Я не стоял в стороне от этого дела: принимал участие в организации первой сельскохозяйственной артели «Сардана», а осенью уехал в город на работу в губземотдел. В январе 1921 года меня зачислили на одномесячные курсы по подготовке партийных и советских работников.
Где-то в это время в Якутск приехал мой старший брат Дмитрий. Он остановился у меня, но виделись мы с ним редко: днем уходили по своим дедам, а с курсов я приходил поздно вечером, когда он уже спал. Несмотря на трудное время, голод и опасности, жизнь шла своим чередом. Мы были молоды и нередко после занятий засиживались допоздна: мечтали, спорили, а то и веселились.
Однажды, придя домой, я заметил, что брат чем-то встревожен. Я подумал: кто-то из земляков привез неприятные вести из улуса, и спросил его об этом, но он отрицательно покачал головой. А за чаем вдруг начал рассказывать:
— Сегодня мне один человек говорил, что скоро произойдут большие события. В городе уже все подготовлено к тому, чтобы совершить переворот. Тебе, Алексей, надо поберечься, ты бы хоть вечером поздно не ходил…
Я знал — Дмитрий по пустякам тревожиться не станет. Из дальнейшего разговора выяснилось, что обо всем этом ему стало известно от истопника губвоенкомата Павлова. Губвоенкомат находился недалеко от нашего дома, и Дмитрий по вечерам частенько заходил к Павлову скоротать время.
— Ты знаешь, — продолжал брат, — по-моему, он не тот человек, за которого себя выдает. Он даже дрова-то толком колоть не умеет… Пьян был, может быть, поэтому так откровенничал? Грозился, что пришло время расправиться с комиссарами. Он и тобой интересовался…
В ту ночь мы заснули поздно. Я загорелся желанием проверить истопника. После долгих споров брат уступил и согласился познакомить меня с ним.
Вечером следующего дня мы отправились в губвоенкомат. Дмитрий прихватил табак-самосад, который тогда был большой редкостью и ценился на вес золота. Приходу нашему Павлов не удивился, встретил приветливо. Пока они с братом закуривали, я сидел в сторонке, посматривал на истопника.
«Да, ты действительно не та птица, за которую себя выдаешь, — думал я, глядя на его длинные белые пальцы. — В истопники ты попал, видно, не по своей воле…»
— Николай, — после очередной затяжки, начал брат. — Ты вчера предлагал одно дело и хотел познакомиться с Алексеем, — он кивнул в мою сторону и продолжал: — Поговори с ним сам, парень он хороший, не болтливый…
Когда мы остались одни, истопник начал подробно расспрашивать об учебе, о знакомых в городе, а сам внимательно и испытующе смотрел на меня. Я, наверное, внушал ему доверие: с каждой новой самокруткой он, словно после рюмки водки, становился все разговорчивее. Он много говорил о трудностях жизни, о «зверствах» чекистов, о том, что из Охотска движется отряд белых.
Я слушал его, делал вид, что верю и соглашаюсь с ним.
Через два дня, как мы и договаривались, я снова пришел к нему. Пока я раздевался и грелся у печки, меня не покидало чувство, что в комнате есть кто-то кроме нас. И действительно, вскоре из-за занавески, разделявшей комнатушку на две половинки, вышел интеллигентный молодой якут и обратился ко мне:
— Ну, давайте знакомиться. Моя фамилия Слепцов.
Руку он мне не подал, держался напыщенно. Казался он нервным, чем-то обеспокоенным, на его тонком лице заметно подергивались редкие усики.
— О вас я знаю много, — он разговаривал стоя, держа руки в карманчиках жилетки. — Хорошо ли вы все обдумали?
Встречаясь с Павловым и слушая его, я понимал, что главный разговор со мной впереди. Однако я не предполагал, что это произойдет сегодня… Спокойно ответил:
— Иначе я бы не пришел.
— Оружие у вас есть? — Слепцов сел на стул напротив, не спуская взгляда с моего лица.
Я ждал подобного вопроса и заранее придумал ответ. Сказал, что у хозяина, где живу, есть ружье, и, в случае необходимости, могу в любую минуту его взять.
— Это не выход! Запомни, мы не воришки и кражей не занимаемся. Мы должны освободить Якутию от коммунистов и добьемся своего, чего бы нам это ни стоило! — Слепцов сжал пальцы в кулак и, размахивая им, начал расхаживать по комнате. — Оружие надо добывать силой у коммунистов… — Помолчал, как бы раздумывая, и медленно произнес:
— Но вам и этого пока делать не следует. Нам нужны, списки, адреса коммунистов, которые учатся с вами. Схватка будет не на жизнь, а на смерть, и мы должны знать всех своих врагов! Списки передайте ему, — он посмотрел на истопника…
Так вот зачем я им понадобился! Все становилось на свои места. Я понял, что медлить больше нельзя и рассказал обо всем своему знакомому Даниилу Браташу, который работал в Ревтрибунале. Он направил меня в губчека, она тогда располагалась в двухэтажном доме по улице Красной Молодежи (ныне Аммосова).
