До 87-й минуты все идет ладно, все как надо. По стадионному радио журналистов торжественно приглашают на пресс-конференцию. И в этот момент допускает невероятную непростительную, кажется, главную ошибку в своей футбольной жизни вратарь Филимонов. Он пропускает мяч, забитый из далекого штрафного киевским форвардом Шевченко. Будто разверзлась земля, и все полетело в тартарары, за одну только секунду разрушились все планы, развеялись все надежды…

Ушел в песок, в небытие, в никуда труд многих и многих людей, причастных не только к сборной, к футболу вообще. Опять проклятое невезение.

До чего же надоедливым стал этот вопрос: разве может быть везучая команда у невезучей страны? Когда же нам хоть раз улыбнется привереда по имени футбольная фортуна? Когда же наконец?

Вечером по телевидению показывают перекошенную злобой физиономию немолодого алкаша, держащего в руке плакат: «Филимонов, ты предатель!» Дали человеку покуражиться, сказать миру, что есть на земле люди, несчастнее, чем он сам…

Проходит еще один октябрьский день, и я оказываюсь в софринском доме отдыха по соседству с группой ветеранов-олимпийцев. Они кое-что в своей жизни повидали, разве перед каждой большой победой не теснятся в очереди, не дышат в затылок друг другу спортивные поражения, неудачи, несправедливости и прочие подножки судьбы?

Олимпийцы, как один, снисходительны к Филимонову.

— Сколько возможностей увеличить счет упустили наши форварды, надо было больше забить самим, тогда бы и гол, пропущенный Филимоновым, не выглядел трагедией, — сказал олимпийский чемпион лыжник Вячеслав Веденин.

— А то нашли игрока, на которого хотят списать все беды, — молвил двукратный олимпийский чемпион боксер Борис Лагутин.

— Как не было у нас футбола, таки нет, и нечего списывать все на невезение, — заметил трехкратный олимпийский чемпион гребец Вячеслав Иванов. — На внутренний чемпионат хотя бы поглядите, чем-то президентские выборы напоминает. Всем ясно заранее кто победит, а остальные так, для виду. — Вячеслав криво усмехнулся и добавил: — Первенство России для одного только «Спартака»? Что стоят другие, если даже близко приблизиться не смеют?

И уже совершенно неожиданные слова произнесла первая наша олимпийская чемпионка метательница диска Нина Пономарева:

— А я футбол вообще не смотрю, ни в живую, ни по телевизору.

— Если честно, трудно поверить. И давно это у вас началось?

— Летом тысяча девятьсот пятьдесят второго года, почти полвека назад.

— Простите, Нина Аполлоновна, за нескромный вопрос. Вам пришлось встретить в жизни одного малодостойного футболиста, который?..

— Футболисты — замечательные ребята. И не на них горькая обида, не на них.

Разговор проходил в автобусе, я понял, что моей собеседнице не очень хотелось ворошить далекое прошлое, и все же любопытство взяло верх. Я положил руку на самую знаменитую женскую российскую руку и всем своим видом постарался показать, как бы хотел услышать продолжение так неожиданно начавшегося диалога.

И вот, что услышал.

— Самый радостный день в моей жизни 20 июля 1952 года очень скоро затмился самым тягостным днем… возвращения на Родину. Мы честно сделали свое дело: первый раз участвуя в Олимпиаде, стали рядом с многолетними победителями американцами, завоевали множество почетнейших наград. Весь мир удивлялся и восхищался подвигом советской команды. А в аэропорту… а в аэропорту нас никто не встречал, подумалось невольно — в Москву ли прилетели? Но потом издалека увидели родных и близких и по их грустным лицам поняли — случилось что-то невероятное и непредсказуемое. Тихо-тихо, чтобы никто не подслушал, передавали друг другу весть, услышанную от встречавших. Сталин разгневан поражением футболистов от югославов и решил отомстить всей делегации. Не было ни приема в Кремле, ни наград». Времена и нравы.

