Кажется, я начинаю становиться более раздражительным. Буквально бесит в этом мире все. Может это просто последствие шока и безвыходности, но я понимаю, что я совершил глупость, которую не хотел бы никогда совершать. От этого мне становится не по себе. Дыхание учащается, руки трясутся, и по спине пробегает холодок. Блин, Тёма, как ты смог поддаться?

– О, ты уже вышел? – наконец Крис заметил меня и теперь, оставив тарелку, нерешительно, и как-то отстранено, посмотрел в мою сторону. – А я тут хотел бутербродов приготовить...

Сейчас на нем красовались только спортивные штаны черного цвета. Футболку он видно надевать не захотел. Даже комнатные тапки он оставил без внимания, предпочитая сейчас ходить по дому босым.

Смотрю на его обнаженный торс и замечаю, что дыхание на мгновение перехватило. В голове перекручиваются моменты нашего секса, и я понемногу осознаю, что начинаю злиться еще сильнее. Больше на себя, чем на кого-либо другого, но сейчас я этого не понимаю, ведь все мысли перекрывает неприятное раздражение, из-за которого я мгновенно отворачиваюсь от парня, не желая на него смотреть. Не хочу его видеть. Становится тошно от самого себя, за свою слабость, которую я проявил перед этим человеком.

– Ты узнал, что хотел? – я не узнаю своего голоса, ведь в нем просто огромное количество холода. Мне просто ужасно обидно. Ведь это меня трахнули. Он же может про этот случай забыть, ведь ему этот секс может показаться практически не отличимым от секса с девушкой. А вот у меня такое впечатление, что эта боль в самом неприятном месте никогда не пройдет, ну или всегда будет напоминать о себе, и этих ощущений я никогда не забуду.

Криса удивляет мой вопрос, из-за чего он некоторое время молчит, но потом, все же хоть и не громко, но отвечает:

– Пока нет. Слишком быстро... Я еще не успел все обдумать.

– Ты думаешь, тут можно принять решение? – ухмыляюсь, осознавая насколько мы глупы, особенно я.

– Думаю, что нет... – ответ вновь прозвучал не сразу, но теперь я понимал, что Крис думает так же как и я. Но этот один вроде простой вопрос поставил все на свои места.

Его лицо сейчас приобрело спокойное выражение, но это ведь только маска. Глаза по-прежнему растеряны. В его голосе чувствуется недоумение и отвращение. Такой же, как и я. Кажется мы думали, что все так просто пройдет? Так вот – мы сильно ошибались, и теперь это стало ясно. Такой след навсегда останется на нас, и мы не сможем от него избавиться. От этого становится противно. Настроение кажется унылым, а будущее беспросветным. Отлично. Нечего было надеяться на лучшее.

Возможно, Крис сейчас и правда чувствует себя так же как и я, но разве это имеет значение? Опять-таки – поимели тут меня! Этот факт заставляет меня тяжело вздохнуть и опустить голову. Не хочу больше тут находиться.

– Нет? – злобно шепчу я, не в силах больше сдерживать свои эмоции. – Тогда нахер мы это делали?

– Для того чтобы все понять, – тихо шипит он, сжимая ладони в кулаки.

– Все понять? Мне сейчас только понятно, что ты меня поимел, – голос дрожит, и на душе действительно паршиво.

– Неужели ты такой уж недовольный? Тогда почему так слабо сопротивлялся, когда я это делал? – парень еле сдерживается, чтобы не повысить голос, и я это вижу. Наверное, сейчас, когда наши чувства так растеряны и непонятны, я сам поставил точку своим поведением. Но так даже лучше. Не хочу иметь ничего общего с ним.

Блять, я понимаю, что сам захотел этого, и можно было бы сопротивляться больше. Вот только обида на Криса не дает мне увидеть собственную вину. Это он виноват. Если бы не он, все было бы нормально. Чертов рассказ. Ненавижу слэш!

– Знаешь, лучше нам больше не видеться, – сам не верю, что говорю это, что-то внутри кричит, чтобы я немедленно забрал свои слова назад, но я не могу. Чертова гордость.

