Я решила остаться. Разумеется, я боялась. Жизнь моя, как и жизнь предыдущих гувернанток, была в опасности, и перед рассветом, когда страх и тревоги грозили меня одолеть, я замышляла собрать вещи, украсть у Хеклинга лошадь и коляску, помчаться на вокзал Торп, а оттуда в Лондон, в Кардифф, в Эдинбург, куда угодно. Но одно обстоятельство, точнее говоря, два, не позволили мне принять столь решительные меры: Изабелла и Юстас. Невозможно было оставить их одних с этой силою в доме; если она покалечила меня, взрослую женщину, что сотворит она с двумя беззащитными детьми? Я не была храбра, и все же мне хватило ума понять, что невозможно уехать из Норфолка, запятнав совесть детскими увечьями. Даже мисс Беннет не отмахнулась от своих обязательств. К утру я решила прожить историю сполна, постичь ее и, если потребно, одержать победу.

— Мисс Кейн, — сказал мистер Крэтчетт, когда я вошла, поднялся и одарил меня раболепной улыбкою. — Как вы сегодня очаровательны. — Вероятно, поутру он брился второпях: на лице осталось два кровавых пятна, над губою и ниже подбородка, отчего клерк имел весьма неприглядный вид.

— Доброго вам утра, мистер Крэтчетт, — улыбнулась я. Несокрушимая целеустремленность, после церковной службы дозволившая мне навязать ему свою волю, уже оставила меня; я, всего лишь гувернантка, что трудом зарабатывает на хлеб и кров, готовилась вновь склониться пред ними, искушенными мужчинами, деловыми людьми, обладателями собственности. — Надеюсь, в воскресенье вы не сочли меня чрезмерно дерзкой, — прибавила я, желая его умилостивить. — Однако мистер Рейзен очень неприступен, и договориться о приеме нелегко.

— О, не стоит тревожиться, дражайшая госпожа, — запротестовал он, нелепым манером помавая руками. — Уверяю вас, тут решительно не за что извиняться.

— Вы очень любезны, — отвечала я, не указывая ему, что вовсе не извинялась, но лишь объясняла свое поведение.

— Мисс Кейн, мы с миссис Крэтчетт женаты три года. Уж что-что, а склонность прекрасного пола к нервному возбуждению мне знакома.

Он вежливо поклонился; меня подмывало взять со стола пресс-папье, неизвестно почему отлитое в форме Ирландии, и обрушить ему на голову. Неужто найдутся в стране присяжные, которые признают меня виновной?

— Да, — сказала я, отвернувшись и стараясь унять негодование. — Тем не менее надеюсь, мистер Рейзен сможет уделить мне время.

— Без трудностей не обошлось, — отвечал клерк, давая мне понять, кто здесь главный. — Но, по счастью, вышло — как бы это выразиться? — переставить фигуры. Прием туда, прием сюда; одна сегодняшняя встреча состоится в конце недели. — Он подвигал руками в воздухе, словно и впрямь физически переставлял назначенные приемы. — Короче говоря, все необходимое сделано. И счастлив вам сообщить, что мистер Рейзен выделил время вам.

— Благодарю, — с облегчением сказала я. — Так я тогда?.. — И я кивнула на соседний кабинет — может, мне попросту зайти? Крэтчетт, однако, потряс головою и препроводил меня к креслу, коего прежде в приемной не было.

— Он скоро выйдет, — сказал он. — Прошу вас, посидите пока здесь. Боюсь, у меня не найдется чтения для дам. Мы выписываем лишь ежедневную «Таймс». Вы наверняка сочтете ее беспримерно скучной. Сплошная политика, преступность и экономические вопросы.

— Я полистаю — возможно, там пишут о новой шляпной моде, — улыбнулась я ему. — Или найдется удачный рецепт или узор для вязания.

Он вздохнул, протянул мне газету, вновь уселся за стол, нацепил пенсне и вернулся к своей писанине. Спустя мгновение дверь у него за спиною распахнулась и, хотя обитатель кабинета нашим взорам не явился, бестелесный голос позвал мистера Крэтчетта, а тот, в свою очередь, уведомил меня, что мне дозволено войти.

