Женщины сидели на стульях в углу, у журнального столика. Крюков стоял возле вешалки, заложив руки за спину.

— Мой главный вопрос очень прост, — мягко и даже сердечно сказала Лада. — Надежда Петровна, вы можете назвать время, когда Артем Петрович Сорокалет уехал от вас?

— Вечером, — неприветливо ответила Надежда Петровна. Глаза у нее были черные, красивые. Взгляд тяжелый.

— Не могли бы вы указать время конкретнее?

— Нет. Я на часы не смотрела.

— Совсем не смотрели?

— Совсем. Я и сейчас не знаю, сколько времени. Может, десять, одиннадцать… Я пришла с работы, а Артем и муж мой чай пьют…

Надежда Петровна умолкла. Всем видом своим она показывала, что разговор ей этот неприятен, как неприятны и люди, приехавшие из города. В листке по учету кадров Лада прочитала, что Надежда Петровна Сорокалет, 1948 года рождения, уроженка города Ростова-на-Дону, русская, образование среднее. Замужем. Муж, Гольцев Леонид Маркович, работает в совхозе комендантом общежития. Надежда Петровна тоже работает в совхозе — бухгалтером.

— С какой целью приезжал к вам брат? — терпеливо спросила Лада.

— За картошкой, — быстро ответила Надежда Петровна. Пояснила: — У меня свой дом и при доме погреб. Артем запасал осенью картошку, капусту. Свежую капусту и бочку квашеной. И все хранил в моем погребе.

— Артем Петрович часто к вам приезжал?

— Два, три раза в месяц.

— В субботу, воскресенье?

— Нет. В разные дни. Как выпадала смена. Таксисты работают в воскресенье и по праздникам.

— А последний раз… Я имею в виду, до вчерашнего приезда он давно был?

— Нет. В прошлую пятницу… Я очень удивилась, что ему вновь потребовалась картошка.

— Много он взял?

— Полмешка. Положил в багажник и уехал…

Лада переглянулась с Крюковым. Во взгляде инспектора проступило недоумение.

— Так, — сказала Лада. — Значит, ваш брат Артем Петрович Сорокалет вчера приезжал к вам. Взял полмешка картошки и уехал. Время точно назвать вы не можете?

— Не могу, — облегченно кивнула Надежда Петровна.

— Если желаете, — выпрямился в кресле начальник отдела кадров, — можно пригласить супруга Надежды Петровны Гольцева. Леонид Маркович — человек собранный, серьезный. Уверен, он вам про время точно скажет.

— Да, пожалуйста, — согласилась Лада, доставая из сумочки бланк протокола допроса. — Сейчас мы должны записать показания.

— Все? Мне можно идти? — поднялась Надежда Петровна, как только все страницы протокола были ею подписаны. — У нас балансовый отчет…

Надежда Петровна, гордо подняв голову, прошла через кабинет, чуть покачивая бедрами. Крюков почему-то смутился, сделал шаг назад…

Комендант общежития Гольцев пришел вскоре после звонка начальника отдела кадров. Сухопарый, похожий на рано постаревшего спортсмена мужчина, подтянутый, с чертами лица выразительными, глазами умными, все понимающими, Гольцев произвел на Ладу хорошее впечатление, хотя она по необъяснимой причине не могла терпеть мужчин, подкрашивающих волосы. Гольцев подкрашивал в черный цвет. Это было заметно по вискам.

На вопрос Лады о вчерашнем приезде Сорокалета ответил четко.

— Артем приехал ровно в шестнадцать часов. Мой транзистор был настроен на радиостанцию «Маяк». Так что ошибки быть не может. Я ушел в общежитие без четверти пять. К этому времени вернулась с работы Надежда. Семь минут шестого машина Артема проехала мимо общежития. Я видел ее из окна. На часы посмотрел чисто автоматически. Еще подумал: однако немного братец с сестрой побыл. Не любили они друг друга.

— Бывает, — сухо согласилась Лада.

— И еще один момент, — сказал Гольцев. — Может, вам будто интересно… В машине рядом с Артемом сидел сапожник Ашотян. Весь совхоз знает его по имени Жорик.

— Он работает здесь?

— В комбинате бытового обслуживания, — подсказал начальник отдела кадров. — Пригласить его? Могу позвонить?

— Звоните.

