Отсюда все время кто-то сбегает, потом снова возвращается. Перед началом сезона народ страшно взвинченный. Всех здешних тянет на наркотики, рвутся побродить по свету.

Я получила увольнительную. Еду домой. Я рада, очень хочется домой. И не хочется колоться. Мечтаю хоть немного побыть дома. Котан спрашивал, достаточно ли хорошо я себя чувствую, смогу ли на воле удержаться от наркотиков. Народ уверен, что я обязательно сорвусь. Так они мне и сказали на терапии. А что я сама? Не знаю. Просто не знаю.

3 МАЯ

Вечером я уже была в Ченстохове. Дома меня ждала повестка в милицию. Интересно, что им опять от меня нужно? Наверное, они уже никогда не оставят меня в покое. К ним достаточно один раз попасться. Разумеется, в милицию я не пошла. Незачем этим ментам знать, что меня отпустили домой. Пускай себе сами доискиваются.

Пошла прогуляться по городу. Встретила старых знакомых, с которыми когда-то кололась. У них была «майка». Они спросили, не хочу ли я подогреться. И даже башли за это не просили. Я сразу согласилась.

Наркоманы понимают, что значит быть на лечении, и отлично знают, что такое кумар.

Я быстро забалдела, и дальше мне уже совсем по-другому гулялось по городу. Дома родители не просекли, что я кололась. Им даже в голову не могло прийти, что я сделаю это в первую же увольнительную. Ведь как-никак три месяца лечилась.

4 МАЯ

Зашла к своей приятельнице Ягоде. Это единственный человек в моем классе, с которым я поддерживаю более или менее близкие отношения. Она еще спала, я ее разбудила, и мы проболтали полдня. Мне это было очень нужно, нужно поговорить с нормальным человеком о нормальных проблемах. Как научиться радоваться самым обычным вещам каждодневной жизни? Для меня это пока большая тайна. Мне даже захотелось опять походить в свою нормальную школу. Но я знаю, сейчас это невозможно. Я должна сидеть в психушке как раз для того, чтобы потом вернуться именно к этой их нормальной жизни.

5 МАЯ

Вернулась в Варшаву. Вечером надо быть в отделении. А пока я сижу себе в Старом Городе и пишу. Заходила к пани Марии. Она расстроилась, что я и в больнице снова села на наркотики. Это был уже совсем не тот разговор, что в прошлый раз. Пани Мария была грустная и приунывшая. Кажется, она уже не верит, что я вылечусь. Никто не верит в то, что я смогу вылечиться. Никто, разве что только родители. Но так ли уж и они верят в это?

7 МАЯ

Врачи были довольны, что я вернулась из увольнительной в нормальном состоянии. Про наркотики не сказала. К чему? Ведь я обманываю только себя. Нет, неправда, и этих людей я тоже обманываю.

Чувствуется, что обстановка в отделении напряженная. Наверное, в какой-нибудь группе ширяются. Мне тоже охота подогреться. Похоже, мне этого всегда хочется.

11 МАЯ

Я была права, народ подогревался. Но теперь их уже нет – выписались. Они разложили все отделение, да еще перед самым сезоном.

Я говорила с Котаном. Он считает, что мне бы нужно побыть здесь еще год, ну полгода – уж точно.

За то, что я хорошо себя вела а увольнительной и вернулась в порядке, меня переводят в «третью» группу. Каську тоже со мной переводят. Это меня немножко взбодрило, хотя на самом деле я ничего такого не заслужила. Но Котан мне поверил. Да и самой хочется испытать себя. Очень хочется выдержать.

12 МАЯ

У меня хорошее настроение. О наркотиках совсем не думаю. На уроках нам обещают устраивать контрольные, повторения. Надрываться в учебе не приходится. Странная у нас школа. Но настоящих педагогов можно встретить только здесь. Они с нами много говорят о наших проблемах, о нашей жизни. И никто нас здесь не осуждает за нашу дурную привычку, за нашу болезнь, которая случилась с нами по собственной или чьей-то чужой вине.

13 МАЯ

«Третья» группа поехала на Куляж в Люблин. Я ехала вдвоем с Элькой. Элька сама из Варшавы, ей 16 лет, и она уже наркоманка со стажем. Элька рассказывала, как один›

раз перебрала «пасты» , и потом у нее были жуткие глюки. В Люблине нам не понравилось, и мы вернулись обратно в Варшаву. Добирались, как обычно, на попутках. Ночевали у Эли, было очень здорово, мы приготовили себе ужин, веселились, как дети, у которых еще нет никакого прошлого.

