– Да какой с него толк, с завода этого? Оборудование-то у них наверняка убогое, да и рабочие… – Ганс всем своим видом изобразил скептицизм.

– Дурак. – Бестманн сунул какую-то бумажку в ящик стола и спокойно продолжил: – Оборудование там новехонькое, потому что заводу этому еще и десяти лет нет. А строил его Форд, так что можешь считать этот завод не русским, а американским.

– Scheisse! И много у русских еще таких заводов?

– Хватает. Откуда, по-твоему, все эти кучи танков и прочей техники, что мы перебили по пути сюда? Не в колхозах же их наделали.

– Donnerwetter, не нравится мне это. Я-то думал, что у «иванов» остались одни бронетракторы, помнишь? А ты говоришь, что танковый завод эвакуировали – значит, скоро у них снова появятся танки!

Бестманн хмыкнул.

– Не переживай. Все не вывезли. Так что наделать оружия больше, чем было, русским вряд ли удастся. В Харькове расспросишь подробней – там был один из крупнейших промышленных районов советов. Все, вали отсюда, без тебя забот хватает.

Вот так оберштурмфюрер Нойнер и очутился в кабине грузовика, пробирающегося по разбитой дороге к первой столице Советской Украины.

Мотор уютно урчал, машину качало на ухабах, как пароход в пятибалльный шторм, солдаты и шарфюрер Реш из бронеразведывательной роты сидели в кузове, водитель из дивизионной колонны снабжения спокойно крутил баранку. Ганс дремал, надвинув на глаза кепи, которое носил вместо фуражки, с тех пор как получил зимнее обмундирование. Вокруг расстилался монотонный пейзаж заснеженной степи, пересекаемый редкими лесополосами… Из сонной расслабленности Ганса вырвал голос шофера:

– Подъезжаем к Харькову, оберштурмфюрер. Вон и пост уже.

Ганс сдвинул на затылок кепи и бегло осмотрелся. Ага, ведущее от Чугуева шоссе здесь пересекало железнодорожное полотно. Железка пока еще не действовала, а будку железнодорожного переезда облюбовали фельджандармы, устроившие здесь натуральный укрепленный блокпост с баррикадой из мешков с землей или щебнем и русских противотанковых ежей, легким проволочным заграждением, небольшим прожектором и блиндированными огневыми точками. Один из постовых в советском караульном тулупе, с надетым поверх него жандармским горжетом, повелительно махнул рукой, указывая остановиться.

Когда «Опель» послушно тормознул по соседству с баррикадой, жандарм спокойно приблизился к грузовику, не убирая тем не менее руки с рукоятки повешенного на плечо МП, ствол которого постоянно был направлен на дверцу кабины. На машину также был нацелен ствол МГ-34 на универсальном станке-треноге, расположенного за укреплением. Еще несколько фельджандармов с карабинами также были готовы поучаствовать в любой заварушке. Сурово!

Ганс, оценив приготовления «цепных псов», одобрительно кивнул своим мыслям и протянул подошедшему автоматчику с нашивками фельдфебеля выданное Бестманном предписание через опущенное окно. Тот, бегло изучив документ, вернул ему бумагу и несколько извиняющимся тоном проговорил:

– Все в порядке, герр оберштурмфюрер, но придется немного подождать – полчаса, не больше.

– Я не «герр». Просто «оберштурмфюрер» – у нас так принято. А из-за чего задержка?

– Колонна должна вскоре пройти, а шоссе узкое – чистить не успевают.

– Понял, камрад. Ладно, мы подождем.

Закрыв окно и повернувшись к водителю, Ганс бросил:

– Отгони машину на обочину, но мотор не глуши, а то замахаемся потом заводить.

Едва «Опель» послушно замер, приткнувшись сбоку к импровизированному защитному валу блокпоста, как Нойнер бодро выпрыгнул из машины и, грохнув пару раз кулаком по железному борту грузовика, проорал:

– Стоянка полчаса – всем выгрузиться и размяться!

После чего ловко взобрался на баррикаду и с интересом осмотрелся вокруг. «Тааак, заснеженные поля с торчащим пожелтевшим бурьяном, темная лента шоссе, небольшой лесок в отдалении, железнодорожная насыпь… А это еще что такое? – Ганс вскинул к глазам бинокль и быстро навел резкость. – Похоже на бронепоезд, только странный какой-то. И, что характерно, подозрительно знакомые очертания местами просматриваются». Спрыгнув с заграждения, Ганс подозвал к себе жандармского фельдфебеля и, небрежно махнув в сторону замеченного им странного объекта, поинтересовался:

– А что это за развалина там, на путях?

