– Почему вы об этом спрашиваете?

– Я объясню чуть позже. А сейчас я хотел бы услышать ответ на этот вопрос.

– Нет, не привело бы. Это был бы ощутимый удар, и только. К краху это могло бы привести, если бы дело получило огласку. Все вкладчики потребовали бы немедленно вернуть деньги, а они в обороте. И это был бы крах не только Народного банка, но и всей финансовой системы России. Наш банк – одна из ее опор.

– Расскажите, пожалуйста, о вашем контракте с франкфуртской фирмой «Трейдинг интернэшнл».

Дорофеев даже подался вперед.

– Откуда вам известно об этом контракте?

– Вы позволите мне не отвечать на этот вопрос? У нас есть свои профессиональные тайны. Скажу только одно: вход в вашу компьютерную сеть защищен системой ДЭЗ с драйвером «Дискрет систем». Это уровень Б-2. Вскрыть ваш код может даже средней руки хакер. И если до этого никто таких попыток не предпринимал, в чем я совершенно не уверен, то лишь потому, что никого это не интересовало.

– А вас, как я понимаю, заинтересовало?

– Прежде чем встретиться с клиентом, мы наводим о нем справки. Так же как вы наводили справки о нашем агентстве, – уклонился Денис от прямого ответа.

– Но я для этого не проникал в ваши компьютеры.

– Вам бы это не удалось. У нас уровень защиты А-1. Рекомендую и вам перейти на него. В мире на существует абсолютно надежных кодов, но наш могут взломать только три-четыре суперхакера. В Москве таких всего один. И он работает на нас. Как видите, Илья Наумович, я с вами откровенен. Надеюсь, что и вы будете откровенны со мной.

«Похоже, он его достал!» – подумал Турецкий, заметив, как потяжелело и будто бы слегка обрюзгло круглое добродушное лицо банкира.

– Что именно вы хотите узнать? – спросил Дорофеев.

– Детали. Как им удалось вас провести?

– Это не лучшее из моих воспоминаний. Переговоры с «Трейдинг интернэшнл» мы вели почти год. Затем в Москве подписали договор о намерениях. Речь шла о поставке нефтяного оборудования, так называемых установок «газ-лифт», они позволяют выбирать из нефтеносных пластов не двадцать – двадцать пять процентов, как наши, а до девяноста процентов нефти. Надеюсь, не нужно объяснять, как важно было получить такое оборудование для Тюмени и Самотлора? И не только для них. Через три месяца я прилетел во Франкфурт для подписания контракта. Предварительно мы, разумеется, выяснили, что такая фирма действительно существует, у нее свой счет в Дойче-банке. Меня немного смутило, что господин Шпиллер не знаком с президентом компании Райнером, но когда я увидел его офис, мои сомнения рассеялись. Это был весьма солидный офис в деловом центре Франкфурта. Первую часть переговоров с Райнером мы провели в его служебном кабинете, а для подписания контракта он пригласил меня к себе домой. Старинный замок километрах в двадцати от города. Огромный каминный зал. Прислуга, ужин при свечах. «Роллс-ройс» к трапу самолета. В общем, я подписал контракт.

– Замком и «роллс-ройсом» он вас добил? – спросил Денис, слушавший рассказ банкира с нескрываемым интересом. Так же как Грязнов-старший и Турецкий.

– Можно сказать и так, – согласился Дорофеев. – Мы перевели деньги на счет фирмы, стали ждать поставку оборудования. Оно не шло. Райнер в разговорах со мной по телефону ссылался на непредвиденные задержки. А потом его телефон перестал отвечать. Я позвонил в замок. Там сказали, что никакого Райнера не знают, а замок арендовал у хозяев на три недели некий Фогельштейн. Офис тоже был арендован – незадолго до того, как мы с Райнером начали переговоры. Вот, собственно, и все.

Денис покачал головой.

– Стоимость полного просвечивания партнера составляет всего один процент от суммы контракта. Почему вы не обратились к профессионалам?

Банкир лишь слегка пожал плечами.

– Я полагал, что достаточно хорошо разбираюсь в людях.

– Не допускаете ли вы мысли, что господин Никитин тоже знал об этих восьмидесяти четырех миллионах и пришел именно к вам потому, что был уверен: в вашем положении вы двумя руками ухватитесь за его проект?

