Причиной ее смятения и страха послужил сон. Она никогда не боялась снов, и надо же было так случиться, что сейчас она не могла найти себе места из-за глупого наваждения.
Ну почему? -- вновь и вновь спрашивала Смиральда, в беспокойстве расхаживая по комнате. Она была с Александром всю ночь, и она должна была быть счастливой, а она была бы счастлива, если бы не видела его смерть.
Анжелика прижалась лицом к рубашке Александра и попыталась вспомнить свой сон. Она вновь видела огромный лабиринт вроде тех, что строят в своих имениях вельможи, и Александра там в самом его центре. Ей захотелось оказаться рядом, подсказать ему путь, и она потянулась к нему и вдруг увидела его смерть. Множество смертей. Картины его гибели проносились одна за другой, и ей хотелось кричать, но голос не слушался, и Смиральда могла лишь молча глотать слезы. Она дважды видела его смерть на дуэли и трижды на эшафоте, только в первом случае после казни плакал старший Кабош, а в двух других -- младший. Она видела, как после выстрела он падает с коня, как после одного глотка роняет кубок и начинает корчиться на полу от невыносимой боли. А еще она видела дерево и окровавленные тела, раскачивавшиеся на его ветвях, и одно из этих тел принадлежало Александру. И костер, гигантский костер и толпы монахов вокруг, и там, на вершине в пламени костра он...
Смиральда забилась от ужаса, попыталась вырвать из кошмара, но сон не отпускал, и она поняла, что должна досмотреть все до конца. Она видела его на палубе корабля, он смотрел на удалявшийся берег, и в его взгляде была такая тоска, словно он прощался с землей навсегда. А потом он сидел за столом и что-то сосредоточенно писал, и от усталости на его лице у нее вновь сжалось сердце, и тогда она возмутилась и с такой яростью стиснула кулаки, что из глаз хлынули злые слезы, а картина исчезла. Она видела собор и толпящихся вельмож, и корону, которая опускалась на его голову, а потом опять лабиринт...
Так значит, все зависит от такого, как он пройдет эту дорогу, -- догадалась Смиральда. Нет, не он -- они. Теперь она ясно видела, что по лабиринту идут двое, и тот, второй, показался ей смутно знакомым. Смиральда постаралась разглядеть его лицо, но вместо этого вновь увидела смерть. Пушечное ядро, кинжал в спине, эшафот... А потом она увидела этого человека в монашеском одеянии, он яростно тряс решетку в окне кельи, как будто надеялся вырвать ее из каменной стены, а потом его пальцы разжались, он схватился за сердце и бессильно повалился на колени. И опять уже виденный ею собор и корона на голове неизвестного... лабиринт...
Два человека двигались по лабиринту. Иногда они шли в одном направлении, не видя друг друга, временами то сходились, то расходились. А потом, поняла Смиральда, они должны пойти вместе. Если им повезет. Если они смогут. Если они поймут. Но как?!
-- Госпожа Анжелика, -- голос служанки выдернул Смиральду из мира грез, и она вспомнила о делах. Что ж, она подумает об Александре завтра, а сейчас ее ждут привычные хлопоты. В конце концов, что бы стоило честолюбие мужа без ее связей при дворе?
-- Дама или камеристка? -- осведомилась она у служанки и удовлетворенно кивнула, услышав ответ "дама". Если одна из придворных зазнаек явилась к ней лично, значит, она оказалась в очень затруднительном положении, и услуга будет стоить дорого. Что ж, тем лучше.
-- Проси, -- распорядилась госпожа Жамар и встала.
Дама была закутана в плащ, ее лицо скрывала маска, и Смиральда задумалась, откроет ли гостья лицо. Впрочем, заставить придворную даму снять маску, было нетрудно.
-- Прошу вас, сударыня, -- невозмутимо произнесла хозяйка дома, указывая даме на простой табурет.
Дама не просто сняла -- сорвала маску. Ни в чем не повинный бархат полетел на пол.
-- Называйте меня "ваше сиятельство", -- со всей возможной надменностью потребовала графиня де Коэтиви. -- Вы знаете, кто я?
Смиральда мысленно усмехнулась успеху своей хитрости, но сделала вид, будто потрясена оказанной ей честью.
-- Ваше сиятельство, простите, за маской я вас не узнала, хотя должна была узнать по вашему величию, -- госпожа Жамар присела перед фавориткой дофина в низком реверансе и почтительно указала на кресло. Занятно, что же случилось с ее сиятельством?
Удовлетворенная смирением демуазель Анжелики, графиня де Коэтиви опустилась в кресло.
