу, — кивнул командир. — Садимся.

Под большим углом к земле машина пошла вниз.

Сброшен газ. Штурвал прижимает второго пилота к сиденью. Свист воздушного тормоза…

Потом они закрепляли машину. Пурга только началась, а охотничью избушку командир увидел еще с воздуха.

Они подошли к ней и отбросили снег, заваливший вход. За дверью, закрытой на щеколду, было тесно и холодно, но у печки высилась горка из дров, заготовленных тем, кто побывал здесь последним.

— Разведи огонь, — сказал командир. — Я схожу к самолету, принесу «НЗ». Эх, черт, связи нет, тряхнуло нас прилично, давно так не садился…

— Может быть, пойду я? — сказал второй пилот.

— Посмотри, что за дверью делается! У меня нет желания писать твоей маме грустные письма…

В печурке плясал огонь, за стеной надрывался ветер, второй пилот подбрасывал поленья. Ввалился в дверь, побитый пургою командир, чертыхался, вытряхивал снег из карманов куртки, выкладывал на колченогий стол галеты, тушенку и сахар. Они выпили чай, помолчали, и стали укладываться. Командир быстро уснул, а второму пилоту вспомнились сегодняшний день и утро его, ничем не предвещавшие такой поворот событий.

…Кофе был горячий и крепкий. Морщась, допил он последний глоток, встал из-за стола и натянул унты. Хотел развязать тесемки на шапке, но раздумал и поднял воротник куртки. Скрипнули половицы. Бухнула промороженная дверь.

Улицу заполнил синевато-серый полусвет, что предваряет утро. Тускло горели звезды, тихо жаловался снег под ногами. За ночь сдал мороз, и сейчас было непривычно тепло.

На аэродроме, у прилетевшего вчера «Ли-2», суетился экипаж. Рядом стояла и их «Аннушка».

— Я сказал техникам, чтобы расчехляли, — услышал он сзади голос командира. — Ты возьми погоду, да зайди в отдел перевозок, говорят, есть срочный груз в Бухту.

В метеобюро синоптики разложили карту прогнозов и смотрели на нее, качая головами.

— Что, плохо? — спросил пилот.

— Да нет. Вроде все в норме, только вот здесь подозрительное движется. Но еще далеко, — сказал старший синоптик. — Так что даем «добро». Двигайте в Бухту.

Взлетели они нормально. Вскоре прошли над поселком Монино. И стало видно, как с моря навалилась на берег бело-серая метеомразь. Диспетчер из Пролива сообщил: аэродром закрыт из-за плохой погоды.

Второй пилот вспомнил слова училищного преподавателя метеорологии.

— Погода, — говорил он, — хитрая штука, не угадаешь, когда сделает ход конем.

Вот тебе и «ход конем»…

Увеличили скорость, чтобы скорее добраться до Бухты. Оттуда им сообщили:

— Мы тоже закрылись. Попробуйте сесть по схеме привода.

Они попробовали, но в самый разгар радиосвязи стали «помогать соседи». Чужая станция с другого берега океана следила за находящимся в воздухе самолетом и забивала всякую связь с землей.

Сесть не удалось.

Набрав высоту, легли на обратный курс, и он привел их машину к вынужденной посадке…

Прошло трое суток. Без устали бесновалась пурга. Потом все исчезло. Было тихо. Изредка с юга приходило теплое дыхание океана. Они стояли у разрытого сугроба и молча смотрели на остывшую машину.

Командир повел носом и оглянулся.

— Мы на острове, — сказал.

— На острове? — переспросил второй пилот.

— Здесь злые духи жили когда-то. Я читал об этом, или может, мне говорили…

Второй пилот с опаской поглядел на утесы, торчащие рядом с приютившей их «стрекозу» площадкой.

«Смог бы я так притиснуться?» — подумал он.

— И вроде шаман здесь жил, крепкий такой по части колдовства шаман, — продолжал командир. — Хозяин злых духов этих…

— А где же он сейчас?

— В колхоз вступил. Где же ему еще быть?

Они долго возились с машиной, хотя лететь было не на чем. Стрелки бензомеров уперлись в ограничитель. Радиостанция не работала. Но они продолжали готовить машину к взлету, безнадежное дело, а все-таки не так тоскливо…

— Нам бы ступу тех духов, — мечтательно сказал второй.

— Чудак, — сказал командир. — Ведь это же чукотские духи. Ступами они не пользовались.

Вернувшись в избушку, они снова пили чай.

— Все в порядке, командир, — сказал второй пилот. — Штатное расписание учреждения «Необитаемый остров» заполнено. Есть Робинзон, есть и Пятница. Правда, климат, несколько того… Будем описывать наше приключение с учетом северных коэффициентов…

Их нашли на пятые сутки, к концу короткого зимнего дня. Над островом прошел самолет. Что-то темное кувырнулось в сугроб.

Разрыв снег, «Робинзоны» нашли бутылку и журнал «Огонек», засунутые в кирзовый сапог.

— Юмористы, — командир покачал головой.

— А записки нету?

— Есть. «Завтра прилетит вертолет. Разгадывайте кроссворд. Натирайтесь спиртом. Изнутри полезнее…»

Рассвет. Белесый, без солнца небо и тундра одного цвета, горизонт едва угадывался. Сверху лениво падали большие снежные хлопья, а может быть, их и не было. Может быть, они чудились ему…

Голова медленно клонилась к рычагам, но он выпрямился, заставил себя смотреть вперед на несуществующую дорогу и расплывшийся горизонт.

Человек облизал потрескавшиеся губы. Чайку бы сейчас, покрепче…

Кочка под гусеницей бросила вездеход вправо. Он потянул на себя левый рычаг.

Дойти б вон до той сопочки… Там, кажется, есть охотничья хижина. Сколько до нее, до сопки? На вид километров пять-десять, а может, окажется и все сто пятьдесят. Тут уж так, в этой стране…

И поесть бы… Нет, того, что осталось, он не тронет, кто знает…

Тундра пошла неровная, и теперь от постоянной работы рычагами стало жарко. Он остановил машину, вылезая глянул в зеркальце. Лица не было. Черная маска, на маске угольками — глаза. И зубы. Нет, зубов не было. Человек не улыбался.

…Собрание обычное — подводили итоги прошлого и брали обязательства на будущий год. На таких настоящей рубки не бывает.

А тут прорвало ребят. Командира отряда и замполита одолевали они вопросами. И почему с планом ерунда, и почему летчики должны в поте лица сами организовывать погрузку самолетов, и в столовой беспорядок, а когда летному составу жилье, наконец, будет — приходится в гостинице болтаться…

Потом вышел начальник службы связи, о которой докладчик сказал, будто там коллектив комтруда, и ошеломил всех, заявив в зале: «Верно!»