Оставалось немного пива, и друзья просидели вдвоем еще час, вспоминая о Булони, о Вимрё, о старых временах. Это был памятный вечер.
В августе 1944 года был освобожден Париж, а в сентябре – Брюссель. Флеминг написал своему другу Борде:
4 сентября 1944 г.
Дорогой профессор Борде, сегодня мы узнали великую новость: немцы, наконец, оставили Брюссель и вы освобождены от нацистской тирании. Все английские бактериологи надеются, что вы, один из родоначальников этой науки, мужественно пережили эти печальные годы и что у вас еще впереди много лет плодотворной работы. Мы радуемся долгожданному освобождению вашей родины...
Флеминг получил бесчисленное количество приглашений не только из разных городов Англии, но и из Америки и Европы. Он был провозглашен почетным гражданином Паддингтона, района Лондона, где он проработал всю свою жизнь. В начале 1945 года он был назначен президентом только что созданного Общества общей микробиологии. В своей речи на открытии общества он сказал:
– Вы предлагали этот пост другим ученым, более заслуженным, чем я. Они проявили твердость характера и отказались, но я верен шотландской традиции – никогда ни от чего не отказываться – и, когда пришел мой черед, дал согласие. И я был рад этому до того момента, когда пришло письмо от вашего секретаря, оповещавшее меня, что я должен буду произнести вступительную речь...
Флеминг продолжал в таком же полусерьезном-полушутливом тоне Он сказал, что это общество в отличие от многих не должно служить трибуной, с которой ученые читают сообщения только для того, чтобы «создать себе рекламу», оно должно стать местом, где бактериологи, медики, промышленники, специалисты сельского хозяйства, микологи и биохимики будут встречаться и обмениваться информацией. Простая беседа может породить значительное открытие.
«Мне кажется, – пишет доктор Клег, – мало кто знает, каким замечательным послом Великобритании был Флеминг за границей. Во время всяких церемоний он вел себя скромно, даже, пожалуй, застенчиво; он не был красноречив и тем не менее производил на всех впечатление своей простотой и исключительным смирением. Вместе с тем он, как школьник, способен был радоваться самым простым удовольствиям.
– Я узнал, что вы уезжаете в Соединенные Штаты, – сказал я ему однажды вечером в клубе.
– Да, – ответил он. – Чудесно, не правда ли? Ведь я увижу «Бруклин доджерс».
Эта бейсбольная команда интересовала его не меньше, чем все чудеса этой огромной страны.
Перед отъездом в Америку, в июне 1945 года, Беб Даниельс взяла у него интервью для радио.
Она рассказывает: «Я спросила в Би-би-си, не смогу ли я побеседовать с сэром Александром Флемингом.
– О нет! – ответили мне. – Сэр Александр ни за что не выступит по радио.
– А я ему позвоню.
– Сэр Александр никогда не подходит к телефону.
Мне это показалось странным. Я написала письмо от руки, попросила моего секретаря Джоан Мёрри отнести это письмо в больницу и вручить лично сэру Александру. Когда она вернулась, я ее спросила:
– Как все произошло?
– Меня провели к сэру Александру, и он меня спросил: «Кто вас прислал? Мистер Черчилль?» Я ответила. «Нет, Беб Даниельс».
Джоан Мёрри отдала ему мое письмо. Через полчаса мне позвонил сам Флеминг и сказал:
– Приходите ко мне завтра в час в Сент-Мэри.
В назначенное время я была на месте. Я думала, что меня встретят двадцать четыре секретаря, восемь человек охраны и еще бог знает кто. На самом же деле я натолкнулась в коридоре лишь на лаборанта в белом халате и спросила его:
– Где мне найти сэра Александра Флеминга?
– В конце коридора. Он готовит себе чай.
Засучив рукава, Флеминг кипятил воду на бунзеновской горелке. Он предложил мне: «Хотите чашку чая?» – и, прежде чем я успела ответить, в руках у меня уже оказалась чашка с чаем. После этого он сказал:
– Да, по радио мне интересно выступить... Вам хочется увидеть первую культуру?
