Аналогичные тенденции наблюдались у этих авторов и в области изящной бессюжетной прозы. Выступая против тусклого «министерского» стиля, представители первых семи мудрецов требовали возвращения к стилевым нормам III в. до н. э. — III в. н. э. Им вторили и представители «второй семерки», которые считали, что в произведении не должно быть ни одного слова, появившегося после III в. н. э. Однако постепенно даже сторонники «возврата к древности» отходят от своих жестких позиций. Се Цинь (1495—1575), например, провозглашает, что «литература изменяется вслед за эпохой», и стоит не за слепое подражание образцам, а за то, чтобы, используя древних, создавать собственный стиль.

В первой половине XVI в. как реакция на стилевую теорию предшественников появляется целое направление, ориентирующееся на образцы изящной прозы эпох Тан и Сун (VII—XII вв.). Представители этого направления (Ван Шэнь-чжун, Тан Шунь-чжи (1507—1560), Гуй Ю-гуан) отходят от проповеди простого подражания и выступают с требованиями естественного выражения авторской идеи. Гуй Ю-гуан (1506—1571), например, высмеивал тех, кто бездумно подражал древним, говоря, что они «очень любят вырезать из бумаги и раскрашивать цветы, вовсе не зная, что на деревьях есть еще и естественные цветы». Сам Гуй Ю-гуан прославился как автор тонких миниатюр в разных жанрах, он привносил в произведения собственный жизненный опыт, но не поднимал крупных тем общественного значения. Проза его отличалась рационалистичностью и ортодоксальным духом.

Во второй половине XVI в. усиливаются тенденции, связанные с принципиально иным подходом к литературному творчеству. Философ-вольнодумец Ли Чжи (1527—1602) выступает с яркой критикой неоконфуцианской философии, стремясь опровергнуть многие традиционные взгляды. Он расширяет понятие о литературе, смело вводя в литературу драму и повествовательную прозу (эпопея, роман), и создает учение о «детском сердце» писателя, которое только и дает возможность создать правдивое произведение.

Среди его современников заметно выделяется гунъаньская группа, которую образовали уроженцы местности Гунъань — братья Юань Цзун-дао (1560—1600), Юань Хун-дао (1568—1610), Юань Чжун-дао (1575—1630). Они утверждали идею изменчивости литературы и выступали против подражания древним образцам. «Почему должно превозносить древнее и принижать современное?» — восклицал Юань Хун-дао. Шокируя ортодоксов, он восхвалял почитавшийся «непристойным» роман «Цзинь, Пин, Мэй», а юаньского драматурга Ван Ши-фу сравнивал с древним мудрецом Чжуан-цзы и с знаменитыми поэтами Тао Юань-мином и Ли Бо.

Под явным влиянием идей Ли Чжи гунъаньцы создали учение о «характере и душе», которые должны найти выражение в сочинениях, выступали за естественность творчества и выражение эмоций автора в его произведениях. Гунъаньцы, наиболее видным представителем которых был Юань Хун-дао, стремились осуществить свои творческие принципы как в поэзии, так и особенно в различных жанрах бессюжетной прозы — посланиях, надписях, жизнеописаниях, путевых заметках. В стихотворениях Юань Хун-дао («Свирепый тигр», «Заточение», «Побеги бамбука») звучит осуждение произвола властей и непосильных поборов, от которых страдает простой люд. Проза братьев Юань привлекает искренностью тона и прозрачной отточенностью стиля, но не выходит за пределы традиционного набора тем и сравнительно узкого круга жизненных впечатлений. После того как их духовный наставник Ли Чжи погиб в темнице, их высказывания становятся крайне осторожными, в произведениях преобладают элегические настроения, все чаще звучит мотив отшельничества.

В целом в бессюжетной прозе этого периода заметно усиление повествовательности и выражения субъективного начала.

*Глава вторая*

**КОРЕЙСКАЯ ЛИТЕРАТУРА**

ПОЭЗИЯ

В конце XIV—XVI в. в корейской поэзии и прозе появляются новые жанры, меняется характер и функция форм, унаследованных от предыдущих эпох. Исторические сочинения утрачивают функции литературных произведений, уступая эту роль художественной прозе, в которой выделяются сюжетные жанры, развивающиеся в основном в составе сборников пхэсоль. В литературе утверждается вымышленный герой, появляется интерес к бытовой ситуации. В поэзии, единственном в этот период виде литературы на родном языке, оформляются новые жанры — трехстишия сиджо и поэмы каса, развитию которых способствовало создание национальной письменности в 1444 г.