— Мисс Кейн, — промолвил мистер Рейзен, когда я перешагнула порог. Он сидел за столом в сорочке, галстуке и жилете, раскуривая трубку, — он пытался поджечь ком табака в чашечке, и, похоже, задача представляла для него определенную трудность. Спичка вскоре погасла, мистер Рейзен зажег новую и втягивал воздух, пока табак не занялся. — Табак высох, — пояснил он, а затем указал на диван у стены, где я и устроилась; стряпчий между тем снял с вешалки сюртук, надел и сел напротив в кресло. К моему удивлению, само присутствие его до крайности меня умиротворяло. — Сам виноват, конечно. Вчера вечером оставил его в гостиной и забыл накрыть крышкой. Всякий раз после этого с табаком беда.

— Мой отец обожал курить трубку, — поведала я, хотя дым трубки мистера Рейзена вовсе не напоминал папенькин табак, за что я возблагодарила судьбу: учуяв тот особый аромат, я разрыдалась бы под грузом воспоминаний.

— Весьма замечательно расслабляет, — улыбнувшись, поделился стряпчий. — Превосходный был человек сэр Уолтер Рэли. — Я взглянула на него в недоумении, но затем припомнила, что, разумеется, Уолтер Рэли был путешественником и привез табачное растение из Нового Света. — А вы знаете, — прибавил он, вынув трубку изо рта и тыча в меня чубуком, — что после казни сэра Уолтера его вдова повсюду носила с собою его голову в бархатной сумочке?

— Я не знала, — удивленно отвечала я.

— Диковиннейшее поведение, не находите?

— Наверное, она сильно его любила, — пожала плечами я, на что мистер Рейзен расхохотался.

— Я чертовски привязан к своей супруге, мисс Кейн, — сказал он. — Чертовски привязан. Но уверяю вас, если ей на дворе Вестминстерского дворца отчекрыжат голову за государственную измену, я эту голову похороню с телом вместе и не стану таскать с собой. По-моему, это чудовищно — вы не согласны? Превращает душевные страдания черт знает во что.

— Горе побуждает к необычайным поступкам, — тихо сказала я, пальцем водя по гладкой полировке столешницы, разделявшей нас. От слов его внутри у меня екнуло, и мне отчаянно захотелось выбежать из кабинета, умчаться от стряпчего как можно дальше, невзирая на все вопросы, что я для него берегла. — Мы не несем ответа за свои поступки в такое время.

— Хм-м, — задумчиво сказал на это мистер Рейзен, мне, однако, не поверив. — А что курил ваш отец? Как и я, «Старый знакомый»?

— «Джонсонов оригинальный», — в глубоком расстройстве отвечала я. — Знаете?

— Да. Впрочем, не питаю склонности к этому сорту. Я предпочитаю послаще.

— Папенькина трубка всегда пахла корицей и каштанами, — сказала я. — Странное сочетание, я понимаю, но когда он закуривал вечерами, читая у камина с трубкою в руке, и аромат корицы и каштанов наполнял комнату, душа моя неизменно успокаивалась.

Мистер Рейзен кивнул.

— Он умер скоропостижно? — спросил он.

— Внезапный недуг, — сказала я, отвернувшись и вперив взгляд в ковер. — Возбужденный холодами и дождем.

— Престарелый был джентльмен?

— Не очень. Но некоторое время был отчасти слаб. Я виню себя, поскольку в тот вечер дозволила ему выйти из дома в дурную погоду, однако он настаивал. Мы, изволите ли видеть, ходили слушать Чарльза Диккенса. Он читал рассказ о привидениях для лондонской публики, поблизости от нашего дома.

— А! — улыбнулся мистер Рейзен, и улыбка эта совершенно осияла его и без того красивые черты. — Найдется ли средь нас тот, кто не преклоняется пред мистером Диккенсом? Вы читали его последний роман? «Наш общий друг»? Слегка фантастичен, на мой взгляд. Надеюсь, следующий выйдет лучше. [24]

— Нет, сэр, не читала, — сказала я. — В Годлин-холл не доставляют подписку.

— Очевидно, со времен расцвета этого дома положение существенно переменилось, — со вздохом промолвил он. — Мистер Уэстерли выписывал все популярные издания. И конечно, «Домашнее чтение». [25]«Иллюстрированную „Таймс“». [26]«Круглый год». Все как полагается. Он, видите ли, много читал и любил быть в курсе последних событий. Как и его отец. Разумеется, закавыка со старым мистером Уэстерли…