— Ваша сестра уже уехала, — отрезал Бегьеш. — Я сам с ней говорил. Так что не волнуйтесь и идите по своим делам.

— Слушаюсь! — сверля взглядом младшего сержанта, отчеканил Эндре.

— Еще что-нибудь хотите сказать?

— На вашем месте я не стал бы прибегать к помощи бандюг, которые вшестером набрасываются на одного.

— О чем это ты? — зашипел Бегьеш, невольно переходя на «ты».

Эндре показал рукой на свой шрам над виском:

— Вот об этом... Хотя, когда меня допрашивал майор Рашо, я умолчал о том, что это избиение организовал ты.

— Почему же не сказал, если был так уверен?

— Потому что это касается только нас двоих.

Бегьеш смерил юношу презрительным взглядом:

— Не советую тебе, мальчишка, попадаться мне на глаза в безлюдном месте. Ну а если случайно заметишь меня, лучше обойди стороной: я такими, как ты, обычно закусываю. Ладно, на сегодня хватит... О твоем нахальстве я даже взводному докладывать не стану. По своей доброте, конечно. А теперь марш выполнять задание!

Бегьеш не обманывал Эндре: он действительно разговаривал с Жокой. Он сказал ей, чтобы она не ждала брата, потому что тот выйти к ней уже не сможет.

— А почему? — спросила девушка, в упор разглядывая верзилу.

— Потому что это, уважаемая, армия, а не дом отдыха и солдаты здесь делают то, что им приказывают командиры, а не то, что им заблагорассудится. Я бы тоже не прочь прогуляться сейчас со своей невестой, однако, как изволите видеть, нахожусь здесь...

— Понятно, — вымолвила Жока. — Но разве нельзя было поговорить с ним хотя бы пять минут?

Бегьеш попытался приветливо улыбнуться:

— К сожалению, это невозможно. Если вы хотите что-нибудь передать брату, я охотно это сделаю.

— Спасибо, — смутилась чуточку Жока. — Я напишу ему. До свидания. — Она повернулась и медленным шагом направилась к проходной.

«Может, этот сержант и прав? — размышляла она по дороге. — Конечно, нехорошо, когда для кого-то делают исключение. Правда, я не собиралась надолго задерживать Эндре: попрощались бы, и все...»

Асфальтированное шоссе в этот предзакатный час напоминало серую ленту с зеленым обрамлением кустарника по обеим сторонам. Вскоре впереди показались окраинные домики, в окнах которых отражались лучи заходящего солнца. Жока вспомнила о Миклоше, и настроение у нее немного улучшилось. С тех пор как они стали регулярно встречаться, девушка заметно изменилась: она посерьезнела, предала забвению многие девчоночьи привычки и уже не столь бездумно разбрасывалась своим мнением. Поскольку теперь она жила одна и сама заботилась о своем пропитании, то быстро узнала цену деньгам. Совсем другими глазами стала она смотреть и на самое себя, и на окружающих, и вообще на жизнь. Собственно, только теперь она по-настоящему осознала, насколько необоснованным было недовольство ее отца: ведь их семья по сравнению с другими жила легкой, беззаботной жизнью.

От этих мыслей девушку отвлек гудок автомобильного клаксона. Она остановилась, сошла на обочину и обернулась. К ней приближался «опель», причем водитель, как она успела заметить, сбавил скорость. Жока медленно пошла дальше, ожидая, когда машина обгонит ее. Однако водитель «опеля» вовсе не собирался ее обгонять, он поравнялся с ней и поехал рядом.

— Домой спешите, дорогуша? — игриво поинтересовался, высунувшись из окошка, усатый мужчина лет тридцати.

Жока ничего не ответила, так как решила, что стоит заговорить, как обязательно последует дурацкое предложение.

— Зачем же топать ножками, девушка? — не унимался владелец «опеля». — Садитесь — подвезу. Вам ведь в Кевешд? Вы что, немая?..

Жока повернулась кругом и пошла в противоположном направлении. Водитель «опеля» на мгновение притормозил, раздумывая, стоит ли и ему поворачивать, но, видимо, решив, что не стоит, включил скорость и помчался к городу.

«Одной по шоссе ходить небезопасно, — подумала Жока. — Зря я не подождала автобуса...» Взглянув на часы, она заторопилась на поезд.

