Никита ещё не успел достроить свой, как он выражался — «железный завод „о многих молотах“» — заложенный при устье реки Тулицы, за что ему и доставалось от князя Меньшикова. Надо признаться и плавильные цеха принадлежащие Корнееву (он их построил у реки Нейвы, вытекающей из озера Таватуя), тоже князем не очень жаловались. Что чуть не закончилось дуэлью между Меньшиковым и Гавриловым. Благо Романов каким-то образом про это узнал и волевым решением уладил этот назревающий конфликт.
Весеннюю распутицу, размочившую всё вокруг до непроходимой размазни: Юрий встречал, исчерпав ресурс своего симбионта под ноль. Оправдываясь, что поступить по другому было нельзя: нужно было помочь Корнееву с ускоренным возведением цехов обогащения руды и плавильных печей; прокладкой насыпной дороги до Малиновки; сделать для егерей неприкосновенные склады с боеприпасами и амуницией; а для врачей с медикаментами. Ну и само собой разумеющиеся — аварийный золотой запас.
Пётр же, повинуясь своей непоследовательности решений и эмоциональным порывам, убыл в Архангельск, где и застрял — остановленный непогодой. Поэтому Гаврилов, не обладая свежей информацией о подготовке противника: до одури гонял егерей, заодно выматывая и себя. А во время непродолжительного отдыха, наблюдал как на плацу солдаты его полка, отрабатывали штыковой бой. Временами ему было их жалко — из-за постоянных дождей одежда на служивых промокала насквозь. Но он, душил это чувство на корню — в боевой обстановке, если что, отсиживаться будет негде, так что, пусть привыкают. В конце концов, он и сам промокал не меньше их: и по утрам, спеша на занятия с егерями, одевал ещё волглую одежду, — которая, из-за повышенной влажности, не успевала, как следует просохнуть. И только постоянные физические нагрузки, и хорошее питание, не позволяли людям заболеть. Да и сами солдаты больше не роптали — видя, что их полковник, делит с ними все тяготы службы: а не наблюдает за происходящим через окошко своего тёплого дома.
В один из таких дождливых дней, когда он со спецами возвращался со штурмовой полосы: к Юрию подбежал посыльный из штаба.
— Господин полковник, разрешите доложить! — Обратился молодой, худощавый солдат, вытянувшись по стойке смирно.
Дождевая вода, струйками стекала с его головного убора, лилась на камзол, где почти сразу впитывалась в сукно (видимо в спешке служивый не надел свой плащ). А это грозило тем, что бедолага скоро окончательно промокнет: вздумай Юрий дольше подержать его под осенним дождём. Поэтому, он не стал тянуть время и коротко ответил:
— Докладывай!
— Вас срочно просят подойти в отдел планирования!
Так для всех назывался узел связи, и только избранные люди, знали его истинное назначение и были вхожи туда.
— Спасибо. Можете идти, солдат.
— Есть. — Коротко ответил посыльный и, развернувшись, побежал назад в штаб.
Глядя след посыльному, тяжело бегущему по лужам, Гаврилов подумал:
— А ведь надо дать указание, чтобы мои орлы в Ростове, подумали о производстве армейских прорезиненных плащей. В походе — очень пригодится солдату: спасая от промокания. Да и медики обрадуются, факту снижения опасности возникновения простудных заболеваний в походных условиях. А пока, надо узнать, зачем меня вызывают связисты…
Вильям, опомнись: ты никогда таким не был. — Долговязый, седой мужчина: отчитывал идущего рядом с ним друга. — Ты только посмотри на себя: от тебя совсем ничего не осталось. Весь осунулся; по глазам видно, что недосыпаешь…
Два друга, неспешно шли по скверу: не обращая внимания на моросящий дождь. Один из них, как и прежде был полон сил и энергии. Другой шёл семенящими шагами, неуклюже опираясь на трость, за последнее время, он сильно исхудал и в его взгляде, еле теплилась жизнь.
— …А что ты делаешь со своим состоянием? Ты ведь, так совсем скоро разоришься. — Тихо выговаривал седой джентльмен.
— Брайан, а зачем мне это всё нужно? Кому я всё передам? — Бесцветным голосом отвечал джентльмен с тросточкой в руке. — А так, я знаю, что каждый мой потраченный цент — принесёт страдания этим варварам.
— Понимаю. Месть врагу, это дело святое. Но это блюдо, должно готовить с холодной головой. Иначе: ничего толкового не получится. Мои люди делают всё от них зависящее, чтобы Шведы напали на Московитов: надо сказать, у них это неплохо получается. Мы уже подтолкнули их к созданию выгодной коалиции с Речью Посполитай. А ты? … Зачем тратишь деньги на подкуп надворного канцлера: пойми, он ничего не решает; это не Англия, здесь всё не по-человечески. У этих шляхтичей, пародия на монархию…
— Но это, всё равно поможет тебе в твоих интригах. — Тихо возразил Вильям.
