Наконец дождался. Увидел, как бежали, пригнувшись, через сады и огороды, прячась за углами домов, люди в краснозвездных пилотках. «Свои!» Выскочил на улицу в чем был и кинулся навстречу первому усатому солдату, уткнулся лицом в пропахшую порохом шинель. Думал – отец. Но отец так и не пришел с войны.

Еще не окончилась война, а в селе открыли школу. Поначалу Жорка отметками не блистал: тройки, четверки. Мать сокрушенно качала головой: «Разве можно так?» Он давал обещания, а утром забывал их. Мальчишки доставали где-то порох, делали самопалы и бомбы, в полузасыпанном окопе откопали станковый пулемет. Где тут уроки учить...

В седьмом классе Жорка, как говорят, взялся за ум. Бросил проказы в чужих садах, шумные игры в войну. Тот год, сломав привычный бег времени, стал для него началом нового пути. Мать все чаще видела его за книгами, и хотя трудновато было, а рубль на покупку книг давала всегда.

Больше других полюбились Жорке истории про моряков. И когда после окончания седьмого класса ребята стали поговаривать о том, куда пойти учиться дальше, он твердо знал: его путь в моряки.

Моря он никогда не видел. Шел к нему сквозь страницы увлекательных приключений. Оно было для него большой и счастливой радостью. Радостью, ради которой он внутренне был готов на все, лишь бы попасть к этому самому морю, бороздить его на красивом корабле, стоять на капитанском мостике и смотреть в бинокль на тающие в дымке берега.

И вдруг эта маленькая заметка в газете о наборе в Одесскую спецшколу ВВС. Она как-то разом перечеркнула все: и морские планы и мечту о капитанской фуражке. Мальчишки непостоянны в этом возрасте. Одно увлечение приходит на смену другому...

...На приемной комиссии женщина-врач ощупала его, повертела из стороны в сторону и тихо, совсем как мать, сказала:

– Ты бы подкормился годочек...

Жорка чуть не разревелся. Нахмурил брови, но смолчал. Другие члены комиссии тоже засомневались:

– Хрупковат мальчик, тяжело ему будет. Тогда Жорка вдруг выпалил: «Я в футбол играю», – и зашмыгал носом.

– В летчики собрался, а слезы, – успокоила женщина-врач. Потом спросила уже на полном серьезе: – Твердо решил?

Он, насупленный и хмурый, только пожал плечами. И как тут понять, что стояло за этим жестом: то ли подавленность, то ли горделивая уверенность, что все равно он сюда попадет? Опытные глаза членов комиссии приметили в пареньке эдакое упорство. Да и подкормиться ему дома все равно было нечем. Так уж складывалась в ту пору жизнь. Его направили в училище.

Судьба не обидела Георгия. Свела две его мечты воедино. Случилось так, что он стал морским летчиком. Не сразу, конечно. Это только в его автобиографии так коротко записано.

Когда летел над морем, душа замирала. Никто не знал, как ему в эти минуты было хорошо. Такое это удовольствие – чувствовать, что самолет послушен каждому твоему желанию. Тогда-то он, наверное, и открыл, что полет – это не только гул мотора, не только голубая безграничная высь и земля, плывущая под крылом. Полет – это целый мир, полный счастья, мудрости и волнения, мир, в котором человек ощущает свою силу над всеми тремя измерениями.

Там же, в училище, стал Георгий и комсомольским вожаком. И скоро наградили парня Почетной грамотой ЦК комсомола. А ее зря не дают.

В двадцать один год вручил партийному секретарю заявление. Не потому, что «время пришло» или решил не отстать от других. Не было в его решении колебаний или сомнений. Все просто, как дыхание. Он должен был стать под общее знамя партии коммунистов, сознавая всю ответственность этого шага.

Прошла зима. Потом опять было лето и были полеты над морем. Училище стало для Георгия вторым домом. Когда начались экзамены, в аттестационном листе против каждой дисциплины появлялись пятерки.

Есть такие башковитые парни. И не то что у них полна голова идей, настоящих и нужных. Главное, что они не дают ржаветь этим идеям, да и не привыкли перебиваться на позициях середнячков. Коль учиться, так по-настоящему, коль летать, так по большому счету – вот их внутренний лозунг.

