И сему нѣкогда обычную работу съвершающу съ всяцем говѣниемь, прилучися нѣкогда сему блаженному вжещи пещь, якоже и всегда, на испечение просфурам, и от пламени огненаго загорѣся покровъ храму. Онъ же взем мантию свою и закры устии пещи, свите же своей завязавъ рукава и сию взем, течаше на кладязь, и ту налиа воды, и скоро течаше, зовый братию, да угасят пещь и храм. Братиа же, притекше, видѣша дивну вещь, како не изгорѣ риза и не истече вода от свиты, еюже угасиша силу огненую.
Однажды сей блаженный, совершая с особым благочестием свою обычную работу, затопил, как всегда, печь для печенья просфор, и вдруг от пламени загорелась кровля пекарни. Тогда он взял мантию свою и закрыл ею устье печи; потом, завязавши рукава у своей рубахи, взял ее и побежал с нею к колодцу, налил там в нее воды и быстро устремился назад, призывая братию гасить печь и пекарню. Иноки прибежали и увидели дивное явление: мантия не сгорела и вода не вытекла из рубахи, ими же Спиридон погасил разгоревшееся пламя.
Многа же тщаниа требѣ, еже въспомянути всѣх, и похвалити, и ублажити о Господѣ скончавшихся здѣ, въ блаженнемь сем монастырѣ Печерьском. Давидъскии рекуще: «Радуйтеся, праведнии, о Господѣ, правымъ сердцемь подобаеть похвала! Добре пойте ему съ въсклицаниемь в десятоструннѣмь псалтири». Не от пръваго на десять часа Господу помолившеся и тому угоднаа творяще, но от юности Богу себѣ предавше, и многа лѣта пожиша, и добре старости къ Господу отъидоша, и ни единаго дьни и часа правила своего измениша. Насаждени быша в дому Божиа Матери, тии процвѣтут въ дворѣх Бога нашего и еще умножаться въ старости маститѣ, якоже сий блаженный.
Большое усердие требуется, чтобы достойно помянуть, и восхвалить, и воздать всем должное о Господе скончавшимся здесь, в этом блаженном монастыре Печерском. Скажем словами Давида: «Торжествуйте, праведники, о Господе, праведным подобает похвала! Стройно пойте ему с восклицанием на десятиструнной псалтири». Не от одиннадцатого часа они Господу молились и творили ему угодное, но от юности предали себя Богу, много лет прожили и в глубокой старости к Господу отошли, ни на один день и час не изменивши своему правилу. Насажденные в доме Божьей Матери, процветут они в чертогах Бога нашего и еще умножатся в старости маститой, как и этот блаженный.
Преподобный же Алимпие преданъ бываеть родительма своима на учение иконнаго писаниа. Егда бо грѣчестии писци из Цариграда Божиим зволениемь и пречистыа его Матере приведени быша нуждею писати церьки Печерьскиа, во дьни благовѣрнаго князя Всеволода Ярославича, при прѣподобнѣмь игумени Никонѣ, якоже о них сказано есть въ Послании Симоновѣ, еже показа Богъ и сътвори чюдо страшно въ церьки своей.
Преподобный же Алимпий отдан был родителями своими учиться иконописи. Это было, когда греческие иконописцы из Царьграда волею Божиею и пречистой его Матери приведены были, против своего желания, расписывать церковь Печерскую, во дни благоверного князя Всеволода Ярославича, при преподобном игумене Никоне, это о них рассказано в Послании Симона, когда Бог явил и сотворил чудо страшное в церкви своей.
Мастеромъ бо олтарь мусиею кладущим, и образъ пречистѣй святѣй владычици нашей Богородици и приснодевѣ Марии сам въобразися, всѣм же сим внутрь сущим олтаря, покладываху мусиею, Алимпий же помогаа имъ и учася, — и видѣвше вси дивное и страшное чюдо: зрящим имъ на образъ, и се внезаапу просвѣтися образ владычица нашеа Богородица и приснодевы Мариа паче солнца, и не могуще зрѣти, падоша ниць ужасни. И мало возникше, хотяху видѣти бывше чюдо, и се изъ устъ пречистыа Богоматере излете голубъ бѣлъ, и летяше горѣ ко образу Спасову, и тамо скрыся. Сии же вси сматряху, аще ис церьки излетѣлъ есть, и всѣмъ зрящим, и пакы голубъ излете от устъ Спасовъ и леташе по всейцерьки. К коемуждо святому прилѣтаа, овому на руцѣ сѣдаа, иному же на главѣ; слетѣвъ же долу, сѣде за иконою чюдотворною Богородичиною намѣстною. Долу же стоащии хотѣша яти голубъ и приставиша лѣствицю, и се не обретеся за иконою, ни за завѣсою. Смотрѣвши же всюду, не вѣдяху, гдѣ съкрыся голубъ, и стояхувси зряще ко иконѣ, и се пакы пред ними излѣте голубъ изъ устъ Богородичинъ и идя на высоту ко образу Спасову. И възопиша горѣ стоящим: «Имѣте и!» Они же простроша рукы, хотяху яти его, голубъ же пакы влете въ уста Спасова, отнуду изыде. И се пакы свѣт, паче солнца, осиа тѣхъ, изимаа зракы человѣчьскиа. Сии же падши ниць и поклонишася Господеви. С ними же бѣ сий блаженный Алимпие, видѣвъ дѣтель Святаго Духа, пребывающу в той святѣй честнѣй церьки Печерьской.
