Это чувство оказалось таким сильным, что ему ничего уже было не надо: просто хотелось ускакать к чертовой матери. “Интересно, – думал он, – что сейчас говорят другие солдаты”. Они со стариком уже скрылись из виду, свернули к песчаному откосу, старик порылся в переметной суме, достал бутылку виски, на три четверти пустую, и отхлебнул из нее. – Эй, иди-ка сюда. Что с тобой, черт возьми? Прентис нарочно оставался чуть позади, ему хотелось держаться подальше от старика, но не было никакого смысла ссориться. Что от этого изменится? Пусть будет так, пусть старик делает, что хочет. И если он сам не хочет приближаться к старику, то это может сделать он. При первой же возможности

Прентис решил, повернуть назад, и постарается отделаться от старика. А пока пусть все будет как есть. Ни к чему давать волю чувствам.

Так что он догнал старика и поскакал с ним бок о бок, делая вид, будто не замечает бутылки в его руках. Потом старик заговорил, и Прентис изо всех сил старался не слушать; но Кален-дар снова рассказывал о прошлом, и как Прентис ни старался, вскоре ему стало по-настоящему интересно.

– Тысяча восемьсот восемьдесят четвертый год, – говорил старик. – Канзас и Додж-Сити. Я покинул горы после той долгой зимы, отправился на юг и работал там батраком, пока не оказался в скотоводческих районах Эбилин и Эллсуорт, Вичита и Додж – каждый из этих городков имел свой период расцвета, после чего времена менялись, 1884-й; через год в Канзас перестанут пускать приезжих. Но тогда никто об этом не знал, и, несмотря на пожелания местных жителей, Додж был все же открытым городом. Улицы с востока на запад пересекала железная дорога, половину города занимали добропорядочные граждане, вторую половину – бары, гостиницы, игорные дома и бордели.

Все городки были очень похожи. В каждом – все тридцать три удовольствия. Всюду азартные игры, выпивка, девки и сплошные драки. Не такие, о каких ты читал, а просто мужики на улице хватаются за пистолеты. В основном стреляют в спину, но иногда и в морду. Например, один мужик открывает дверь и тут же вместо морды у него мокрое место. Лучший дом, который я помню, – Голд-Рум, меблирашки недалеко от Лонг-Бранч, там солнце светило сквозь щели, но в задней части имелся холодильник, а рядом с ним лучшие комнаты. Но чтобы попасть туда, нужно было заплатить за девочку. Так хозяин-сутенер конкурировал с другими, хотя в жаркие дни это стоило того, а иногда можно было и просто переспать. Девки там – нечто невообразимое. Помню, однажды один охотник мне рассказывал, как он пришел в один дом, и первое, что увидел – мужик хватается за пистолет, приставляет его кому-то к уху и разносит ему башку. А на столе – нога на ногу – сидела девка, так вот она вскочила, вымазала руки кровью, что текла по полу, подпрыгнула, завопила “кукареку” и начала хлопать в ладоши и брызгать на себя кровью. Охотник, поглядев на это, повернулся и смылся подальше из этого города Понятно, почему местные были недовольны. Денег имели полно, а на улицу выйти боялись. В городе было семь тысяч жителей, а в сезон – вдвое больше, да к тому же за два месяца через Додж проходило около двухсот тысяч голов скота. Можешь себе представить, что за гвалт там стоял, когда заявлялись погонщики, и какие страсти разгорались в той стороне города. Пытались запретить оружие. Пробовали ограничить часы работы баров. Напустили шерифов, придумали штрафы. Хоть бы хны. Понятно, почему в конце концов они вообще запретили прогонять там скот. Конечно, к тому времени великие имена уже исчезли. Эрп, Холлидей, Мастерсон – каждый из них влипал в особую историю, и остальным оставалось смотреть и учиться уму-разуму. Додж рос. В 1884 году там был каток для катания на роликах. Да что там каток! Там был даже водопровод и телефоны. На кой черт им сдались скотоводы!