– Так бронепоезд русский. Разбитый.

Нойнер покачал головой и ухмыльнулся:

– Ага, бронепоезд, как же. Внукам своим на старости лет сказки такие рассказывать будешь. – Ганс, не оборачиваясь, ткнул рукой в сторону предмета обсуждения. – Вон та здоровенная зеленая штука, что валяется под насыпью, – это русский пятибашенный танк! Я на такие насмотрелся, когда мы «иванов» под Дубно давили.

– Ваша правда, герр… э-э-э, то есть просто оберштурмфюрер. Танк и есть. Только он не сам сюда приехал, его как раз на поезде привезли. Вот бронепоезд и получился.

– О как! – Ганс озадачился и даже в порыве задумчивости почесал затылок, сдвинув на лоб кепи. – И давно это было?

– Давно. Еще когда наши в Харьков входили. Вот тогда «иваны» эту зверюгу из города и выкатили. И прямо на мадьяр – они как раз город обходили…

– Откуда знаешь?

– Да мы как раз тут пост организовывали, когда к этому поезду трофейная команда приехала. Из мадьяр этих самых. А у них один по-немецки хорошо говорил, вот и рассказал, как дело было.

– Поняяятно.

Нойнер поправил висящий на плече МП, накинул на голову капюшон и сунул руки в тонких перчатках в карманы, чтоб не мерзли. После чего повернулся к своей команде, затеявшей какую-то возню возле тихо урчащего «Опеля»:

– Эй, Отто, остаешься за старшего. Я пройдусь немного вдоль железки. Никому не разбредаться – скоро поедем дальше.

Реш вскинул руку:

– Все будет в порядке, оберштурмфюрер.

Кивнув в ответ, Ганс забрался на железнодорожную насыпь, где снега было поменьше, и бодро направился к заинтересовавшим его обломкам импровизированного бронепоезда – с таким ему сталкиваться еще не приходилось, а знания о противнике никогда не бывают лишними.

На этот раз противник и впрямь попался интересный.

Бывший бронепоезд состоял из блиндированного паровоза и двух боевых площадок. Сзади, за тендером, был прицеплен пулеметный вагон, сделанный из полувагона с двойными бортами, между которыми был насыпан щебень. Но главным элементом этого состава был поставленный перед паровозом здоровенный восьмиосный железнодорожный транспортер, на котором был водружен пятибашенный танк.

Так поезд выглядел раньше. Теперь же Ганс наблюдал настоящую мешанину из развороченного железа, присыпанную углем и щебенкой. Паровоз был раскурочен прямым попаданием бомбы, платформа сброшена с насыпи, стоявший на ней танк опрокинут (часть башен при этом отвалились и теперь валялись отдельно от корпуса). Относительно целым остался только пулеметный вагон, хотя и ему тоже досталось.

Осмотрев обломки внимательней, Ганс более-менее точно восстановил картину давнего боя: выехавший из города бронепоезд обстрелял мадьяр на шоссе сперва во фланг, а затем и продольным огнем. И, видимо, неслабо их прижал – местность ровная, укрыться особо негде, а танковые башни так просто не заткнешь. Венгры пытались отбиваться, судя по отметинам на броне, скорее всего, из противотанковых ружей («Солотурн» или как там их колупалки называются?), но у них ничего не вышло. А потом подоспела авиация… Судя по количеству воронок, здесь поработала целая эскадрилья «штук» – повезло мадьярам. Мнда.

Обойдя обломки еще раз, Нойнер наткнулся на могилу, которую отмечал аккуратный березовый крест. Выполненная на немецком надпись на приколоченной к кресту дощечке, гласила: гауптманн[10] Макс Александр Хальсен 1914–1941. Прочитав написанное, Ганс аккуратно стащил с головы капюшон и снял кепи, отдавая последние почести погибшему соратнику. Задумчиво комкая в руках головной убор, он размышлял о превратностях судьбы, приведших к гибели соотечественника в бою между русскими и мадьярами за тысячу километров от границ Германии. Кем был этот погибший гауптманн и как очутился здесь во время боя? Может, он был офицером связи или наводчиком люфтваффе, прикомандированным к союзным венграм? А может, командовал какой-то приданной мадьярам немецкой частью? Кто знает, да и какая теперь разница?