Монахи, встретившись с тобой,
О книге позабыв святой,
Дрожат всем телом в летний зной,
Зима ж им кажется весной.
(Перевод В. Брюсова)
Тлкуранци проводил смелую мысль, что любовь сильнее веры: «Влюбленный забывает все — псалмы, молитвы, проповеди», а «горячий поцелуй любимой предает забвению даже самого бога»:
Сильнее креста твоя благодать,
Я сил не найду с собой совладать.
(Перевод В. Брюсова)
В стихотворении «Сын священника и дочь муллы» рассказывается о любви христианина Ованеса и мусульманки Айши. Родители против любви сына к Айше, но любовь оказывается сильнее религиозных предубеждений. В «Песне любви» поэт так описывает всепоглощающую страсть:
О! сердце ты мое сожгла, чтоб углем брови подвести.
О! кровь мою ты пролила, чтобы алый сок для ног найти.
(Перевод С. Спасского)
Брюсов справедливо подметил, что армянский поэт «во многом опередил всю современную ему поэзию на два или три века. Таких криков подлинной страсти нет ни в сонетах Петрарки, ни в любовных песенках Ронсара... Поэт нашел такие признания, которые вполне понятны стали лишь в наши дни, после того, как дали свои откровения и Альфред де Мюссе, и Гейне, и Бодлер...».
Тлкуранци одним из первых обрабатывал армянские народные сказания и предания. В основу его патриотической «Песни о храбром Липарите» положен исторический факт — нападение войск эмира Манчака в 1369 г. на столицу Киликийской Армении — Сис и героическая борьба народа во главе с храбрым полководцем Липаритом. Ему принадлежит также обработка одного предания о Григоре Нарекаци.
Тема любви и наслаждения земной жизнью составляет основное содержание творчества Григориса Ахтамарци. Родился поэт во второй половине XV в., в 1512 г. был возведен в сан католикоса Ахтамара (Ванская область). Помимо литературного творчества Григорис занимался также книжной живописью (он скопировал и замечательно оформил несколько рукописей).
Как и Ерзнкаци, Григорис Ахтамарци также писал о противоречиях «духа» и «плоти», но чаша весов в его поэзии заметно склонялась к «праву тела». Ахтамарци не довольствовался внешним описанием красоты возлюбленной, а раскрывал ее внутренний мир, ее переживания, например, в «Песне о розе и соловье» — поистине любовном романе в стихах. Любовь розы и соловья, воспетая многими поэтами того времени от Саади, Хафиза до авторов народных песен стран Запада, в армянской поэзии впервые встречается у Ерзнкаци, а художественную завершенность получает у Ахтамарци. Его поэму отличает лиризм, тонкая передача всей гаммы переживаний и чувств влюбленных.
В «Песне о прекрасном саде, душе и теле» Ахтамарци как бы обобщает мотив, встречающийся в аллегорической поэзии, но стихотворение удивительно смело, проникнуто духом гуманизма и возвышенной любви к человеку-творцу. Мир и все прекрасное символизируется в образе цветущего сада, созданного творческим гением человека. Человек гордится своим творением, но каждое утро прилетает архангел Гавриил и требует, чтобы человек покинул мир-сад. Человека не влечет обещанный всевышним Эдем — он стремится сполна познать и вкусить все в этом реальном мире. Человек представляется венцом природы, и со смертью его мир лишается всех своих прелестей и радостей («Увы! В цветы вселился яд, не дышит розами уж сад...»).
Вершиной средневековой любовной армянской лирики являются айрены, приписываемые Наапету Кучаку. Айрены корнями уходят в фольклор, из которого почерпнуты мотивы и формы. Любовь, горькая судьба скитальца-пандухта, философские раздумья — вот основные мотивы айренов, в большинстве однострофных стихов, этого функционального армянского эквивалента сонета. Для айренов характерны культ чувства любви, поклонение возлюбленной, как святыне.