XV век в истории Кореи — время бурное в политическом и культурном отношении. Смена династий на рубеже XIV—XV вв. принесла осознание необходимости подвести итоги пятистам годам правления династии Корё. Создается «История Корё» (1454); в 1478 г. выходит составленная Со Годжоном (1420—1488) грандиозная «Восточная антология», в которую вошли образцы «высокой» литературы на ханмуне от древности вплоть до конца XIV в. Внимание к национальной культуре проявилось и в составлении в 1475 г. «Основ музыкальной науки», где помещены также тексты поэтических произведений на родном языке — каё, оставшихся от эпохи Корё.

Вновь созданной национальной письменностью пользовались при напечатании переведенных с китайского книг конфуцианского и буддийского канонов, а также оригинальных поэтических произведений, написанных корейскими авторами. Одним из них была «Ода дракону, летящему в небе», созданная по повелению короля Седжона (1419—1450) несколькими авторами. Официальная забота о поэзии на родном языке и патриотическое содержание оды говорят об оживлении настроений национального самоутверждения.

Эти настроения отражаются в трехстишиях сиджо поэтов-воинов Ким Джонсо (1390—1453), Нам И (1441—1468). Самое важное место в сиджо, пожалуй, занимала тема верности убеждениям. Она была связана с традиционными конфуцианскими идеалами, игравшими большую роль в корейской культуре. Проявлением верности убеждениям почитался отказ служить узурпатору или отказ подчиняться государю, нарушившему свой долг. Эта тема, актуальная в поэзии в связи с такими событиями, как свержение в 1456 г. короля Танджона и воцарение Седжо, освещалась в стихах поэтов XV в. — Вон Чхонсока. Сон Саммуна, Ли Гэ, Ю Ынбу.

Обнаруживая особый интерес к нормам поведения человека в обществе, поэзия XV—XVI вв. в то же время довольно равнодушна к индивидуальному проявлению должных, с конфуцианской точки зрения, человеческих качеств. Корейские поэты стремятся передать идею верности принципам в общем плане, не конкретизируя ее проявления, и прибегают к условной образности. Сон Саммун, выдающийся ученый, один из создателей корейской письменности, убитый по приказу Седжо, писал:

Если спросишь, кем я стану

После смерти, — я отвечу:

Над вершиною Пэнлая

Стану я сосной высокой.

Пусть замрет весь мир под снегом,

Зеленеть один я буду.

(Перевод А. Ахматовой)

Образ сосны ассоциировался с человеком, верным своим принципам. «Когда год холодный, тогда только мы узнаем, что сосна и туя увядают последними», — говорится в «Луньюе». В таком же качестве выступают стойкий бамбук, слива, цветущая среди снега, либо образы братьев Бо-и и Шу-ци, ставших символами верности потому, что они отказались служить чжоускому завоевателю У-вану и предпочли смерть в горах Шоуян.

Поэзия как бы стремится воплотить многообразие действительности в единообразии формулы. Обобщенность изображения действительности является доминирующей чертой поэзии того времени и тогда, когда ее внимание переносится на человека, ушедшего от общества к природе.

В конце XV — начале XVI в., в связи с напряженным положением в государстве и обострившейся борьбой группировок высшего сословия, появляются стихи, осуждающие эту борьбу и выражающие сомнение в целесообразности государственной службы, например, у Сон Суна (1493—1592) и Чон Чхоля (1537—1594). Усиливаются даосские и буддийские настроения. Распространяется пейзажная лирика, получившая наименование канхо, — «поэзия рек и озер», преобладавшая на корейском языке (Ли Хёнбо, 1467—1555; Ли Хван, 1501—1570; Ли И, 1536—1584 и др.). Появляется много анонимных стихотворений, посвященных уединению поэта на лоне природы, где единственные его друзья — белая цапля, белая чайка, луна и ветер.