– Сейчас я уже ни в чем не уверен.

– И поэтому обратились к нам?

– В том числе.

– Вернемся к вашей проблеме. В чем она?

– Сразу из Шереметьева господин Никитин приехал в банк. Но после первых фраз предупредил, что кабинет прослушивается.

– Кем?

– Он не знал.

– Почему он так решил?

– Он не сказал. Сказал только, что уверен в этом.

– Он так и сказал: «кабинет прослушивается»? – вмешался в разговор Турецкий.

– Нет. Он не сказал, а написал в моем настольном блокноте.

– Что именно написал?

– «Нас слушают». Поэтому мы вслух говорили о пустяках, а вопросы о деле я писал в блокноте, и он таким же образом давал ответы. Но это было довольно трудно, поэтому он предложил продолжить разговор в гостинице «Космос», где намерен был остановиться. Я приехал в «Космос» через час, как мы и договаривались, узнал у портье, в каком номере Никитин остановился, и поднялся к нему.

– Здесь, пожалуйста, подробнее, – попросил Турецкий. – Что за номер? Что он делал, когда вы вошли?

– Одноместный люкс на шестом этаже. Он распаковывал багаж. Попросил меня подождать три минуты, вызвал горничную и отдал ей свой пиджак – чтобы она отнесла его в химчистку, он случайно испачкал его, когда выходил с автостоянки. После того как она ушла, сказал: «Вот теперь можно спокойно поговорить». Мы продолжили обсуждение. Суть вы знаете, речь шла о деталях: когда будут переведены деньги на наш счет, когда нужно будет приступить к скупке акций…

– Когда? – спросил Турецкий. – Как только получите деньги из Дойче-банка?

– Нет. Он сказал, что известит меня о начале реализации проекта. И произойдет это примерно в течение месяца. Он высказал уверенность, что за этот месяц акции «Норильского никеля» еще больше упадут в цене.

– Почему он так решил?

– На основании своей информации. Эта тенденция легко прослеживается. Сотрудники моего аналитического отдела проанализировали ситуацию с никелем на мировых рынках. Вот подробный анализ, со схемами и всеми выкладками. – Дорофеев достал из папки и положил перед Денисом еще несколько листков, соединенных скрепкой. – В общих чертах положение такое. В течение последних трех-четырех лет производство никеля постепенно снижается, цены на фондовых биржах также постепенно растут, акции же норильского концерна теряют, как мы говорим, в весе. При номинале двести пятьдесят рублей и котировке примерно сто четырнадцать тысяч систематическое падение курса за неделю составляет от полутора до двух тысяч рублей.

– Не совсем понятно, – заметил Турецкий. – Цена никеля растет, акции же крупнейшего производителя падают. Почему?

– Себестоимость норильского никеля очень высокая и все время повышается. Дело в том, что рудные жилы там очень глубокого залегания. Рудники уже ушли на глубину более двух километров. Влияют и забастовки горняков, требующих повышения оплаты труда и улучшения условий работы. Последнее время, правда, забастовки прекратились.

– Продолжай, – кивнул Турецкий Денису.

– Так в чем, собственно, ваша проблема? – спросил Денис.

– Когда господин Никитин уходил из моего кабинета, в блокноте он написал: «Эти записи сожгите». В конце разговора в гостинице он спросил, сделал ли я это. Я ответил, что порвал записи на мелкие клочки и бросил в корзину для бумаг. Пепельницы у меня нет, зажигалки тоже, а просить у сотрудников не хотелось, это могло вызвать ненужное любопытство. Никитин выразил крайнюю озабоченность и настоятельно посоветовал мне вернуться в банк и сжечь записи. Я сначала не придал этому значения и уехал домой. Но дома вспомнил его слова и ощутил беспокойство. Вызвал машину, вернулся в банк. И…

– Клочков бумаги в корзине не оказалось, – подсказал Турецкий.

– Да, – подтвердил банкир. – Охранник сообщил, что после моего отъезда в кабинет заходил только начальник службы безопасности Пономарев.

– Понятно, – проговорил Денис. – Вы не спросили его, зачем он заходил?