— Господи, воистину — непосильное горе, отнимает не только здоровье, но и разум. — Еле слышно прошептал седой мужчина: отвернувшись от друга и горестно взглянув на небо.
Но через секунду повернувшись: немного громче, сказал совсем другое.
— Твой Чарльз, как «Аполлон рукой Париса, поразил русского Ахиллеса своей стрелой». А я, в свою очередь, разобью глиняные ноги российского колосса. Чтоб он, больше никогда не смог подняться и хоть чём-то нам угрожать. Но если, наши пешки, благодаря ненужным денежным подачкам, поймут, что ими играют чужую партию: то все наши труды на ветер. Поэтому прошу тебя, заклинаю: направь свои деньги и энергию на постройку новых крупных боевых кораблей. Этим, ты как нельзя лучше почтишь память своих сыновей — отдавших за корону свои драгоценные жизни. Ведь имея мощный флот: мы сможем решать, кто может бороздить океан, а кто нет.
— Да-да, ты прав. — Тихо согласился Вильям: и, поёжившись от мороси — падающей с неба, по привычке держа горделивую осанку, засеменил к парадному входу своего замка. Всё это, было так неестественно и непривычно, что Брайан старался не смотреть на своего резко постаревшего и исхудавшего друга, а идти рядом, глядя только вперёд.
— Нет. Эта Московская Тартария, дорого заплатят за свои деяния. — Думал сухопарый джентльмен: медленно вышагивая рядом с «увядающим» другом. — Этим выскочкам, надо преподать урок: пусть знают своё место. А за то, что они сделали с моим другом — будет отдельный спрос. После того как они лишатся своей государственности. Я разыщу всех виновных в гибели Чарльза и всю их родню — по седьмое колено. И тайно подарю их Вильяму: думаю, он придумает, что с ними делать. И пусть будет предан забвенью сам факт существования этих людей — на варваров понятие гуманности не распространяется. — «Тем более, когда они настолько опасны для моей родины и тем паче — моих экономических интересов».
— Сегодняшний день слишком хорош, чтобы быть правдой. — Думал Юрий: в очередной раз, вспоминая разговор, состоявшийся в узле связи. Его вызывал Корнеев, желая поскорее поделиться достигнутыми успехами. — Его мастера, изготовили пулемёт по схеме Гатлинга: правда, он был сделан в единственном экземпляре и вручную. Специально для его испытания, бала произведена пробная партия патронов — с бумажной гильзой. Во время, которого новинка показала свой норов — следовало дорабатывать всё: начиная от боеприпасов — давших более трети осечек; до самой картечницы (так в своё время, называли изобретение инженера Гатлинга). Но даже такой результат: вызвал бурю восторга у всех присутствующих на испытаниях. Во-первых, испытания проходили под дождём — когда ни один штуцер не мог выстрелить; во-вторых, не было закрывающего обзор порохового дыма. Да и стрельба велась просто бешеным темпом (так считали те, кто не видел в действии оружие егерей). Эпохальным это событие делало то, что было испытано скорострельное оружие, произведённое в этом времени и здешними мастерами. А недоработки — так это болезнь роста. Без неё ни у кого, ничего, никогда не получалось.
Даже поздно вечером: идя домой, Юрий прибывал в некой эйфории — снова и снова «смакуя» новость: пытаясь осмыслить её значение под разными точками зрения. Вот здесь, он и допустил свою главную ошибку на сегодняшний день. Гаврилову померещилось, что у дровяного сарая — стоящего возле дорожки, ведущей к дому, кто-то притаился. Но Юра, увлечённый размышлением — не стоит ли попытаться сразу делать более продвинутое в техническом плане оружие: не обратил на это внимание; продолжив идти без опаски. Через несколько шагов, он поравнялся со злосчастной постройкой — мысленно склоняясь к тому, что он прав: пытаясь хоть немного имитировать пошаговое развитие технического прогресса. И тут. Боковое зрение среагировало на движение, следом включились рефлексы и руки, сами блокировали сильнейший удар ножом — отводя его немного в сторону. Но толи противник в этот удар вложил много силы, толи виновата нога, скользнувшая по мокрому камню: а может всё вместе. В общем, нападавший устоял на своих ногах, а Витальевич, нелепо растянулся перед ним. Незамедлительно последовала новая атака. Юра не мог разглядеть лица нападавшего, а видел только тень, метнувшуюся к нему и навалившуюся на него всей своей тяжестью. Вражеское колено, больно врезалось в живот: а чудом пойманная рука с ножом, застыла в нескольких сантиметрах от груди. Противник кряхтел, силился вдавить холодную сталь в Юрино сердце — которое взбодрённое порцией адреналина, бешено, колотилось в груди. Гаврилов понимал, что долго он так не продержится. Ещё немного и уставшие мышцы рук начнут сдавать, по миллиметру уступая холодному жалу ножа, стремящемуся, во что бы то ни стало, обрезать его нить жизни. Да и кричать бесполезно. Никто не услышит: да и будут расходоваться силы необходимые для сопротивления.