-- У меня есть враг, -- сообщила Луиза и поджала губы. Снизойдя до личного визита в Латинский квартал, она убедила себя, что бегство Соланж было хитрым ходом, призванным распалить желание принца, а раз так -- никакой пощады мерзавке. -- Это некая девица Соланж де Сен-Жиль из Азе-ле-Ридо, воспитанница герцога Анжуйского. Она сбежала от герцога, и я хочу, чтобы она исчезла. Вы меня понимаете? -- многозначительно произнесла графиня.
-- О да, -- меланхолично кивнула госпожа Жамар. Графиня де Коэтиви могла не объяснять, в чем заключалась вина девицы. -- Вы хотите, чтобы ее доставили в Марсель и продали алжирским пиратам? Что ж, это можно устроить. Оттуда не возвращаются...
-- Ну, уж нет! -- вспыхнула Луиза. -- Чтобы она стала любимой женой какого-нибудь султана и жила в свое удовольствие?! Я этого не хочу!
Смиральда с насмешкой подумала, что графиня де Коэтиви излишне увлекается рыцарскими романами. Стать любимой женой султана вряд ли было так просто.
-- Нет, нет, -- продолжала меж тем Луиза, -- пусть отправляется в Сену, там ей самое место! И поторопитесь, мерзавке хватит наглости подстеречь его высочество в самом Лувре...
-- Смею напомнить вашему сиятельству, что я не имею доступа в Лувр, -- проговорила Смиральда.
-- Это легко поправить... -- снисходительно сообщила графиня.
-- Благодарю вас, -- склонила голову госпожа Жамар. -- Однако хочу заметить, что для меня попытка расправиться с девицей в Лувре в лучшем случае закончится виселицей. Уж простите, ваше сиятельство, но если она и правда пробралась в замок, выманить ее оттуда -- ваша забота. Вам-то не будет ничего, если вы найдете и выгоните ее вон, а вот я слишком рискую. Зато когда она выйдет в Париж, ваше желание будет исполнено и девица отправится прямиком на дно Сены. В конце концов, это ложе ничуть не хуже того, к которому она стремится. И, главное, вечное...
-- Рада, что вы все поняли, -- улыбнулась Луиза. -- Это задаток. По окончании дела получите столько же, -- графиня опустила на стол тяжелый кошелек. Судя по звуку, в кошельке было не менее четырех тысяч ливров. Смиральда задумчиво взглянула на плату и поняла, что знает, как спасти Александра от уготованной ему судьбы.
-- Все будет сделано, ваше сиятельство, -- почти пропела госпожа Жамар и довольная проводила гостью до дверей.
Четыре тысячи задатка и столько же по выполнении дела -- этих денег было достаточно, чтобы заказать как можно больше месс за благополучие Александра. Пусть их служат каждую неделю, да что недели -- месяцы и годы (Смиральда готова была молиться за Александра хоть всю жизнь)! Да и девица Сен-Жиль, если продать ее пиратам, должна была принести в шкатулку кругленькую сумму. Смиральда не любила отправлять людей на тот свет, полагая подобное расточительство глупым. Одно дело утопить в Сене или сточной канаве никому не нужную старую каргу и совсем другое -- юную и предприимчивую красотку. Уж если девица Сен-Жиль смогла привлечь внимание принца и потеснить при дворе графиню де Коэтиви, размышляла Смиральда, значит, она умна и хороша собой. А раз так, госпожа Жамар не собиралась терять случайно подвернувшееся под руку сокровище и сообщать графине де Коэтиви об изменении планов в отношении девицы. Зачем? Девица Сен-Жиль из Азе-ле-Ридо навсегда покинет Францию и больше никогда не побеспокоит шлюху принца -- Смиральда частенько нарушала мелкие пункты соглашения с заказчиками, но никогда не забывала о главном. Однако что могла знать провинциальная дворянка об искусстве любви? Смиральда презрительно скривила губы, сдерживая пренебрежительный смех. Что ж, не зря она столько лет была лучшей в своем ремесле - она без труда сможет превратить неопытную девчонку в совершенство. После недели, проведенной в подвале, даже принцесса станет покладистой и начисто забудет о вельможной спеси, -- размышляла Смиральда. Когда же девица поймет, что пути у нее всего два, либо на дно Сены, либо в Марсель и на корабль, она объяснит девчонке смысл женской доли и научит угождать мужчинам. Как полагала Смиральда, шла ли речь об уличной побродяжке или дочери короля, цель жизни женщины заключалась в одном, как можно более выгодно продать то единственное, что действительно принадлежало женщине -- ее тело. А уж придется ли ей отдаться французскому принцу или турецкому султану, было неважно. Значение имела лишь цена.
