Александра передернуло. Уж это мальчик мог не объяснять. Конечно, чего еще ожидать от фрейлины? Сначала она подбросила ребенка отцу -- хорошо хоть не первому встречному! -- затем, когда этот отец впал в немилость и более не мог быть ей полезен, решила сделать карьеру за счет собственного сына.

       Шевалье лихорадочно размышлял, паж всхлипывал, минуты бежали. Наконец, юный капитан улыбнулся и вытащил из кармана подаренные ему некогда кости.

       -- Ну, хватит, малыш, не плач. Смотри, эти кости счастливые, на них всегда выпадает двенадцать. Держи.

       Мальчишка доверчиво принял подарок и сквозь слезы улыбнулся.

       -- Только не пользуйся ими слишком часто и не давай никому в руки, -- посоветовал Александр. -- А то догадаются, что они со свинцом...

       Паж с готовностью кивнул.

       -- А можно попробовать? -- замирающим от счастья голосом спросил мальчик.

       -- Ну конечно, они твои, -- подбодрил пажа Александр.

       Мальчик прошептал "Двенадцать", бросил кости на пол и тихонько рассмеялся.

       -- Получилось! -- сообщил он шевалье.

       -- Вот видишь, -- Александр поднялся. Пора было выбираться из Лувра, тем более, что шевалье начало клонить ко сну. Капитан готов был даже воспользоваться обычной дорогой, не желая не пугать маленького пажа темными переходами, но, услышав предложение выбраться на свет, мальчишка заметно погрустнел.

       -- Сударь, я лучше проведу вас своим ходом. Правда, он темный, -- с некоторым смущением признался паж, -- но зато там нет чужих.

       Александр встревожился. Не собирается же мальчишка лезть в тайный ход? Конечно, шевалье всегда смог бы вывести его наружу, но что будет, если малый решит забраться сюда без него?

       -- Даже и не думай, -- остановил пажа Александр, когда мальчик решительно шагнул в темноту. -- Ты же не хочешь заблудиться?

       -- А у меня здесь бечевка привязана, -- сообщил паж, несколько удивленный несообразительностью взрослого шевалье.

       В следующее мгновение пораженный капитан обнаружил в своих руках крепкую веревку, а затем узнал, что мальчишку зовут Луи де Шервилер, хотя крестный обычно называет его Аленом, что он уже почти месяц находится в Лувре и не может понять, зачем при дворе нужны пажи. Все эти сведения маленький бастард вывалил на шевалье Александра на одном дыхании, ни на мгновение не останавливаясь и не выпуская руку капитана, словно боялся, что собеседник потеряется.

       -- А пажи дразнят меня неумехой, -- тараторил юный Ален, вприпрыжку следуя за капитаном. -- Но скажите, сударь, зачем дворянину подавать воду и полотенце, если на это есть лакеи?

       Александр в озадаченности остановился. Примерно так же рассуждал виконт де Водемон каких-то шесть лет назад. Только Водемона никто не дразнил. Конечно, кто бы позволил? Релинген бы первый и не позволил. Но Релинген сейчас далеко... Смерть Христова! Если мальчишку воспитывал принц, нетрудно догадаться, как ему теперь тяжко...

       -- Послушай, Ален, -- Александр наклонился к мальчику, положил руку ему на плечо. -- Не стоит говорить это другим пажам. Знаешь, есть разные дворяне -- одним служат, другие сами вынуждены служить. И потом есть люди, которым служить не стыдно.

       -- Но крестный никогда никому не прислуживал! -- горячо возразил мальчик.

       -- Но твой крестный... -- начал было Александр, но вовремя остановился. Говорить мальчику, что принц Релинген и какой-то бастард это не одно и тоже, было слишком жестоко. -- Когда ты станешь таким же большим как принц Релинген, ты тоже никому не будешь прислуживать, -- примирительно сообщил капитан. -- Хотя, знаешь, королям прислуживают даже герцоги.

       -- А зачем? -- в недоумении вопросил паж.

       Александр утомленно провел рукой по лбу. Кажется, они вернулись к началу. Впрочем, после некоторых размышлений капитан вынужден был признать, что тоже не понимает этого. В глубине души шевалье де Бретей не сомневался, что когда-нибудь станет маршалом, однако ему не раз приходилось наблюдать, как старые и заслуженные маршалы, оказавшись при дворе, были вынуждены подавать королю сорочку, чулки и туфли. И действительно -- зачем?

