С трудом я приволокла его к дверям квартиры, открыла дверь и прямым ходом оттранспортировала его в ванную комнату.

Стянув с него рубашку, брюки и все остальное, я усадила его в ванну и начала приводить в чувство.

Минут через пятнадцать интенсивного контрастного душа он открыл глаза и посмотрел на меня.

– Ну, что, малыш, хочешь еще стаканчик портвейна? – спросила я.

Услышав мои слова, он болезненно сморщился. Наконец он почувствовал себя гораздо лучше и, кажется, вспомнил, кто я такая, хотя и не замечал еще, что сидит в ванне в обнаженном виде.

Оставив его завершать отрезвляющие водные процедуры, я ушла на кухню и приготовила кофе – себе и крепкого чая – для Ромки.

Когда я вновь заглянула в ванную, он уже настолько пришел в себя, что страшно смущался своей наготы, хотя и обмотался кое-как полотенцем.

– Теперь марш в постель! – приказала я. – Выпьешь чаю – и спать. И приготовься, что утром голова будет болеть.

Он вышел из ванной и, пошатываясь, побрел в спальню.

«Ну все! – вздохнула я. – Выпью кофе и… Куда? Домой? Не хотелось бы. Кто знает, что меня там ждет. К Маринке? А если и у нее – засада? К Маринке тоже нельзя. Позвоню Виктору, он найдет для меня что-нибудь. Если не сам – то его друзья-»афганцы» помогут…»

Выпив кофе и почувствовав себя в состоянии вновь выйти на улицы ночного города без острого чувства жалости к самой себе, я посмотрела на себя в зеркало и ужаснулась. Боже! Куда я в таком виде. Нет, нужно срочно привести себя в порядок. И я отправилась в ванную.

Приняв душ, почистив платье и придя к выводу, что выгляжу вполне приемлемо, я собралась уходить и заглянула в спальню узнать, как там Рома – спит, надеюсь.

Свет из коридора падал на кровать, и я увидела, что Ромка забился под одеяло с головой, охваченный крупной дрожью, больше похожей на судороги. Встревоженная, я подошла к нему.

– Как ты? В норме? – спросила я, присев к нему на постель.

Он выглянул из-под одеяла и посмотрел на меня. Он, кажется, что-то хотел сказать, но его губы так тряслись, что получилось лишь невнятное бормотание.

– Тебе холодно? – спросила я. – Укрыть еще чем-нибудь?

Он энергично помотал головой из стороны в сторону.

– Страшно? – догадалась я. – Да не бойся, глупый, я здесь!

Я положила руку ему на голову и вздохнула.

«Синдром абстиненции, – подумала я, – чувство страха, ощущение вины, неуверенность, одиночество, мысли о самоубийстве. Психика у него слабенькая, может и с балкона спрыгнуть. Одного его оставлять нельзя. Я себе потом не прощу, если с ним что-то случится. Придется, наверное, остаться…»

Утром, когда Рома проснулся, я уже была одета и пила кофе.

Он вошел в кухню, уселся передо мной и с каким-то восторженным интересом заглянул мне в глаза.

– Кто вы, Оля? – спросил он.

– Зови меня на «ты», дружок, – рассмеялась я. – Кто я? Женщина, у которой проблем гораздо больше, чем возможностей их решить.

– Оля, а… – запнулся он. – Ты помнишь, что вчера было?

– Ах да! – хлопнула я себя по лбу. – Я же вляпалась в такую скверную историю! Как я могла забыть!

– В какую историю? – пробормотал Рома. – С убийством в театре?

– С убийством, – ответила я. – Только не в театре. И меня теперь наверняка ищет милиция…

– Почему? – спросил Рома, который никак не мог понять, что это возможно – за один день столкнуться с двумя случаями убийства, хотя до этого за шестнадцать лет ни разу не приходилось.

– Потому что подозревают меня в убийстве жены этого Мефистофеля, Арнольда Салько. А я ее вовсе не убивала.

Поверил он мне моментально. Я для него теперь была идеалом, и мне даже как-то совестно стало, показалось, что я хочу воспользоваться этим и манипулировать им. Но, поразмыслив секунду, я сообразила, что это уже ложные навороты в Маринкином духе. Я просто нахожусь в сложной ситуации и вправе рассчитывать на его помощь. Если он, конечно, согласится мне помочь.

Я серьезно посмотрела ему в глаза.