– Это было бы чудесно.
Он исчез за грудой каких-то баночек, отыскал драгоценную культуру и показал ее мне.
– А какой у вас план? – спросил он. – О чем вы хотите, чтобы я говорил?
– Сэр, вам предоставляется полная свобода.
– Я ждал, что вы это скажете... Вот что я подготовил.
Он мне прочел свое выступление; это было превосходно. Сэр Александр обладал восхитительным чувством юмора».
В июне, июле и августе 1945 года Флеминг совершил триумфальное путешествие по Соединенным Штатам. «В Америке пенициллину, бесспорно, придают гораздо большее значение, чем в Англии», – писал он в своем отчете. Джон Камерон, состоявший на службе в британской миссии, был его гидом и просил его давать свое согласие на все пресс-конференции, выступления по радио, речи в университетах, так как это послужит великолепной пропагандой для Великобритании. По правде говоря, Флемингу нравилось это занятие, и он очень хорошо со всем справлялся.
Он побывал на пенициллиновых заводах и в лаборатории Пеории, благодаря которой и было налажено производство пенициллина. Американская техника вызвала у него восторг. В Пеории он жил у доктора Роберта Д. Когхилла. Там он увидел настоящий музей разновидностей пенициллиума. Во всех своих выступлениях он беспрестанно напоминал, что эта мощная пенициллиновая промышленность была создана благодаря английским ученым, что Флори сообщил в Пеории метод производства пенициллина, потом Америка усовершенствовала технологию и тогда смогла поставлять этот препарат Англии. Это яркий образец взаимопомощи двух стран.
В Нью-Йорке фабриканты пенициллина устроили банкет в «Уолдорфе», «чтобы воздать почести и поблагодарить того, – сказал председатель, – кого избрало Провидение открыть миру существование и свойства самого могучего оружия, которым сейчас обладает человек в борьбе против болезни... Никто до него не мог осуществить мечту химиотерапии: найти вещество, невероятно мощно действующее на вторгшиеся микробы и безвредное для тканей, подвергшихся вторжению». Передавая слово Флемингу, председатель процитировал евангелие от Иоанна:
«Есть же в Иерусалиме у Овечьих ворот купальня, называемая по-еврейски Вифезда38, при которой было пять крытых ходов;
в них лежало великое множество больных, слепых, хромых, иссохших, ожидающих движения воды;
ибо Ангел Господень по временам сходил в купальню и возмущал воду; и кто первый входил в нее по возмущении воды, тот выздоравливал, какой бы ни был одержим болезнью».
– Когда сэр Александр Флеминг впервые увидел, какое действие произвела на бактериальную культуру случайно занесенная туда плесень, его ум, несомненно, «возмутил» ангел, потому что взбаламученная купальня вылечила не одного больного, а мириады больных, – сказал председатель в заключение.
Бывало, что после выступлений Флемингу задавали очень прямолинейные вопросы. В Бруклине, например, Джон Смит, глава фирмы «Пфайцер и К°», самого крупного в то время производителя пенициллина в мире, спросил:
– Почему вы не взяли патент? Ведь вы и ваши близкие были бы обеспечены и вы жили бы, как подобает ученому, оказавшему такую услугу человечеству?
– Я никогда об этом не думал, – ответил Флеминг.
О том, что он посетит лабораторию Пфайцера, было объявлено заранее. Спешно были отполированы столы и начищена вся аппаратура. Осматривая просторные помещения, где все блестело и не видно было ни пылинки, Флеминг заметил:
– Если бы я работал в таких условиях, я бы никогда не нашел пенициллина.
В одном из университетов какой-то профессор спросил его:
– Почему вы не продолжили работу и не очистили ваше вещество?
– А вы почему этого не сделали? – парировал Флеминг. – Ведь все сведения были напечатаны.
Пресс-конференция в Вашингтоне вывела из себя самого нераздражительного человека на свете.
– Вы были боксером в юности?.. Если нет, то почему у вас перебит нос?.. Кто оплачивал ваше обучение в Лондоне?