К немалому удивлению Жоки, в Будапеште на вокзале ее ждал Миклош. На нем было черное кожаное пальто, и она не сразу узнала его, а узнав, решила, что в гражданском он выглядит даже элегантнее. Они поцеловались.

— Как хорошо, что ты меня встретил! — обрадовалась Жока. — А то я так устала, да еще и расстроилась.

— Ничего, я тебя утешу.

— Сейчас мне это не помешает.

Не без труда пробравшись сквозь толпу, они вышли к остановке такси. К счастью, свободную машину долго ждать не пришлось. Миклош назвал свой адрес и внимательно посмотрел на девушку, будто боялся, что она начнет протестовать. Однако Жока промолчала, она лишь откинулась на сиденье и устало закрыла глаза.

Миклош взял девушку за руку и легонько пожал ее, а потом наклонился к уху Жоки и прошептал:

— Я очень люблю тебя... Мне тебя так недоставало!

Она чмокнула его в щеку.

— Ты еще не сказала, чем огорчена.

Жока поправила волосы и рассказала Миклошу о своем визите к Эндре.

— Бегьеш не разрешил тебе попрощаться с ним? — удивился подполковник.

— Он сказал, что исключений ни для кого не делает.

«Может, конечно, этот Бегьеш отменный службист, — думал Миклош, — однако с порядочностью у него не все в порядке». Но вслух он своего мнения не высказал, тем более что такси как раз подъехало к дому.

Уже через минуту Жока с любопытством осматривалась в однокомнатной квартире Миклоша, со вкусом им обставленной. Все ей здесь нравилось — и обилие книг, аккуратно расставленных на полках, и кушетка, накрытая клетчатым пледом, и небольшой письменный стол, притулившийся в углу, у окна. Кухня привлекла ее чистотой и уютом. А в ванной комнате, облицованной голубой плиткой, Жоке вдруг захотелось принять душ.

— Можно я выкупаюсь? — обратилась она к Миклошу.

— Конечно, а я тем временем накрою на стол, — с радостью согласился он и огляделся: — Здесь, кажется, есть все необходимое. Правда, мой купальный халат, наверное, будет великоват...

Оставив девушку одну, Миклош отправился в кухню. «Если она не против, я женюсь на ней, — думал он. — Я ее очень люблю. Мои друзья, разумеется, удивятся, но что мне до них? Сколько лет ходил в холостяках, хватит...» Он накрыл на стол, а затем подошел к окну и опустил жалюзи.

Ужинали оба с аппетитом, особенно Жока, которая сильно проголодалась, так как ничего не ела с самого полудня.

— А почему ты не обратилась к дежурному по части? — спросил Миклош, продолжая разговор, начатый еще в такси.

— Просто не сообразила.

— Надо как-то помочь твоему брату. Вижу, не помирится он с этим младшим сержантом. Тебе дать еще кусочек ветчины?

— Не откажусь.

Миклош положил ломтик Жоке на тарелку и сказал:

— Завтра в их полку проводится инспекторский смотр. Как представитель министерства я тоже там буду, вот и поговорю с тем младшим сержантом.

— Никак не могу нанять, почему таким типам, как этот Бегьеш, вы разрешаете командовать людьми? — спросила Жока.

— Устав предусматривает строгие меры наказания и для сержантов, и даже для офицеров, если они злоупотребляют данной им властью, — объяснил ей подполковник, вытирая пот со лба. — Но очень часто мы узнаем о подобных происшествиях совершенно случайно. Как, например, сейчас. Дело в том, что большинство солдат не жалуются, ошибочно полагая, будто в подразделении все совершается с разрешения командира.

— Но такие типы внушают новобранцам лишь неприязнь к воинской службе...

— К сожалению, так оно и есть.

— Недавно в университете у нас возник спор, — начала рассказывать Жока. — Говорили о том, что мы часто употребляем такие слова, как «родина», «патриотизм», но не вдумываемся в их суть. И один из студентов вдруг заявил, что правы те, кто считает эти понятия устаревшими. Мол, жить можно где угодно, лишь бы тебя уважали и удовлетворяли твои запросы. Остальные стали спорить с ним, но убедить так и не смогли: слишком мало у них было доказательств...

— И у тебя их не хватило?