Гольцев задумчиво покачал головой. Вынул из кармана пачку сигарет «Мальборо». Но курить не стал. Просто вертел пачку в руках. Сказал:

— Все-таки правильно придуман термин — транспортное средство повышенной опасности. Артем был водителем высочайшего класса. Кто мог предположить такую смерть? Он как-то сказал: «Я вожу машину так, как хожу». Вдумайтесь в смысл этой фразы.

— Ашотяна нет на работе, — начальник отдела кадров положил трубку. — У него отгулы.

— Можно сходить к нему домой, — предложил Гольцев. — Я покажу, где он живет.

— Да, — поддержал начальник отдела кадров. — Это близко.

— Сначала я должна записать показания. То, что вы рассказали, очень важно для следствия.

Когда они вышли из совхозной конторы, на улице было все так же сумрачно. Дождь больше не моросил, но все было мокрое — деревья, дома, дорога. Лужи лежали на дороге тяжелые, как плиты. Небо опиралось на горы, провисая между ними застывшими лохматыми тучами. К небу тянулись высокие пирамидальные тополя, покрытые молодыми листьями. Листья должны были быть светло-зелеными, но сейчас они смотрели серо и скучно.

Крюков направился к машине. Но Гольцев остановил его:

— Нет, нет. Машина не потребуется. Северная улица не для машин.

— По ней нельзя ехать? — не поверила Лада.

— Сами увидите, — сказал Гольцев.

Показалось солнце. Оно прорвалось в разрыве туч, сизом, похожем на полынью. И тучи стали еще темнее. Зато позеленели тополя, стало заметно, что листочки у них клейкие.

— В Ахмедовой Щели одна нормальная улица. Вот эта, на которой мы стоим, — Гольцев развел руки в стороны. — Остальные — просто названия. Идет в гору то ли дорожка, то ли тропинка… Не поймешь. Дрова завезти или мебель какую, трактор надо.

Они обогнули здание конторы, прошли вдоль горы, крутой, поросшей кустарником. За трансформаторной будкой открылась горбатая, уходящая вверх улица.

Конечно, Гольцев говорил правду, слово «улица» было не по чину этой скалистой полоске земли, изъеденной потоками дождя и ветра.

— Видите третий дом справа, с желтыми окнами? — сказал Гольцев. — Там и живет сапожник Ашотян со своей матерью.

— Спасибо вам, Леонид Маркович, — протянула руку Лада.

Гольцев поклонился, пожал руку Ладе, потом Крюкову. Сказал:

— До свидания. Удачи вам.

И ушел.

— Да, — прищурилась Лада. — На «Жигулях» здесь действительно не проедешь.

Из первого двора выбежал большой лохматый пес. Беззаботно посмотрел на Ладу. Высунул красный язык. Крюков сказал:

— Лада Борисовна, а картошки в машине не было. Я сам открывал багажник. Там лежали инструменты и запасное колесо.

— Я догадалась по вашим глазам.

— Куда же она делась?

— Возможно, сапожник Ашотян прояснит нам это.

Крюков пожал плечами…

Дом с желтыми окнами стоял за забором, когда-то выкрашенным в голубой цвет, теперь облезшим и почернелым. Лозы винограда оплетали старую сливу, свешивались прямо на улицу. Немолодая женщина в длинной черной юбке, бордовой кофте, повязанная косынкой стояла возле свежевскопанной грядки с лопатой в руке и внимательно смотрела на подошедших к калитке Крюкова и Ладу. Похоже было, что милицейская форма инспектора насторожила ее.

— Здравствуйте, — сказала Лада.

Женщина не ответила. Продолжала пристально смотреть.

Лада представилась:

— Я следователь городской прокуратуры Иванова. Мне нужно поговорить с Георгием Ашотяном.

Женщина с полминуты молчала. Потом медленно, будто взвешивая каждое слово, ответила:

— Его нет. Он уехал в город.

— Когда? — строго спросила Лада.

— Вчера.

— Где его можно найти в городе?

Женщина обтерла ладонью губы. Усталость и тоска прозвучали в ее голосе:

— Не знаю… У меня своя жизнь, у сына своя. Если бы он слушал мать, разве бы вы теперь его искали?

— Не волнуйтесь, пожалуйста. Он нам нужен лишь как возможный свидетель. Вы не скажете, когда он обещал вернуться?

— Георгий никогда ничего не обещает.

Женщина вздохнула. Повернулась к калитке спиной. И принялась копать грядку.