– На первый разряд тянешь, – говорили товарищи.

Он лишь кивал головой:

– На первый. А что?

Но выпустился по второму. Перед экзаменом по физподготовке сорвался с перекладины, потянул связки. Рука болела. Кулак сожмешь, а он как ватный. Перетянул потуже бинтом, а утром пошел сдавать со всеми. Никто и не знал, что накануне случилось. Только четыре балла в графе по физкультуре и стали причиной этого самого второго разряда.

Лейтенанты разъехались в отпуск. Георгию тоже очень хотелось попасть домой, щегольнуть морской формой с голубыми просветами на золотистых погонах, но не повезло: он и друг его Алик Разумов в числе двух десятков других таких же парней получили предписание сразу же прибыть в часть – на Балтику.

Летать начали с первых же дней. Серебристый истребитель с огромной цифрой «52» на борту – его боевой самолет. Боевой самолет – боевая учеба. Сначала ходили парами, потом – звеном. Мощные турбины будили небо даже тогда, когда землю и море закрывали липкие серые облака.

На Балтике погода неустойчивая. Взлетаешь – видимость до горизонта, а придет время садиться, начинаешь искать окошко в хмурой пелене, чтобы проскочить на аэродром. Помнится, попал однажды в непредвиденный «сложняк». Командир приказал набрать высоту. В ответ скупое: «Вас понял». Георгий смотрел на приборы. Да больше и некуда было смотреть – фонарь словно ватой облеплен. Ни земли не видно, ни неба. А самолет будто висит на одном месте. Жорке вдруг показалось, что он лежит на боку. Вот тут-то и защемила сердце тоска: а что, если...

«Вот чертовщина!» – сжался в комок нервов. И никто не знает, как он изо всех сил старался не завалить машину на крыло, не дать ей клюнуть носом, выдержать курс.

Потом посветлело. И снова серая мгла. Стрелка к одиннадцати тысячам подошла. Где-то там, на краю атмосферы, удалось достать солнце. Когда истребитель зарулил на стоянку, он не торопился вылезать из кабины. Стянул мокрый шлемофон, расстегнул ворот куртки, а из-под него пар валит. Жарковато было на высоте, хотя за бортом и минус пятьдесят.

...Военные живут на колесах. Получил приказ – собирай нехитрые пожитки и шагай через параллели и меридианы. Как это поется в песне: «Пишите нам, подружки, по новым адресам». Таков закон службы.

Четверо закадычных друзей – Алик Разумов, Леонид Линник, Виктор Качалов и Георгий Шонин – отправились на север, в тот суровый край где в годы войны служил знаменитый Борис Сафонов. Там Георгий узнал много других имен, не менее славных, – их за Полярным кругом почтительно произносили все. Герои войны, они оставались героями и в мирном небе. О них говорили не только как об асах, не знающих преград, но и как о хороших товарищах, готовых всегда прийти на помощь.

В те годы посчастливилось Георгию служить вместе с Юрием Гагариным. Помнится, Юрий Алексеевич говорил о нем:

– Он прибыл в соседнюю часть чуть позже. У них была страсть – хоккей. Все играли, даже командир... Летали с ним вместе. Но ближе узнал Жору, когда сюда приехал – в «Звездный». Он прибыл в числе первых. В обращении прост. Иногда горяч, иногда наоборот. Но парень хороший. Волевой, прямой, честный. Что думает, в себе не носит. Если не нравится, рубит напрямую. Уважают его у нас. Да и там, на севере, уважали. Летал хорошо в простых и сложных условиях, а коснется – другу тяжело, последнюю рубашку с себя отдаст...

...Отзвенели бокалы с шампанским, а ставить некуда. Комнатка малюсенькая. Если стать посередине – дотянешься рукой до каждой стенки. Дощатый столик, два стула, кровать, зеркальце на стене. Лед затягивал маленькое окошко. Шкаф изображала занавеска. Настоящий поставить было негде...

В тот вечер провожали Жору Шонина в Москву. Почему вдруг? Зачем? Этого почти никто не знал. Приезжала комиссия, вызывала летчиков на беседу, потом они исчезали куда-то, возвращались назад, а вот теперь снова отъезд. Теперь уже, наверное, навсегда.