Когда мастера украшали мозаикой алтарь, вдруг образ пречистой владычицы нашей, Богородицы и приснодевы Марии, изобразился сам, а они все были заняты укладкой мозаики внутри алтаря, Алимпий же помогал им и учился у них, — и увидели все дивное и страшное чудо: смотрят они на образ, и вот внезапно засиял образ владычицы нашей, Богородицы и приснодевы Марии, ярче солнца, так что невозможно было смотреть, и все в ужасе пали ниц. Приподнялись они немного, чтобы видеть свершившееся чудо, и вот из уст пречистой Богоматери вылетел голубь белый, полетел вверх к образу Спасову и там скрылся. Они все стали смотреть, не вылетел ли он из церкви, и на глазах у всех снова голубь вылетел из уст Спасовых и стал летать по всей церкви. И прилетая к каждому святому, садился, — одному на руку, другому на голову, слетев же вниз, сел за наместной чудной Богородичной иконой. Стоявшие внизу хотели поймать голубя и приставили лестницу, но не нашли его ни за иконой, ни за завесой. Осмотрели всюду, но не нашли, куда скрылся голубь, и стояли все, взирая на икону, и вот снова перед ними вылетел голубь из уст Богородицы и поднялся вверх к Спасову образу. И закричали стоявшим вверху: «Хватайте его!» Те же, простерши руки, хотели поймать его, а голубь вновь влетел в уста Спасовы, откуда вылетел. И вот опять свет, ярче солнечного, озарил всех, ослепляя глаза человеческие. Они же, павши ниц, поклонились Господу. С ними был и этот блаженный Алимпий, воочию видевший Святого Духа, пребывающего в той святой и честной церкви Печерской.
И егда же скончаше ю пишуще, тогда блаженный Алимъпие постриженъ бысть при игумени Никонѣ. Добре извыкъ хитрости иконнѣй, иконы писати хитръ бѣ зѣло. Сий же хитрости въсхотѣ научитися не богатества ради, но Бога ради се твъряше. Работаше бо, елико доволно бысть всѣмь, — игумену и всей братии писаше иконы, и от того ничтоже взимаа. Аще ли же когда не имяше дѣла себѣ сий преподобный, то взимаа взаимъ злато и сребро, еже иконамъ на потрѣбу, и дѣлаше имже бѣ долженъ, и отдаваше икону за таковый долгъ. Многажды же моляше другы своа, да въ церкви гдѣ видѣвше обѣтшавшаа иконы, и тыа к нему принесуть, и сиа обновивъ, поставляше на своихъ мѣстѣх.
Когда же окончили расписывать эту церковь, тогда блаженный Алимпий принял пострижение при игумене Никоне. Хорошо выучился он иконописному искусству, иконы писать был он большой мастер. Этому же мастерству он захотел научиться не богатства ради, но Бога ради это делал. Работал же он так, что хватало их всем, — игумену и всей братии писал иконы, и за это ничего не брал. Если же когда у этого преподобного не было работы, то он брал взаймы золото и серебро, что нужно для икон, делал икону тому, кому был должен, и отдавал икону заимодавцу. Часто также просил друзей своих: если увидят где в церкви обветшалые иконы, то приносили бы их к нему, и, обновив их, ставил на свои места.
Все же се творяше, да не празденъ будеть, понеже святии отци рукодѣлиа мнихомъ повелѣшаимѣти и велико се пред Богомъ положиша, якоже рече апостолъ Павелъ: «Мнѣ же и сущим съ мною послужисте руци мои, и ни у единаго же туни хлѣба ядох». Такоже и сий блаженный Алимпие. На три части разделяше рукодѣлиа своа: едину часть на святыа иконы, а вторую часть въ милостинюнищим, а трѣтиюю часть на потрѣбу тѣлу своему. И се творяше по вся лѣта, не дадяше себѣ покоа по вся дьни: в нощи же на пѣние и намолитву упражняшеся, дьни же приспѣвъшу, отлучаше себѣ на дѣло, праздна же николиже бяше видѣти его, но и събора церковнаго вины ради дѣла не отлучашеся николиже. Игуменъ же за многую его добродѣтель и чистое житие постави его священникомъ, и в таковѣмъ чину священьства добре и богоугодно пребысть.