Пётр поменялся в лице — затем «одел маску» самой невозмутимости и уже спокойно спросил:

— А ты случаем не брешешь? — Сказано это было так, что в голосе чувствовалось нескрываемое недоверие.

— Пёс брешет, а я государь, говорю лишь то, о чем знаю наверняка. — Возразил Гаврилов, не отводя взгляда.

— Ну, будь, по-твоему. — Усмехнулся Романов и одарил таким взглядом, что нельзя было понять к добру он, или нет. — Но ни приведи господь, если ты мне в чём-то слукавил….

Фраза была многозначительно прервана, а царские очи ещё какое-то время продолжали придирчиво осматривать стоящего перед ним человека. Затем Пётр Первый, развернулся к двери одной из комнат и крикнул:

— «Алексашко», ты всё слышал, о чём мы здесь говорили?!

Дверь распахнулась, и на пороге появился лукаво улыбающийся Меньшиков.

— Да Мин Херц, каждое слово.

— Тогда, бери моих гвардейцев и пригласи упомянутых здесь служивых. Пусть как можно скорее идут сюда, скажи, что у меня к ним важный разговор есть. А ты Гаврилов, иди пока поешь с дороги, голоден, поди.

Разговор получился долгий, каждый его участник, сидящий за небольшим столом в маленькой комнатке, подробно рассказывал всё что знал. Временами Юра делал уточнения и нужные комментарии, ликвидирующие пробелы в этих рассказах. Затем, когда все, всё рассказали, Витальевич поведал свою — отредактированную версию своей эпопеи. Также умолчал, каким образом допросил Чарльза.

— Да, самое главное чуть не забыл. — Спохватился Юрий. — Боярина Смирнов со своим тиуном, не только активно помогал нашему иноземцу в разгроме наших мануфактур. Но, за посулы, быть мелким князьком на одной из земель побеждённой России, отравил Ивана Алексеевича.

— Как это?! — В унисон возмутились воевода и стрелец Егор Тимофеевич.

Только самодержец угрюмо молчал, смотрел в одну точку, чего-то обдумывая.

— Михаил Григорьевич, вспомните, кто с месяц назад Ивану Алексеевичу свечи для опочивальни привёз. Ведь они не из монастыря.

— Да. — Изумлённо подтвердил воевода.

— А затем, немного погодя, царь начал сильно хворать? — Уточнил Юра.

— Ну да. А этот пёс, начал громче всех горлопанить, мол, это Петровы прихвостни Ивана отравили.

— Так значит у этих свечей дым ядовитый? — Раздался грозный голос Петра.

— Да государь. — Подтвердил Гаврилов.

— Значит так! — Романов с силой ударил кулаком по столу. — Михаил Григорьевич, завтра же собирай бояр. О том, что здесь слышали, до поры, до времени, никому ни гугу. Ясно?!

— Да государь. — Хором ответили все присутствующие.

— А завтра, мы этого Смирнова, со всей его фамилией посадим в клеть и заставим этим дымком дышать, пока свечи не кончаться. Кто выживет, знать, не виновен, а сдохнет, туда и дорога. Так, теперь ты Гаврилов, то, что ты покарал Чарльза — эту змею подколодную, это правильно. Но не будет ли у меня из-за этого преждевременных проблем с Англией?

— Нет, Питер, я нигде не наследил. А вот они, по горячке, должны были дров наломать, или нести, какой ни будь бред. Так что догадаться о нашем участии, люди, посвящённые в деятельность Фокса, могут. А вот всю правду о его гибели узнать, у них не получится. Тем более, всё это в Ливонии произошло. Как там, что там происходило, нам-то, откуда знать.

Все участники разговора посмотрели на Петра.

— Хорошо посмотрим, что дальше будет. — Продолжил самодержиц, нарушив затянувшуюся тишину.

— Но про участие англичан в этом деле, всем надобно молчать — незнаем мы про их участие в этом безобразии и всё. Рано ещё нам с ними отношения портить.

— Государь, но это ещё не всё. — Поспешил вставить слово Юрий, видя, что Пётр собирается уходить.

— Только не говори, якобы и меня чем-то отравили.

— Нет, Питер, по плану Фокса, после смерти Ивана, на тебя должны были направить гнев возмущённых стрельцов.

