Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

7.40. Железнодорожный вокзал

Марья Петровна

Электричка на удивление пришла вовремя. Не то чтобы она всегда опаздывала, но для русского человека приход или отправление любого вида транспорта в заявленное администрацией или расписанием время уже как мини-праздник.

Несколько пассажиров, ожидающих посадки на Симферополь, лениво проводили ее взглядами и вернулись к своим делам: кто-то спорил, кто-то просто стоял и курил, а некоторые и вовсе спали, развалившись на лавках. Торопиться было некуда – пока народ лениво выползет из электропоезда, пока то-се… да и по расписанию отправление только через полчаса.

Машинист электропоезда постепенно снижал скорость состава, а вскоре совсем остановил его. Двери прибывшей электрички открылись, но почему-то никто не спешил выходить. Подметающая перрон бабуля-дворничиха в теплой тужурке и надетом поверх нее едко-оранжевом жилете остановилась и с интересом заглянула в открытые двери.

– И чего там торчать-то? – проворчала она, заметив сквозь не шибко чистое окно несколько стоящих людей в вагоне. – Иль особое приглашение надо?

Марья Петровна была старушкой деятельной, иногда даже чересчур. В молодости, будучи коммунисткой-активисткой, всегда принимала непосредственное участие в судьбе трудового коллектива Севастопольского морского завода. Ее выдвинули, так сказать, на общественных началах, а потом никак не могли задвинуть, пока завод окончательно не развалился в «лихие девяностые».

Поэтому, заметив непорядок, Марья Петровна, ни секунды не задумываясь, отложила метлу и, кряхтя, забралась в вагон, чтобы придать ускорения зазевавшимся пассажирам, как частенько поступала с заснувшими на вокзальных лавочках бомжами, умело орудуя метлой. На полу в тамбуре виднелись бурые разводы, которые послужили лишним поводом для бурчания пожилой дворничихи, чье настроение и так оставляло желать лучшего.

– Вечно так… все позагадят, а ты убирай. – Бабулька возмущенно засопела и открыла двери в вагон. – Эй, вы! Конечная! На выход!

Пассажиры отреагировали вяло. Ближайший стоящий возле горы сумок длинноволосый, как девка, парень в драных джинсах медленно повернул голову, и у Марьи Петровны душа ушла в пятки от жуткого зрелища…

Последнее, что она увидела, – это ощеренный рот, перепачканный запекшейся кровью.

8.00. Мыс Херсонес

Андрей Доронин, бывший капитан,

пограничник ВС Украины, ныне сотрудник

агентства безопасности «Сапсан»

Андрея разбудил знакомый сигнал входящего сообщения аськи. Вчера он засиделся за компьютером – новомодная стрелялка затянула так, что спать удалось лечь только около трех часов ночи. А сам компьютер отключать не стал – скачивал фильм с сервера, чтобы потом в свой законный выходной под пивко с рыбкой или вредными для желудка чипсами посмотреть в гордом одиночестве – с подружкой он недавно расстался по обоюдному согласию. Так что все прошло на удивление тихо и без скандалов, хотя иногда не хватало теплого тела под боком.

Хоть сегодня и был его законный выходной, Андрей не стал валяться в кровати. Мужчина привычно потянулся и, как обычно, почесывая причинное место, первым делом пошлепал голыми ногами в туалет. После исполнения священного ритуала зашел уже на кухню, тут же цапнул со стола пачку сигарет, зажег конфорку и прикурил одну сигарету, ожидая наполнения чайника. Пепельницы не было, но ее заменила пустая консервная банка от съеденных вчера бычков в томате. В воздухе заклубился сигаретный дым.

Огонь весело заполыхал под металлическим днищем чайника. Пока вода закипала, мужчина сделал себе несколько бутербродов с колбасой и засыпал заварку в чашку. Он не признавал чая в пакетиках, отождествляя его вкусовые качества с соломой а-ля «матрац моей бабушки». Да и сам чай мужчина любил крепкий, душистый, желательно с мятой… но если ее не оказывалось в запасах, то и лимончик с сахарком годился.

Жил Андрей на окраине города – дальше были только море и Турция. Двушку в переделанной под жилой дом казарме получил отец, тогда еще полковник Военно-морских сил Украины. Но буквально через год он вместе со второй женой (мать Андрея умерла, когда ему было пятнадцать лет) попал в аварию и скончался. Тогда погибло семь человек – фура выскочила на встречную полосу и врезалась в микроавтобус, а тот в свою очередь, отлетев, как игрушечная машинка, протаранил «копейку» отца.

Вот и этот дом, где отец получил квартиру, находился на самой западной точке Севастополя – мысе Херсонес. Именно туда в сорок втором году отходили остатки Красной армии и защитники города в надежде сесть на корабль, идущий на Большую землю. И именно там они погибали, принимая последний, неравный бой с фашистами, буквально вгрызаясь в глинисто-каменистую почву мыса. Историческое место…

А теперь здесь располагались четыре войсковые части – две украинские и две российские, не считая части морской пехоты РФ в Казачьей бухте – в двух километрах ниже по дороге. Хотя от украинских частей фактически осталось только название.

Помимо бетонных заборов с колючкой и казармами за ними здесь был еще один магазинчик с гордым библейским названием «Ковчег», вмещающий в себя весь ассортимент продуктов, необходимых, чтобы не помереть с голоду. Он, как и его прототип после Потопа, был единственным признаком цивилизации. Да на этом и все, пожалуй…

Чтобы уехать отсюда в сторону мало-мальски обжитой части города, нужно было двадцать минут протопать ножками до поворота на Казачку[1], где можно было не всегда успешно сесть на маршрутку или автобус – по утрам народа в транспорте было как в душегубке. В обратном направлении так же – только шагать приходилось в горку. Именно поэтому, пока был жив отец, Андрей предпочитал снимать квартиру в городе, да и с мачехой у них не очень-то заладилось, хотя теперь мужчина понимал, что в принципе она была неплохой спутницей для отца, с его-то специфическим характером, помноженным на армейское прошлое. Но, как говорится, если бы у бабушки был хрен – была б она дедушкой. А после похорон переезд все же состоялся, о чем Доронин ни разу не пожалел. К тому же где-то с полгода назад он приобрел себе подержанный «Ниссан Патфайндер» девяносто седьмого года выпуска темно-болотного цвета с вместительным багажником и полным приводом. Жрал он, конечно, как волкодав, но оно того стоило.

Здесь был совсем другой воздух, чем в городе, – чистый, наполненный морскими брызгами, запахом хвои и можжевельника, росшего вдоль небольшой бухточки, клином входящей в землю мыса. На картах она значилась как «Соленая». Ни шума машин, ни гопоты, ни пьяных разборок, ни «писарей» под окнами по ночам – разве что только ровно в двадцать один ноль-ноль солдаты из части напротив, где располагалась техника морской пехоты, на вечерней прогулке горланили песни, но это никоим образом не мешало Андрею, привыкшему к армейским будням. Иногда он ловил себя на том, что прислушивается к репертуару вояк что украинской, что российской частей – и сравнивает.

Сообщение было от Костика – сослуживца Андрея. Когда-то они служили вместе в пограничных войсках и после увольнения капитана периодически переписывались и встречались за рюмочкой чая.