Ну, я с несколькими погонщиками двинулся на юг. А перед тем немного поработал ковбоем в Техасе. К 1885-му дошел до Эль-Пасо, где был бар, который мне пришелся по душе. Джем-Салун. И в один прекрасный вечер два парня впервые на моих глазах затеяли настоящую вооруженную потасовку. Уайтт Эрп тоже там был. Я только тогда его и видел. Он принял участие в этой истории, но не такое, как ты думаешь. Я сидел в баре, и вдруг заявилась пара молодчиков и стала пить у стойки. Завелись они с пол-оборота. Пришли уже хорошими. А перед этим повздорили с каким-то типом на улице. Тип ускользнул, вот они его и искали. Потом они поцапались с хозяином салуна, который не хотел отпускать им выпивку. Потом крупно поговорили с банкометом игры в фараон, который, видите ли, пялился на них. Наконец они разошлись: один молодчик двинул в другой бар, а второй остался – осмотреться. Из бара был вход в танцзал, и в конце концов тот, что остался, вошел туда, вытащил пистолет и завопил: “Где этот подонок, что пришел сегодня?” Ну, я сидел себе в баре и видел: военные пригнулись за креслами, штатские в панике рванули назад, музыка прекратилась, наемные танцовщицы сбились в кучу у стенки, а тот тип так и стоял с пистолетом, пока не увидел, что мужика, которого он ищет, там нет. Он сунул на место пистолет, снял шляпу и поклонился. “Прошу у всех прощения. Извините меня”. Улыбнулся, повернулся и вышел.

Тут-то он увидел Эрпа. Тот сидел за перегородкой, и парень узнал его. Я-то был не в курсе, что там Эрп. И никто, видно, не знал, но все мы быстро сообразили, что к чему. Парень подошел к нему, пытаясь затеять ссору. Эрп пришел туда встретиться с приятелем и не хотел шума, так что он просто встал и показал, что безоружен. Потом он снова сел и заявил, что драться не будет. Он был не высокий, с виду очень посредственный. Лицо худое. Длинные, висячие усы, прилизанные волосы, модный костюм, даже часы с цепочкой. Но таких жестких глаз, как у него, я сроду не видел. Он просто смотрел и смотрел на того парня, и малый понял, что лучше отстать.

Да, ума у него хватило, хотя это ему не помогло. Потому что как только он повернулся, то увидел того ковбоя в баре. Ковбой ухмылялся. Потом, правда, срочно решил смыться, но не успел. Тот тип подошел к нему и полез в драку, но у ковбоя не было пистолета, и тогда тип стал его оскорблять. Наконец он устал, отошел в угол, где играли в бильярд, и стал там у стенки, где его было не очень-то видно. Ковбой понял, что тот на него не смотрит, пробормотал, что с него хватит, и подошел к фараонщику. Наверное, решил, что фараонщик ему посочувствует. В конце концов, тот парень ведь и его довел до белого каления. Но когда ковбой попросил пистолет, тот не дал ему. Я запомнил его слова: “Не лезь в бутылку – кати отсюда”. Он как будто плохо выговаривал слова. Значит, он был не мексиканец, скорее всего какой-то европеец. Ну а ковбою это не понравилось. Он обошел вокруг стола в поисках пистолета и нашел – в ящике. Тут-то молодчик в углу посмотрел на него и все понял. Он выскочил, выхватил пистолет, но был пьян в дупелину, а ковбой соображал, что делает. Он встал на колени, взял пистолет обеими руками и выстрелил в того дважды – один раз в плечо, другой в живот, так что тот волчком закрутился, а третья пуля попала в; бильярдный стол. Потом раненый выкатился на улицу и, как видно, угодил под проходящий трамвай. Потом мне сказали, что он помер. А ковбой бросил пистолет и вышел через задние комнаты.

“Ну, вот и все”, – подумали мы. И стали пить дальше. Хозяин начал прибираться. Потом кто-то прибежал и сказал, что возвращается второй молодчик, ну, тот, который с самого начала был с первым. Беда в том, что тот, второй, все перепутал. Он услышал, что его дружка застрелил не ковбой, а фараонщик. Это было не так глупо – ведь они перед тем поругались. Теперь он явился свести счеты. Ну а уж фараонщик – сроду я не видел, чтобы человек так перетрухнул. Он пистолета и в руках не держал. В ящике пистолет оказался только потому, что хозяин его туда положил. Фараонщик не хотел никаких неприятностей, не собирался ни во что влипать, но у него не было выбора. Удрать он не мог. Тот молодчик все равно бы его догнал. Но он был молодцом. Ничего не скажешь. Схватил пистолет, который бросил ковбой, и стал соображать, как быть, и тут вмешался Эрп.