Лицо Криса мгновенно становится удивленным, но ненадолго, вскоре, он, тяжело вздохнув, вновь принимает свое любимое выражение лица – ухмылка и презрительное выражение. Никогда бы не подумал, что они будут обращены ко мне. Раньше он никогда так не смотрел на меня. Неужели мои слова так сильно повлияли на Криса?

– Отлично, – ухмыляется он. – Думаю, сейчас я уже понял все, что хотел. И нужды в нашем общении больше нет.

Его слова эхом отдаются в голове. Внутри все горит и сердце сжимается. Казалось бы, хуже быть не могло. Так вот нет – оказывается, может.

Больше не могу находиться тут. Беру свои вещи и быстро выбегаю из квартиры, по дороге надевая куртку. Перед тем как закрыть за собой дверь, слышу на кухне очередной звон посуды и громкое ругательство Криса, что-то мне кажется, что на этот раз тарелку он разбил специально, дабы унять свою злость. Хотя я тоже сейчас что-нибудь бы разбил, в надежде хоть немного успокоиться.

Быстро спускаюсь по лестнице и выбегаю на улицу. Сердце все еще бешено стучит. Голова, кажется, вот-вот взорвется от мыслей.

Со всей силы бью ногой по недалеко стоящей скамейке. От этого становится только хуже, ведь к бушующей внутри обиде прибавляется еще и невыносимая боль в ноге, от которой хочется выть.

Тихо матерюсь сквозь зубы, еле сдерживаясь. Как же мне хочется кого-то прибить, причинить боль и тихо посмеяться над этим. А все из-за Криса. Именно этот придурок виноват во всем этом.

Больше не хочу его видеть, и, по всей видимости, такое же отношение у него ко мне. Похер на все, особенно на оридж. Какого хрена мы его вообще писали? Сейчас он мне кажется бессмысленным, а наше рвение бесполезным. Кому он нужен? Только нам от этого стало хуже. Конечно, мы его уже не закончим. Хотя для победы над Николь осталось написать только последнюю главу с НЦой.

– Блять, да чтобы я писал НЦу с этим идиотом... Да ни за что в жизни, – тихо ругаюсь, все время оглядываясь на прохожих.

Следует заметить, что зад еще жутко болит, из-за чего я мимо воли должен идти медленно, все время морщась от неприятных ощущений. Вот еще один повод материться на парня. Какой же я идиот...

Наверное, никогда не устану повторять это себе.

Дома только мама. Она как всегда сидит на кухне и листает свои любимые журналы. Ей сейчас точно не до меня, чему я безумно рад. Разувшись и сняв куртку, захожу на кухню и говорю столь безразличной женщине, что пришел. Она же в свою очередь, даже не посмотрев на меня, кивает, после чего я плетусь в свою комнату. Там, конечно, первым делом переодеваюсь. Ведь невыносимо находиться в этой одежде, которая напоминает о том, как ее с меня снимали.

Выбираю старую футболку и шорты, после чего забираюсь под одеяло, хорошенько им укутываюсь. Хочется хоть немного поспать. Я уже в своей комнате. Тут так знакомо и уютно, что немного становится спокойней, и я могу, закрыв глаза, хоть немного поспать.

* * * *

Просыпаюсь я уже вечером. На кухне слышатся голоса. Кажется, папа уже пришел с работы. Интересно, сколько я спал?! Наверное, немало, хотя вставать все равно не хочется. Паршивое ощущение никуда не делось, а боль в заднице заставляет вспомнить столь ненавистные мне сейчас моменты. Становится тоскливо и как-то одиноко.

Уткнувшись лицом в подушку, стараюсь прийти в себя, но это кажется бесполезным. По-прежнему все злит, но уже не так сильно как раньше, и я понемногу начинаю осознавать свою никчемность. Да, все же я конченый идиот.

Перевернувшись на спину, вглядываюсь в темноту. Кажется, ночью в детстве все вокруг казалось таким страшным, сейчас же наоборот – осознание собственной наивности просто убивает.

Не хочется выходить из комнаты, но из-за голода, который так не вовремя напомнил о себе, мне пришлось пойти на кухню и порыться в холодильнике, после чего неловко отвечая на вопросы отца, как я провел свой день и почему так паршиво выгляжу, я вновь пошел в свою комнату.