– Рома, – сказала я, – мне нужна твоя помощь. Очень нужна. В конце концов, ты мне кое-чем обязан…

Он напрягся. Но я улыбнулась и продолжила:

– Ты, наверное, не помнишь, как я тебя вчера на себе сюда тащила?

– Ах да, конечно… – смущенно забормотал Рома. – Конечно, я помогу. Но… Что я могу сделать?

– Главное – ты мне хочешь помочь, – сказала я. – Значит, можешь все!

Он посмотрел на меня удивленно и в то же время – с надеждой.

– Правда-правда, – сказала я. – Главное – поверить в свои силы. Уж послушай меня. Я сама прошла через это…

– А все-таки, кто вы, Оля? – спросил он.

– Потом я тебе все расскажу, Ромка! – пообещала я, смеясь. – А сейчас нам с тобой пора действовать, если мы не хотим проиграть эту партию.

– Ладно, – просто согласился он. – Говорите, что нужно.

– Тебе придется немного побегать по городу, – предупредила я его. – Сначала ты сходишь в парк отдыха, в Короленковский, найдешь там дом, в котором живет Салько из театра драмы, и осторожно там покрутишься. Внутрь смотри не заходи ни в коем случае. Вчера вечером, во время спектакля, там была убита его жена. К ментам попадешь – они сразу же на меня выйдут…

– А при чем здесь вы, Оля? – спросил Ромка.

– Я тоже была там вчера вечером, как раз во время убийства… – сказала я. – Что ты так на меня смотришь? Нет, конечно, это не я ее убила. Как я там оказалась – долго рассказывать. Это – потом.

– Но вы же знаете, кто ее убил? – спросил Ромка.

– Может быть, и знаю, – туманно ответила я, – а может быть, и нет. Но об этом тоже – потом. Мне нужно узнать, что там за обстановка. Лучше всего, если ты сумеешь поговорить с кем-нибудь, кто живет в этом доме… Не бойся проявить любопытство, это черта обычная для нормального человека. Подозрение и неприязнь вызывают те люди, которые ничего не спрашивают, а только наблюдают. Их считают высокомерными.

Рома кивнул головой – понял, мол.

– Отлично! – сказала я. – Потом пойдешь на улицу Советскую, в дом с кариатидами, номер я не помню, но он один там такой, мимо не пройдешь. Внизу – старушки…

– А вверху – молодушки, – перебил меня Ромка. – Знаю, знаю.

– Смотри-ка, молодушки-то как тебе запомнились! – пошутила я и тут же об этом пожалела, так как Ромка немедленно залился краской.

– В общем, найдешь там вторую квартиру, позвонишь. Спросишь Серафиму Наумовну. Это соседка моей…

Я хотела сказать «секретарши», но это вызвало бы его новый вопрос обо мне, и я сказала:

– Моей подруги Марины. Она женщина очень сообразительная. Увидев тебя, не удивится, а будет думать, от кого ты. А ты смотри – если там почувствуешь засаду…

Я внимательно на него посмотрела.

– Ты понял? – спросила я. – Не увидишь, не услышишь, а только почувствуешь!

Рома кивнул головой.

– Так вот, если только почувствуешь засаду, – повторила я для убедительности, – ни в коем случае не спрашивай Марину, ничего не говори обо мне. Просто передай привет Серафиме Наумовне от какой-нибудь тети Кати или бабушки Доры, все равно от кого, и уходи. Но не спеши и не суетись, чтобы не заподозрили тебя. Серафима и ухом не поведет, если услышит незнакомое имя, да еще и говорить тебе о них что-нибудь начнет.

– О ком? – не понял он.

– Да откуда я знаю о ком? – воскликнула я. – О том, от кого ты ей привет передашь. Но слушай ее внимательно. Она тебе может на что-нибудь намекнуть. Например, где Марину искать. Это обязательно запомни, но сам туда не суйся. Придешь сюда – расскажешь.

Он опять кивнул.

– Теперь дальше. Позвонишь из автомата – из любого, но ни в коем случае не от знакомых или из какой-нибудь конторы, где тебя потом вспомнить могут, – по этому номеру. – Я написала ему телефон на бумажке. – Номер сейчас запомнишь, бумажку мне вернешь, – приказала я. – Я этого человека не могу подводить. За ним слишком много хороших людей стоит, которых он за собой потянет, если что…

Я видела, как Ромка все больше возбуждается от моих поручений. Он доверял мне безоговорочно и даже не думал, что я могу его как-то подставить.