…Недолгий срок спустя после нашей беседы по телевидению показали выступление олимпийского чемпиона и писателя Юрия Власова, представителя более молодого спортивного поколения. Но и до него дошли отголоски немилости, обрушившейся на руководителей советской делегации: по приказу Сталина председатель Всесоюзного комитета по делам физкультуры и спорта Н.Н. Романов несколько недель не выходил на работу, ибо был подвергнут домашнему аресту.

И вот, что сказала еще Нина Пономарева:

— Дала я себе слово больше никогда в жизни не ходить на футбол и не смотреть его по телевидению. Слишком тягостные воспоминания возникали… Современное поколение поймет ли их? Обидно было за всю спортивную делегацию. И особенно — за футболистов… за то, как с ними поступили.

Глава VII 

Расправы

О том, как с ними поступили, хорошо помнил многолетний редактор «Советского спорта» Владимир Андреевич Новоскольцев, работавший в пятидесятые годы спортивным репортером «Правды». Ему удалось сохранить торопливые записи, сделанные во время заседания одной особой комиссии. Что это была за комиссия и как она работала рассказал уже в преклонные годы главный тренер олимпийской футбольной команды-52 Борис Андреевич Аркадьев. Без особой охоты возвращался к тем дням «один из главных виновников поражения» Константин Иванович Бесков. И все же однажды довелось записать беседу и с ним.

Предыстория выглядела так.

Незадолго до отъезда в Хельсинки выяснилось, что по анкетным данным (которым отдавалось предпочтение перед всеми прочими данными) кто-то из футболистов к команде «не подошел». Пришлось срочно подыскивать замену. Аркадьев выбрал Бескова, которому шел тридцать второй год и который считался по тем временам стариком.

Заманчиво было поехать в Финляндию, но Бесков, понимавший, что далек от своей прежней формы, за приглашение поблагодарил и играть отказался.

Тогда он услышал дружеский совет:

— Подумай, что делаешь, состав утвержден в инстанции.

«Инстанцией» был Берия. Сознание, что командой заочно руководит та кой человек, порождало мрачные мысли и предчувствия.

Первую встречу с болгарами наши выиграли через силу, были мало похожи на себя, никак не хотела складываться игра. Бесков смотрел на нее со скамейки запасных и когда прозвучал финальный свисток, подумал, что лучше было бы ему самому отбегать две игры (устал бы меньше!), чем все долгие минуты слышать свое сердце.

Бескову сказал и:

— Готовьтесь к следующей игре.

И добавили при этом два начальственно-оскорбительных «прямых» слова о том, кого ему предстояло заменить.

Предстоял матч с командой Югославии.

В ту пору отношения с Югославией были обострены до предела. Все понимали, что значило отдать ей игру.

В первом матче югославы вели 4:0 и 5:1. Какое настроение царило в нашей делегации, описывать не буду. Крохотная, с ноготок, блеснула надежда, когда сквитали один гол. А потом… Готовы были выбежать на поле, подхватить на руки, расцеловать Бескова степенные руководители делегации. Три раза подавал он корнеры. Два — слева и один — справа. Все три корнера (не знаю, бывало ли еще когда-нибудь такое в футболе!) завершились голами.

— Ах, Константин Иванович, ах, Костя, душа моя, дай я тебя по-братски, — пробасил в раздевалке начальник команды, разводя руки в стороны и подходя к инсайду, обессиленно положившему локти на колени. А сам думал: «А если бы ты еще на последних минутах добавочного времени изловчился и послал мяч не в штангу, а в ворота… Ну ничего, матч не проигран, матч спасен, завтра встретимся снова, давай, давай, брат, не подведи!»

Ночью Бесков только делал вид, что спит, когда входил на цыпочках в комнату врач. И другие делали вид, что спят. Кто-то мечтательно произнес: «Одну бы только папироску выкурить втихаря, не знаю, что отдал бы». Попросишь снотворное, скажут — слишком впечатлителен, впечатлительность не признавалась сильной чертой характера.

Лишь под утро ненадолго забылся Бесков, поднялся с тяжелой головой, часы до матча провел, как во сне.