...Я ж для тебя пойду во храм,
Молиться буду и просить! Чтоб раз припасть к твоим грудям!
Они — что гимны небесам! Сосцы их — чистый фимиам!
Чтоб только раз обняться нам, в монахи поступлю я сам,
Всю жизнь свою отдам псалмам, чтоб раз припасть к твоим грудям.
(Перевод В. Брюсова)
В айренах иногда используются библейские образы и мотивы, но они включаются в изображение реальной любви. Во многих айренах наблюдается отход от традиционно пышного описания женской красоты и обнаруживается тончайший художественный вкус автора. Так, например, в айрене «Ты хвалишься, луна небес...» поэт не нанизывает одно сравнение на другое, не перегружает стих метафорами. Описания красоты возлюбленной лаконичны, выразительны и неповторимы. В айрене лишь один образ: возлюбленная — «луна земная», она обладает такой красотой, что даже «луна небес», увидев лик ее, влюбится и сгорит в пламени любви, оставляя мир во тьме. В этой простоте и зримости лирического образа — новизна поэзии айренов. И даже тогда, когда айрены кажутся традиционными, образы оживают, создавая психологическое настроение, которое обычно выражается в последней строке:
Из чего ты создана? Из рубина, изумруда?..
Мылась розовой водой из какого ты сосуда?
«Если это обо мне, я и вправду белогруда,
Пуговицы расстегну — погляди-ка, что за чудо!»
(Перевод В. Звягинцевой)
Психологической глубиной и разносторонностью айрены заметно обогатили армянскую любовную лирику. Самые сильные айрены — это стихи о страдании, горечи, разлуке. В любовных айренах отразился гуманизм поэта. Настолько глубока была вера поэта в человека, что он даже в мыслях не допускал измены в любви, сравнивая измену со снегопадом средь лета. Подобные воззрения на любовь находились в противоречии с обычаями феодального общества, попирающими свободные чувства человека.
Особый цикл составляют айрены о скитальце-пандухте. Безгранично горе заброшенного на чужбину скитальца. Поэт для изображения безмерности этого горя прибегает к новым и свежим выразительным поэтическим образам. Пандухтские айрены переплетаются с айренами любви. Доля скитальца еще горше, когда он навсегда расстается с любимой.
Глубоки философские и назидательные айрены, в основе которых — народная мудрость. В них можно найти защиту разума, утверждение гуманистических этических норм, обличение социальных пороков. В некоторых айренах раздумья поэта доходят до глубоких философских обобщений на тему жизни и смерти. Можно сказать, что айрены вобрали в себя все лучшее, что создано было в армянской поэзии.
Армянская литература обогащалась и за счет переводных произведений светского содержания. Сохраняя основу оригинала, переводчики часто придавали ему своеобразную местную окраску. Подобные переводы-переделки порой представляли собой новое художественное качество, и в какой-то степени их можно отнести к памятникам армянской художественной литературы. Из таких произведений следует назвать «Роман об Александре» Псевдо-Каллисфена, переведенный с греческого еще в V в. Впоследствии к нему неоднократно обращались армянские авторы (Хачатур Кечареци, Закария Гнунянц, Григорис Ахтамарци), дополняя его собственными стихами (кафа), гармонично сливавшимися с общей прозаической основой произведения. Путем художественной переработки в разное время в армянскую литературу вошли такие произведения восточной литературы, как «История Медного города» (с арабского), «Сказание о юноше Фармане» (с персидского), «Повесть о Варлааме и Иоасафе», известная в литературе также под названием «Мудрость Балавара» (индийского происхождения).
Армянская литература XIII—XVI вв. обогатилась подобными переводами-переделками и из произведений западноевропейской литературы. К числу ее переводчиков относится известный армянский книгопечатник Ованес Терзынци, работавший в Марселе в конце XVI в. Художественные переводы на протяжении веков имели важное значение в развитии литературных связей, типологическое единство дополнялось живым взаимодействием литератур.
*Глава вторая*
