Несмотря на все эти трудности, к вечеру войска механизированного корпуса вышли в Самборские леса. Всего в указанный район прибыло около 700 танков, остальные были оставлены в местах постоянной дислокации из-за неисправностей. Неподалеку развертывался штаб 26-й армии.

Командир корпуса ждал указаний от командующего армией, но неожиданно получил пакет с приказом командующего округом. Корпусу приказывалось совершить обратный 120-километровый ночной марш по той же дороге, по которой он выдвигался к Самбору, к рассвету 23 июня сосредоточиться в районе восточнее Львова и поступить в распоряжение командующего 6-й армией генерала И.Н. Музыченко.

Практически выполнить такую задачу было очень трудно. Хвосты колонн некоторых частей еще двигались в сторону Самбора, основные силы были рассредоточены, тылы отставали, люди были усталые и голодные. Кроме того, 12-я танковая дивизия, которая двигалась ко Львову через Стрый, где она дислоцировалась, остановилась в городе из-за того, что многие офицеры отлучились попрощаться со своими семьями. Только к 12 часам 23 июня часть танков корпуса была сосредоточена в указанном районе. Другие все еще находились в пути.

В новом районе сосредоточения командира корпуса встретил командующий 6-й армией и приказал утром 24 июня перейти в наступление в полосе обороны его 6-го стрелкового корпуса и совместными усилиями разгромить противника. Это было возможно лишь при условии, если соединения, не достигнув указанного района, немедленно начнут выдвижение в новом направлении. Чтобы повернуть их и нацелить на выполнение новых задач, командир корпуса направил в штабы дивизий своих заместителей, а сам также выехал в штаб 12-й танковой дивизии.

В 22 часа 23 июня последовал новый приказ командующего Юго-Западным фронтом – к исходу 24 июня войскам корпуса надлежало сосредоточиться в районе Броды и в 9 часов утра 25 июня нанести удар по танковой группировке противника в направлении на Берестечко. В это время командир корпуса находился в районе Буск на удалении 86 километров от исходного положения для наступления, а практически все соединения и части корпуса находились на марше, одни в направлении восточнее Львова, другие – в направлении на запад, указанном в приказе командующего 6-й армией. В результате этих бессмысленных маршей выходила из строя боевая техника, блудили и терялись отдельные экипажи, рассеивались тылы с запасами снарядов, горючего, продовольствия. Мощное по своему составу воинское соединение неумолимо теряло свою силу и управляемость.

Д. И. Рябышев решил вызвать к себе командиров соединений и лично поставить им новые задачи. Пока он занимался этим делом, задачи еще раз уточнялись командующим фронтом.

Командир 8-го механизированного корпуса принял решение и, расстелив перед собой карту, начал ставить задачи командирам дивизий. Учитывая, что местность на пути выдвижения соединений была лесисто-болотистая и что корпусу предстояло форсировать реки Сытенька и Слоновка, И.Д. Рябышев приказал выслать от каждой передовые отряды для захвата переправ на реках и для обеспечения сосредоточения и развертывания главных сил в исходном районе для наступления.

Основные усилия корпуса сосредоточивались на направлении Мытница, Берестечко, где должна была действовать ударная группировка противника в составе двух танковых дивизий. 7-я моторизованная дивизия составляла сковывающую группу. Она должна была атаковать противника на участке Бурдуляки, Монастырище и обеспечить с запада действия ударной группы, а также не допустить подхода резервов противника.

Всю ночь на 26 июня соединения корпуса выдвигались в указанные районы. К 7 утра обе танковые дивизии заняли исходные рубежи, но 7-я моторизованная дивизия с выдвижением запаздывала.