Это была моя самая лучшая увольнительная. Я не думала ни о наркотиках, ни о своих проблемах. Жила одним днем. Может, когда-нибудь я научусь так жить всегда?

15 МАЯ

К нам в отделение приехали гости с товаром. Заходили на «тройку». Кшисек наширялся. И Котан в три часа ночи устроил психотерапию. Я не могла на ней высидеть. Если я ночью не сплю, со мной начинает твориться что-то странное. В последние дни у меня появилась какая-то внутренняя надежда, что я вылечусь. Именно сейчас я ее почувствовала. Я почти уверена в этом.

18 МАЯ

Котан ходит как помешанный. Ругается, говорит, что мы сукины дети. Но это у него пройдет. Это у него быстро проходит. Оказывается, у таких людей, как Котан, тоже бывает, что руки опускаются. То, что здесь делается, невозможно спокойно выносить. У Котана созрел, новый план, он хочет открыть свой центр Синанон, наподобие американского. Собирает народ с «тройки» на собрания и излагает свою идею. Идея сама по себе хорошая, но только что из нее выгорит для нашего польского наркомана? Мы получили новое помещение, собственно говоря, это целое отделение для нового Синанона.

22 МАЯ

На терапии Котан приставал ко мне с разговорами о сексе. Он говорил, что я не так веду себя с мальчиками, что держусь на слишком большой дистанции, что я неэмоциональная. Он хотел переломить мою антипатию к мужчинам. Но с этими вещами я должна разбираться сама. До сих пор я наблюдала отношения только между наркоманами. Там не было любви. А я так не хочу.

23 МАЯ

Меня отпустили в увольнительную, и я поехала на свидание с Анной. Анна – психолог, работает в Варшаве. Рассказала ей про свою теперешнюю ситуацию. Только в разговоре с ней я наконец по-настоящему осознала для себя многие вещи. Я поняла, что у меня очень мало шансов вылечиться. Так мало, что их почти нет. Морфин слишком давит на психику. У меня есть только два пути: или вылечиться, или каждые полгода сдаваться на «прочистку», а в итоге – быстрая смерть. Анна не старалась меня уговаривать, что нужно жить, нужно бороться. Она просто выслушала признание человека, отдающего себе отчет в том, что такое его жизнь и что его ждет впереди. Она отнеслась ко мне, как ко взрослой. Хотя мне до этой взрослости еще ой как далеко. Моя жизнь – одна сплошная тоска. Анна обещала навестить меня в санатории.

Днем я поехала в Старый Город. Встретила там много знакомых хиппов и наркоманов. Мы ели мороженое и валяли дурака. Но я все время думала о нашем разговоре с Анной. Неужели правда – моя песенка спета?

24 МАЯ

У нас появилась новая пациентка. Ей пятнадцать лет. Ее сразу взяли на «тройку», потому что она сидела только на «колесах». Но ее тянет на настоящие наркотики. Я стала страшно агрессивная. Меня все бесит, со всеми ругаюсь, цапаюсь. Хочется колоться – вот и вся правда. Хочется наспринцеваться под завязку, до потери, пульса. Я слабая, безвольная тряпка.

Эта болтанка из стороны а сторону, похоже, уже никогда не кончится.

26 МАЯ

Идея Синанона начинает вырисовываться. Уже есть общие наметки, идеи. Там не будет врачей, мы сами все будем делать: работать, управлять, помогать другим наркоманам. Это здорово, но как все это осуществить?

Бывшие наркоманы должны помогать тем, кто лечится. Такого еще не было. Я очень хочу, чтобы Котана это получилось.

31 МАЯ

Мне совсем поплохело. И к тому же беспрерывно болит голова. Я перестала разговаривать с людьми, ничего не хочется. Иногда я просто не понимаю, что происходит вокруг. Настроение жуткое. Все время какое-то чувство опасности, страха. Врачи заметили, что со мной что-то не так. Но я им ничего не говорю про свои ощущения. Очень много сплю. В таком состоянии это самый лучший выход.

Народ наводит порядок в Синаноне. Я ничего не делаю. Собирались на «сходку», определяли состав Синанона. Я там тоже должна была быть, но отказалась. Хочу остаться на «тройке», чувствую, что у меня не хватит сил перебираться. Котан все понял и разрешил мне съездить домой. Но врач заартачился, сказал, что в таком состоянии я не могу никуда ехать, что сейчас со мной вообще невозможно ни о чем договориться. Но Котан считает, что эта поездка пойдет мне на пользу.