Бату-хан встретил Барчака ласково, и половец пал духом: такое начало не предвещало ничего доброго.

— Расскажи нам, хан Барчак, что произошло в ту ночь, когда ты потерял всех своих людей и наши воины погибли тоже, — сказал Бату-хан. — Мы хотим знать подробности. Кто были неизвестные?

— Руссы, — ответил Барчак.

— Но откуда взяться такому сильному войску в этой разоренной стране?

— Повелитель Вселенной, — сказал Барчак, — руссов немного. Но если их ведет в бой тот человек, то сила каждого удесятеряется.

— Какой человек?

— Мне кажется, я узнал его голос.

— Кто же он?

— Евпатий Коловрат.

— Коловрат?

— Да, Повелитель Вселенной. Еще в первую встречу с тобой я говорил, что это самый смертельный мой враг. Воевода Коловрат держал своей дружиной полуденную границу Рязанского княжества. Это страшной силы человек, умеет он и других увлечь за собой.

Барчак замолчал. Молчал и молодой монгол. Насупившись, смотрел он в пол, и кто знает, о чем он думал.

Молчание затягивалось, но никто бы не посмел и шелохнуться.

— Ну что вы все молчите?! — вскричал вдруг Бату-хан. — Надо изловить его и доставить в мой шатер!

Сыбудай решил, что пора вмешаться, и приблизился к Бату-хану.

— С этим воином надо быть осторожным, мой Повелитель, — заговорил он. — Пусть дружина его мала, но она воюет по-своему, он бьет и сразу уходит, избегает ответного удара. А урон от него большой. Наши люди стали бояться ночи… Выслушай, Повелитель, князя Глеба.

— Говори, — кивнул Глебу Бату-хан.

— Надо послать гонцов, — сказал Глеб, — чтобы те от имени Повелителя Вселенной обвинили рязанского воеводу в трусости.

— Как ты сказал?

— Надо обвинить Коловрата в трусости. Мол, может он нападать лишь на спящих и безоружных, а на честный бой не способен. Не стерпит он оскорблений, и тогда кто-нибудь из твоих батыров, Повелитель Вселенной, вызовет Коловрата на поединок.

— Я понял, — сказал, подумав, Бату-хан. — Хостоврул!

— Здесь я, Повелитель, — отозвался из толпы грубый голос и, расталкивая приближенных, вышел вперед здоровенный монгол, шурин Бату-хана.

— Ты бросишь вызов русскому воину, — сказал молодой монгол. — Согласен?

Хостоврул пожал литыми плечами.

— Согласен, — ответил он, и на плоском его лице зазмеилась улыбка. — Давно не развлекался.

— Сыбудай, — сказал Бату-хан. — Готовь посланцев к Коловрату, пусть сыщут непременно… Все идите прочь! А князю Глебу остаться…

Ярко светило солнце.

По обоим берегам Клязьмы стояли две рати. На левом, где раскинулась деревня Покров, стояло несметное монгольское войско, и сам Бату-хан расположился в походном шатре на возвышенье, чтоб получше разглядеть поединок шурина своего с Коловратом. На правом берегу, спиною к ближнему лесу, за которым шли губительные мшары вплоть до озера Светец, расположилась русская дружина.

Рязанцы сами выбрали это место. Особый расчет был у сотника Ивана. Правда, он отговаривал, как мог, Коловрата от поединка с монгольским богатырем, видел в сем какой-то подвох. Но убедить Евпатия не сумел, воевода вне себя был, когда назвали его трусом.

Иван в Коловрата верил, знал, что другого такого воина земля еще не родила. А какой слух пойдет по Руси об этом поединке! Только б не схитрили монголы…

Не знал Иван, что ловушку для них готовит русский, который знает повадки бывших своих земляков и уже заранее рассылает монгольские отряды, чтобы те могли отрезать рязанской дружине путь к лесу. А ведь именно в лес и в болота сотник Иван собирался заманить поганых насильников.

По указанию Сыбудая спешили китайские умельцы установить потаенно стенобитные орудия. Покривился Бату-хан, услыхав об этом, но спорить с одноглазым наставником не стал.

…Чист, незапятнан, не испещрен следами был снег, покрывший лед на реке Клязьме.

Завыли монгольские трубы.