Самодержец яростно сверкнул очами и, у него задёргалась в нервном тике правая щека. Секунды две ушло на то, чтобы он «взял себя в руки». И грозно процедил сквозь сжатые зубы, посмотрев на каждого из присутствующих.

— Всех, кто по этому поводу осмелится ударить в набат — четвертую, всех четвертую. — И отдельно обратился к Гаврилову, жёстко спросив. — У тебя всё?

— К несчастью нет. Я не смог догнать посланцев Чарльза. Чьей задачей было убедить представителей двора Карла XI том, что Россия ведёт компанию по подготовке войны со Швецией. И что ты государь, желаешь вернуть исконно русские земли на Балтике заодно присоединить к России Левонию с Эстляндией. Для этих целей ты уже ведёшь переговоры с группой лиц и их предводитель Иоганн Рейнгольд фон Паткуль. А для убедительности этих утверждений, им передали некоторые образцы нашего нового вооружения.

— Что?! Ты хоть понимаешь, чем это грозит?! — Царь буквально «кипел от ярости» охватившей её.

— Да государь. Именно поэтому, прошу твоего дозволения на определённую свободу моих действий и твоей поддержки в этих делах. Нам нельзя сейчас проиграть не одного боя. — Народ любит победителей.

— Денег не дам!

— Государь всё буду делать за свой счёт. Мне только нужны ещё люди для скорейшего восстановления разрушенного и закупки за рубежом железа, также за мой счёт.

— Но, только всё делаешь под моим, личным контролем, а то, слишком мягко стелешь….

— Спасибо Брайан, ты настоящий друг. Но оставь меня одного, я хочу побыть с моими мальчиками наедине.

Проговорил после длительного молчания начинающий лысеть джентльмен. Он стоял со своим другом возле родового склепа. И, несмотря на прекрасную, солнечную погоду, крепыш ёжился — как будто ему было зябко.

— Этот ангел скорби, должен охранять покой усопших. — Вильям рассеянно показал на вход в усыпальницу, над которым, скорбно склонили головы два ангела. — А два моих сына, никогда не будут здесь покоиться. Только две таблички с их именами и всё….

— Крепись друг мой, самое тяжкое, это хоронить своих детей. — Долговязый, седой мужчина приблизился к резко постаревшему товарищу и тронул его за плечо.

Тот немного встрепенулся, приосанился, но голосом полным безнадёжной тоски заговорил:

— Здесь ты не прав. Когда у тебя есть ещё дети, это одно. Есть утешение, что ты в этом мире не один. А теперь, нет ни какой надежды на продление рода, я даже не знаю, есть ли у Чарльза бастарды и где их искать… А ведь я так мечтал понянчить внуков. Давно надо было его женить. А теперь… — Вильям помолчал, а затем более уверенно заговорил. — Я уверен, что это московиты его убили — в отместку за то, что он им устроил. Они хоть и варвары, но не дураки…

— Я понимаю, что это слабое утешение, но твой сын сам отомстил своим убийцам. — Проговорил, пытаясь утешить друга, сухопарый джентльмен. — Как мне стало известно, Шведы скоро нападут на Россию. И это достигнуто стараниями Чарльза. А затем, им в спину ударит Османская Империя, и я в свою очередь сделаю всё от меня зависящее, чтобы оно так и было….

В Малиновке, несмотря на то, что руины от сгоревших цехов уже успели разобрать, картина всё равно была удручающей. Всё оборудование во время пожара пришло в полную негодность, и максимум на что годилось, как только на металлолом. Повсюду стояли треснутые или поведённые станины покрытые окалиной и местами даже начавшейся коррозией. Это были остовы станков, которые ещё не успели увести на переплавку. И на фоне всей этой разрухи, была только одна небольшая радость, секретный — подземный цех не пострадал. Теперь в нём работало пять учеников Жан-Поля и Лео, которые начали делать первые детали для будущих станков оружейного цеха. Благо техническая постройка, обеспечивавшая все нужды цеха, стояла в стороне от посторонних глаз и была нетронута нанятыми вандалами. Тем временем, на местах, освобождённых от завалов, согнанные отовсюду рабочие, возводили новые стены производственных корпусов, только на сей раз их делали из камня. Его везли отовсюду, с Ростова на Дону, с Тулы, и с местного заводика. И всеми этими работами «заправлял» Леонид, он же Лео. Где уговорами, где личным промером, а где и угрозами, заставляя ускорять темп проводимых работ.