       -- Вот поэтому я служу в армии, а не при дворе, -- задумчиво сообщил капитан мальчишке.

       -- Я тоже пойду в армию, -- обрадовался Ален. -- Как мой крестный и вы, сударь. Только сначала вырасту, -- после некоторых раздумий добавил он.

       Шевалье де Бретей покачал головой -- армия для бастарда была ничуть не лучшим местом, чем двор. Но не вечно же принц Релинген будет пребывать в изгнании?!

       -- ... Вот в старые времена, все было совсем не так, -- болтал Ален, и шевалье Александр понял, что, задумавшись об армии, бастардах и изгнании принца, пропустил изрядный кусок из речи мальчишки. -- Я читал в книжках, -- похвастал паж. -- Тогда дворяне были воинами, а вовсе не лакеями.

       -- Но у твоего крестного тоже были пажи, -- возразил капитан. -- А Можирон таскал за твоим крестным бумагу и карандаши.

       Мальчишка споткнулся.

       -- Тогда почему он оскорбляет моего крестного? -- с обидой спросил паж. -- Он все время смеется надо мной... говорит, что я крестник труса. А это неправда -- принц Релинген ничего не боится!

       -- А ты не плач, ты сам над ним смейся. Придумай забавный стишок на мотив модной песенки... Ты же умеешь сочинять стихи?

       -- Про ласточек... и розы, -- растерялся Ален. -- Это возвышенно и... дамам нравится...

       Александр ошарашено остановился, но быстро пришел в себя.

       -- Если умеешь сочинять возвышенные стихи, значит сможешь сочинить и смешные, -- заявил капитан. -- Это как плавание. Если плаваешь, то плаваешь везде...

       -- А я не умею плавать, -- признался мальчик. -- Но я научусь, -- поспешил пообещать он, уловив молчаливое неодобрение собеседника. -- Слово чести!

       -- Отлично, -- кивнул шевалье де Бретей. -- Стихи это тоже просто. Главное -- соблюдать размер, рифму и помнить, о чем ты собираешься говорить. Вот, к примеру, хорошая тема: маркиз де Можирон похож на лягушку -- такой же зеленый, кривоногий и так же громко квакает.

       -- А разве лягушки громко квакают? -- удивился паж.

       -- Еще как, -- воскликнул шевалье Александр. -- Это много хуже пушечной канонады -- пушки спать не мешают, а вот лягушки -- сколько угодно.

       -- Я попробую, -- неуверенно проговорил шевалье де Шервилер.

       -- Ты не пробуй, ты сочиняй, -- возразил Бретей. -- Хочешь, начало?

       Однажды летом по утру --

       А Лувр встает так рано --

       Лягушки встретились в саду,

       Ведь берег Сены рядом.

       Ален хихикнул:

       -- А зачем им собираться в саду?

       -- Чтобы посплетничать о своем родиче маркизе де Можироне, -- пояснил Александр.

       И стали дружно рассуждать --

       А Лувр внимал им...

       Капитан задумался.

       -- ...рьяно! -- подсказал Ален.

       -- А Лувр внимал им рьяно, -- согласился Александр. -- И Можирона поминать...

       -- Коль родич вылез в фавор! -- выкрикнул паж.

       Сочинители расхохотались.

       -- Неплохо, -- похвалил Александр, отсмеявшись. -- Теперь давай третий куплет. И постарайся, чтобы каждая вторая строчка упоминала Лувр, и чтобы из этих строк можно было сложить отдельное стихотворение.

       Юноша и мальчик шли по переходу, распевая на ходу рождавшуюся дразнилку, хохоча во все горло, забыв обо всем на свете. Шевалье Александр, уже давно так много и легко не смеявшийся, больше не походил на сурового офицера, на язвительного придворного, ловким словцом срезавшего королевских фаворитов, даже на юного пажа, вечно снующего по коридорам Лувра в заботах и хлопотах. Более всего шевалье де Бретей был похож на мальчишку-школяра, вырвавшегося на каникулы. В какой-то миг юный офицер с удивлением почувствовал, что впадает в детство, но почти сразу убедил себя, что коль скоро его детство оказалось прерванным слишком рано, он имеет право ненадолго в него вернуться. Ален не думал ни о чем -- он был счастлив.