— Пущай себе воют, — сказал Коловрат и повернулся к дружине. — Рязанцы! — крикнул он. — Наше слово коротко: смерть проклятой орде! Одолею я подлого монгола — все как один на врага! Погуляем всласть на бранном поле!

Знал Коловрат, что не сладить его дружине с монгольской тьмой, но не даром же держали совет — сам Евпатий, князь Олег и сотник Иван. Снова завыли трубы.

— Вишь, торопятся! — усмехнулся Коловрат. — На тот свет захотелось…

На лед Клязьмы выехал с гиканьем Хостоврул. И в тот же миг конь вынес Евпатия ему навстречу.

Он с маху пролетел мимо Хостоврула, тот не успел даже взмахнуть саблей. Коловрат развернул коня и стал сходиться с насторожившимся монголом, держа в правой руке меч и подергивая поводья так, что конь его слегка рыскал, создавая впечатление, будто хозяин не решается сойтись, трусит очертя голову броситься на противника.

Хостоврул привстал в седле, дико заверещал и рванулся вперед.

И вот они сшиблись.

Хостоврул резко посунулся вправо, изогнулся, рванул коня и оказался сбоку от Коловрата, к его левой руке, теперь рубить Евпатию было несподручно.

Батыев шурин взмахнул рукой, сверкнула кривая сабля, клинок метнулся к незащищенной шее Коловрата.

Но случилось непредвиденное. Никто не успел углядеть, как тяжелый меч перекинул Евпатий из правой руки в левую. С резким лязгом ударил саблей Хостоврул в подставленный вовремя меч Коловрата. Знаменитый заморский клинок монгола не выдержал и переломился.

И тут поворотив коня — без поводьев, движением ног, — Евпатий вознес обеими руками меч, кованный в Кузнечной слободе славной Рязани, и обрушил его на Хостоврула.

Это был страшный удар русских воинов, о нем знали и боялись его многие враги, приходившие за наживой на эту землю.

Коловрат метил в основание шеи, наискосок, и меч его развалил богатыря Хостоврула, как полено. Ошеломленные страшной гибелью Хостоврула, монголы недвижно стояли на левом берегу Клязьмы. Евпатий Коловрат поднял коня на дыбы, поворотил его на задних ногах вправо и поскакал вниз по течению реки, выжидая, когда сольется с ним его дружина.

Шатер Бату-хана оказался сейчас по левую руку Коловрата и немного впереди, к нему и мыслил воевода прорваться.

Пронзительная тишина, что воцарилась в окружении Повелителя Вселенной, когда его шурин распался на части, нарушилась тоненьким воем-плачем. Это выл Бату-хан. Он раскачивался из стороны в сторону, суча кулаками, и скулил, не отрывая глаз от скачущего по льду Клязьмы коня Хостоврула со страшной ношей на спине.

Темникам и мурзам, окружавшим Повелителя Вселенной, долго потом чудился этот вой.

— А-а-а! — закричал вдруг Бату-хан и принялся размахивать руками.

Но это не были жесты отчаяния.

Взмах рукой — и пошла на лед реки правая тьма. Еще взмах — новая волна воинов понеслась навстречу рязанцам. Кривой Сыбудай одобрительно скалился. Он был доволен молодым монголом — тот быстро овладел собой, успев и достойно поскорбеть о погибшем родиче, батыре Хостовруле…

Рязанцев было мало, совсем мало, но одержимые гневом, они дрались неистово и грозно. «И стали сечь без милости, и смешалися все полки татарские. И стали татары точно пьяные или безумные. И бил их Евпатий так нещадно…»

Ратник Медвежье Ухо держал меч обеими руками и работал им размеренно и добротно. Достать его было невозможно, несокрушимым казался опытный, закаленный в боях вояка-рязанец. Не отставали от Медвежьего Уха остальные дружинники, кто не раз бывал с Евпатием Коловратом в походах. А вот те, кто пришел в ратники недавно, те гибли быстро… Но и они успевали отправить в небытие хоть одного, а то и двух ненавистных пришельцев.

Ржали кони, лязгало оружие, на разные голоса орала битва, затеянная на белом-белом клязьминском льду.

С первых минут боя рязанцы стали смещаться к правому берегу реки, чтобы не дать себя отрезать от леса. Но скоро с двух сторон монголы стали обтекать сплотившихся дружинников, стараясь заступить им дорогу. И заметив это, Коловрат подал знак пробираться к недальней, сине-зеленой опушке.