Сам И.Д. Рябышев контрудар описывает так:

«Вздрогнула и застонала земля. Предутреннюю тишину безжалостно вспороли разрывы снарядов… Все пришло в движение. Дивизии корпуса пошли в наступление в общем направлении на Берестечко. Вскоре стали поступать первые донесения. 12-я танковая дивизия, наступавшая на главном направлении, не смогла добиться успеха с ходу: слишком плотным был артиллерийско-пулеметный огонь врага. Но особенно ощутимыми были удары внезапно появившейся вражеской авиации. Большими группами, по 50–60 самолетов, противник почти беспрепятственно бомбил боевые порядки соединений. Наших самолетов в воздухе не было…

В этом был наш первый большой просчет: готовясь к наступлению, мы не учли превосходство врага в воздухе. Не учли мы этого и при развертывании командного пункта корпуса в лесу…

Не учли мы и другого: пойма реки Слонувка на протяжении двух километров оказалась сильно заболоченной и непроходимой для танков. Наступать можно было только по единственной дороге, причем мост через речку был взорван, а подступы к нему находились под сильным артогнем противника.

Командир 12-й танковой дивизии генерал-майор Т.А. Мишанин, стремясь отбросить немцев от Слонувки и захватить плацдарм, ввел в бой мотопехоту. Поддержанные артогнем дивизионной, корпусной артиллерии и танковых орудий, пехотинцы вброд форсировали реку, атаковали позиции противника и захватили плацдарм. Наши саперы тотчас начали восстанавливать мост и прокладывать гати через болото. (Напрашиваются вопросы: кто и когда взорвал этот мост, когда немцы успели оборудовать позиции, т. е. отрыть окопы, соединить их траншеями???)

Часам к 11 мост был готов. Вскоре тяжелые танки переправились на противоположный берег Слонувки и поддержали наступление пехотинцев.

Ожесточенный бой разгорелся за селение Лешнюв. Этот населенный пункт гитлеровцы основательно укрепили, сосредоточив там много искусно замаскированных орудий, которые почти в упор расстреливали наши танки. Из окон и чердаков фашистские автоматчики вели губительный огонь по мотопехоте. (И снова вопросы: зачем штурмовать населенный пункт, когда и как успели укрепить сельские мазанки фашисты, которые разлетались на части при попадании артиллерийского снаряда???).

В это время авиация противника перестала бомбить боевые порядки атакующих и стала наносить удары по артиллерийским позициям и вторым эшелонам… гитлеровцам удалось нанести тыловым подразделениям значительные потери. Много автомашин с боеприпасами и горюче-смазочными материалами запылали. Сильно пострадал командный пункт корпуса. Мы недосчитались многих бойцов и командиров. Были разбиты главная радиостанция корпуса и несколько штабных автомашин. Это был тяжелый урок за наше пренебрежение к инженерному оборудованию расположения штаба. (Новые вопросы: о каком втором эшелоне корпуса идет речь, когда все три его дивизии наступали в одной линии, сколько радиостанций было в корпусе, почему штаб корпуса не прикрывался средствами ПВО???).

К 16 часам сопротивление врага было сломлено. Понеся большие потери, гитлеровцы оставили Лешнюв…

Одновременно с 12-й танковой перешла в наступление и 7-я моторизованная дивизия, которая действовала на левом флаге корпуса. Но это соединение встретило еще большее сопротивление противника, и продвинуться не смогло. Противник своими фланкирующими действиями вынудил ее значительно растянуть свои боевые порядки по фронту.

В это время 34-я танковая дивизия прорвала оборону гитлеровцев и, преодолевая их яростное сопротивление, упорно продвигалась вперед. Неожиданно связь с дивизией прервалась и, несмотря на мои настойчивые требования, не была восстановлена. Я решил выехать в эту дивизию, выяснить ситуацию на месте… Я совершенно не думал о том, что можно попасть в засаду врага…

Встретившись с командиром 34-й танковой дивизии и пожелав всем успеха, двинулся в обратный путь. На шоссе Броды – Дубно нас застала ночь. Справа и слева от дороги горели скирды соломы, отдельные хаты, которые жгли фашистские диверсанты и бандеровцы, укрывавшие немецких парашютистов и диверсантов. Всюду в тылу наших войск шла сильная ружейно-автоматная стрельба. Пули свистели во всех направлениях. Трудно было разобраться, кто в кого стреляет. Бандеровцы и немецкие автоматчики, прорвавшиеся в тыл, пытались посеять панику среди наших воинов.