– Боярыня?! – прошептал он в великом изумлении.
– Андрейка?! – дрожащим голосом спросила она.
– Точно, боярыня! Я – Андрейка, холоп ваш.
– Садись... Господи! Как ты попал сюда?
Сели рядом на скамью против икон. Встреча была такою неожиданною и невероятною, что ни он, ни Агриппина не могли начать разговор. Первое, что бросилось в глаза Андрею, – худоба и бледность ее лица. Ему стало так жаль Агриппину в этой мрачной, черной схиме, в этой темной келье, а не в боярской хоромине, что он еле-еле мог сдержать слезы. Голос все такой же кроткий, нежный и взгляд больших голубых глаз такой же детский, добрый, доверчивый.
– Царь-батюшка сослал меня сюда... Вотчину отписал на себя, а потом отдал ее дворянам...
– А дите? – как-то невольно вырвалось у Андрея. Он и сам испугался этого вопроса. – Покойник боярин дите ожидал... Радовался!..
– Умре!.. Так сказывали мне люди... – грустно, потупив очи, ответила она. – Бог простит мне то!.. Молюсь!.. Не боярское было оно, колычевское... Грех тяжкий лежит на мне... Об этом денно и нощно молюсь.
Андрей задохнулся от волнения: как не боярское?!
– Кто же тот злочестивец? – еле слышно спросил он.
По щекам Агриппины потекли слезы.
– Бог ему судья!.. Одна я виновата... Молюсь, молюсь, соколик!..
– Да кто же он будет?
– Пошто тебе знать?! У царя он теперь, говорят, слуга ближний...
Андрей больше не стал допытываться. Ему было больно, горько и обидно. Ведь он считал боярыню чище, святее ангелов Божиих, и вдруг...
Некоторое время сидели молча.
– Покойника боярина после смерти обвинили в кривде против государя. – Тяжелый вздох вырвался из ее груди. – Вечное заточение и мне... Прости меня! У всех своих людей в вотчине, по обычаю, просила я прощения перед пострижением, но не было тебя... – Она встала на колени. – Прости, коли согрешила перед тобой! Коли обижала чем-либо тебя...
Андрей ничего не мог сказать; грудь стиснула тоска, дышать трудно. Он встал, большой, сильный, оперся рукой о стену, делая над собой усилие, чтобы не заплакать.
* * *
После повечерья, за трапезой, Андрей рассказал Агриппине, как окончил свою жизнь боярин в ту ночь под Нейгаузеном. Рассказал о том, что случилось в последние два года в Москве. Скончалась царица Анастасия. Иван Васильевич сильно убивался, молился и плакал по ночам. Подолгу просиживал он около детских постелей. Думали, ума лишился. Вся Москва тоскует по царице.
Но, как ни велико горе царя, он готовится к большой войне.
И ходит слух по Москве, что хочет он взять себе в жены чужеземку из далеких гор... сестру князя Темрюка...
Ни одного дня не проводит он без дела. Через несколько дней после кончины царицы посетил Пушкарскую слободу, а затем ездил в поле смотреть на стреляние из новых пушек; к морю, для охраны, лично снарядил сильную стражу с пушками.
Агриппина слушала с большим вниманием.
– Бог не оставляет нас без своей милости, – продолжал Андрей. – Наше войско, по приказу царя, заняло два десятка городов и замков. Князь Курбский бьет ливонцев под городом Вольмаром, а сам магистр ливонский Фюрстенберг попал в плен к русским при взятии города Вендена... Два главных города мы никак не можем взять: Ригу и Ревель. Ну, и их возьмем. Нет такой силы, которая могла бы царю противиться! Он не слушает никого и переменяет старые обычаи на новые, как того захочет.
Андрейка одной только Агриппине выдал государеву тайну. Во многие города разослал царь верных людей за мастерами, работными людьми и за железом. Вот и он, Андрей, как большой мастер, на примете у царя – послан в Устюжну, что на железном поле, за нужными людьми и за железом.
– Не женился ли уж ты, Андреюшко? – вдруг спросила Агриппина.
Вот чего парень никак не ожидал. Что ответить? Как сказать про Охиму? Сказать, что без попа венчаны, что согрешил перед двумя богами: перед русским и мордовским? Что никого лучше Охимы нет на свете?
– Ты молчишь? – пытливо посмотрела на него Агриппина.
– Боюсь, матушка-боярыня!.. Жениться-то раз, а плакаться-то целый век...
Андрей хмуро мял в руках свою шапку, потом встал, низко поклонился.
– Прощай, боярыня! Надо до свету в Устюжну доскакать. И то долго еду я. Не прогневать бы царя-батюшку!..
– Посиди еще...
– Нет, недосуг... Прощай, прости, боярыня! Увидимся ли еще? Грозное времечко приходит.
И, быстро повернувшись, Андрей вышел во двор, вскочил на коня и поскакал прочь.