Там меня принял председатель губчека Степан Литвинов. Он внимательно выслушал, расспросил о приметах Слепцова. Мы условились, что никакие списки я, разумеется, составлять не буду, а под различными предлогами постараюсь выяснить участников заговора и время, на которое намечено выступление контрреволюционеров. Тогда же он познакомил меня еще с двумя сотрудниками — Григорием Шергиным и Александром Перминовым, с которыми я должен был поддерживать связь.
Дня через три ко мне домой пришел истопник. Был он навеселе, от него несло водкой.
— Ну, парень, начинается! Как стемнеет, приходи в военкомат, да не забудь захватить списки…
Я помчался в губчека. Оказалось, что там уже шла подготовка к ликвидации заговора и на помощь чекистам вооружались партийные и советские работники. Меня зачислили в один из отрядов и выдали винтовку.
Вся дальнейшая работа велась под руководством партийных органов. Была создана специальная тройка во главе с секретарем Губбюро Иваном Редниковым. Он энергично руководил операцией по захвату преступников. Аресты были хорошо подготовлены и проведены неожиданно для заговорщиков: никто из них не оказал сопротивления. Только одному из главарей — Желобцову (как выяснилось позднее, его кто-то предупредил) удалось бежать. Но через несколько дней задержали и его.
Так была ликвидирована тайная организация в Якутске и тем самым предотвращено готовившееся кровопролитие. Не трудно представить, сколько бед могли причинить контрреволюционеры, не сумей чекисты своевременно ликвидировать их.
15 февраля 1921 года в газете «Ленский коммунар» было опубликовано воззвание к рабочим, крестьянам, красноармейцам и ко всему трудящемуся населению Якутской губернии. В нем говорилось:
«В ночь с 5 на 6 февраля, кучкой заговорщиков с Ефимовым, Бурнашевым, Желобцовым, Юшковым и др. во главе, должен был быть совершен «переворот». Якутские белогвардейцы еще раз пытались поднять свою преступную руку на Власть Бедноты, еще раз хотели дерзнуть путем вооруженного восстания вернуть «золотые денечки»… Захотелось крови… крови рабочего…
Но они не рассчитали! Неминуемое кровавое столкновение Губернской Чрезвычайной комиссией было предотвращено… Главари арестованы и за содеянное понесут заслуженную кару!
Чего же хотели эти жалкие людишки, эти ничтожные безумцы, претендующие на высокое звание «представителей народа» — сиречь — якутского тойоната и деревенских кулаков?! Да ничего больше, как свергнуть ненавистную им Советскую власть, упиться кровью якутской бедноты и обратить свои умильные взоры на Восток, на «страну восходящей контрреволюции», ожидая от нее моральной и материальной поддержки… Последняя, конечно, не замедлила бы воспользоваться «любезным приглашением» якутских авантюристов, и в результате Якутская губерния была бы объявлена Автономной республикой под протекторатом японского микадо…
О, рабочие Кореи, Китая, Приморской и Забайкальской областей хорошо помнят «пребывание» японских войск в Сибири, не должны этого забывать и якутские рабочие и якутская беднота…
Товарищи! Каким же образом думали наши «идейные» враги (как они себя называют) осуществить этот переворот? Выясняется, что, по-ихнему, восстание можно сделать «очень просто»… Весь город был разбит на районы и в каждом районе было по одному или по два десятка. По условному сигналу заговорщики должны были занять казармы 1-го батальона, обезоружить и переарестовать «спящих» красноармейцев… и это им, возможно, удалось бы сделать с помощью предателей, которые обещали выдать винтовки и пулеметы. После «успешного захвата» казарм должны были разбиться на мелкие боевые единицы и идти по квартирам арестовывать коммунистов, «а кои бы не сочли нужным сдаться — здесь же расстрелять» (дословное выражение Ефимова). Другая часть с боем должна была занять казармы кавалерийского взвода. В отрядах всего насчитывалось более ста человек и еще ожидались подкрепления из деревень.
После «ликвидации» Советской власти думали объявить себя автономной республикой и послать своих представителей «на поклон» в Японию.
Такова картина в общих чертах контрреволюционного заговора. Доводя об этом до всеобщего сведения, Губернская революционная тройка призывает рабочих, крестьян, хамначитов и красноармейцев теснее сплотиться вокруг органов революционной власти, вокруг Коммунистической партии и дружными усилиями с корнем вырвать гидру якутской контрреволюции!..
ДА ЗДРАВСТВУЕТ Советская власть!
Председатель Якутской губернской революционной тройки
И в. Р е д н и к о в».