В глубине души Чаба считал взгляды отца чуждыми и бесчеловечными. Сорвав травинку, он начал ее грызть. Если бы он с десяти лет ходил учиться в военную школу, то, возможно, согласился бы с доводами отца. Но Чаба несколько лет подряд жил в обществе юношей и девушек, которые придерживались других принципов. Чаба невольно вспомнил о спорах, которые порой затягивались до самого рассвета, когда они собирались в мастерской у Пауля. Мысленно он представлял себе умное худощавое лицо Милана с возбужденно горящими глазами. Он видел веселую улыбку Эрики Зоммер, почти детское лицо Моники Фишер, умный открытый взгляд Эндре. О чем только они тогда не говорили! Чаба плохо разбирался в жизни сильных мира сего, хотя по материальному положению и относился к их классу. Правда, жизнь их семьи сложилась иначе, так как отец служил по дипломатической части. А теперь вдруг оказывается, что ему суждено попасть в высшее общество, где все ему так чуждо. Вынув травинку изо рта, он внимательно посмотрел на отца и сухо произнес:

— Я люблю Анди и женюсь на ней.

— Когда?

— Как только мы оба окончим университет.

— А чем вы будете заниматься до тех пор?

— Учиться и любить друг друга. Папа, пойми, что мне необходимо жениться на Андреа.

— Ты ей это уже пообещал?

— Пока что нет.

— Тогда зачем же тебе это нужно?

— Я уже сейчас считаю Анди своей женой.

— Как так? — Генерал сел и уставился на сына: — Уж не совратил ли ты ее?

— Боже мой! — тихо воскликнула Эльфи.

— Нет, не совратил. Мы любили друг друга, а поскольку мы уже взрослые, то и считали, что уже имеем право на близость.

Некоторое время генерал никак не мог обрести дара речи. Достав носовой платок, он вытер вспотевший лоб и шею. В голове его бродила мысль о том, как он будет улаживать это щекотливое дело со своим другом. На какое-то мгновение у него мелькнула мысль, не проделки ли это самого Гезы, который подобным образом решил обеспечить будущее своей дочери, но он тут же отогнал ее: Геза Бернат не подлец и никогда не стремился к обогащению. Ошибку совершил этот сумасбродный щенок. Выпустил он его из своих рук, понадеялся на него, а теперь вот расхлебывай.

— Ты сошел с ума, сын, — сдержанно сказал генерал. — Ты, видимо, решил испортить мне нынешнее лето: сначала дело Радовича, теперь — это. Скажи, сынок, разве в Берлине мало балерин или женщин, которых можно иметь за деньги? Или, быть может, тебе не хватает денег на женщин и потому пришлось совращать дочь моего друга?

Чаба злобно осклабился:

— Я же сказал, что не совращал ее! Не пойму, почему ты так возмутился: мы любим друг друга — и все. Извини, отец, но все это очень странно...

— Странно? О чем ты говоришь?

— Обо всем этом. Уж не вы ли сами собираетесь выбрать мне жену? Или я лишен простых человеческих прав, и только потому, что мой отец генерал и землевладелец? Анди — честная умная девушка. И я не вижу причин, чтобы не брать ее в жены. Я ее люблю и хочу прожить с ней всю свою жизнь. Или это невозможно, потому что у нее нет состояния?

Генерал встал:

— Я полагаю, пора прекратить эту дискуссию. Права у тебя есть, и ты женишься на той, на которой пожелаешь. Но, пока я тебя кормлю, одеваю и учу, ты обязан повиноваться мне. Понятно?

Теперь взорвался Чаба:

— Понял. Разреши и мне кое-что сказать. — Чаба встал и подошел к отцу — они были одного роста. Отец кивнул. — Отец, я откровенно говорю, что люблю и уважаю вас с мамой, но в том, что я родился на свет, никакой моей вины нет. А раз так, то я хочу стать человеком, а не вещью. До сих пор у вас со мной особых забот не было, особых неприятностей я вам не причинял, да и в будущем причинять не собираюсь. Давайте прекратим этот спор, тем более что жениться я собираюсь не завтра, не послезавтра, а через несколько лет. С Анди я порывать отношений не буду. Завтра она уезжает, и мы с ней встретимся только через год. Возможно, что за это время она кого-нибудь полюбит. Если же ты прикажешь мне порвать с ней, то я буду вынужден сказать вам «нет» или же соврать, а я этого не люблю.

— Иди, — сказал ему генерал. — Об этом мы уже говорили.

Чаба попрощался, поцеловал матери руку и, взглянув на часы, пошел к двери.

— Не забудь взять с собой плащ и долго, не засиживайся, — сказала ему вслед мать.

Разговор с родителями расстроил Чабу. Андреа сразу же заметила его подавленное настроение. Юноша сослался на головные боли и на то, что его печалит отъезд Андреа. Пока они добрались до кино, пошел дождь. В кинозале Чаба почти не смотрел на экран, он привлек к себе девушку и несколько раз поцеловал ей руку, а сам думал о том, что же он станет делать, когда ее не будет рядом. Возможно, уедет домой. А как же тогда быть с учебой? На что жить? Можно было бы поговорить с дядюшкой Гезой, но что он ему скажет, если разговор примет неожиданный оборот. Вспомнил о просьбе Берната: «Не забывай, что у Анди, кроме меня, никого нет... Я прошу, чтобы ты был ей хорошим другом». Удалось ли спасти Милана? Его собственное положение, отца и матери довольно смешное: разглагольствует о любви, о родительском благословении, о человеческих правах, а в это время Бернат рискует собственной жизнью ради чужого человека. Возможно, больше они и не увидятся. Как непонятен бывает человек! Разумеется, отец любит Гезу. Однако и дружба и любовь у него имеют свои границы.

Когда фильм кончился, дождь все еще шел. Такси у них увели перед самым носом. Зайдя под какую-то арку, они ждали, когда дождь немного стихнет. Чаба смотрел на вымытый дождем асфальт, в котором отражались фонари и свет витрин. Через минуту у Чабы снова испортилось настроение, так как он вспомнил, что завтра, в это время, поезд уже увезет Анди в Будапешт. Мимо них мчались автобусы, легковые машины, иногда проезжал крытый фиакр, в котором сидели веселые парни и девушки, распевавшие задорные песни.

Вскоре Чабе удалось остановить такси. Назвав ресторан, он взял руки девушки в свои, и оба удобно развалились на сиденье. И хотя «Савой» не входил в число шикарных ресторанов, однако в нем было довольно уютно. В основном его посещали студенты из богатых семей, влюбленные, не любящие шумных мест, и те, кто шел сюда не для того, чтобы повеселиться, а чтобы просто посидеть и спокойно поговорить. Двухместные столики стояли в крохотных боксах вдоль стен, а посреди зала играл небольшой оркестрик из пяти музыкантов, причем играл в строгой манере, словно это был не ресторан, а консерватория, где собирались избранные ценители музыки. На столиках горели свечи, а в хрустальных вазах красовались цветы. В самом конце вечера, по установившемуся здесь обычаю, старший официант галантно вручал даме, сидевшей за столиком, этот букет, разумеется, бесплатно — в знак внимания хозяина заведения.

Андреа была очарована предупредительностью и безукоризненным обслуживанием по-дружески улыбающихся официантов. Перед ужином они заказали коньяку. Затем они распили бутылку шампанского. Чаба думал, что алкоголь улучшит его настроение, но этого не случилось, а лирическая, даже сентиментальная, музыка еще больше усиливала его печаль. Он пытался было скрыть ее, но Анди заметила его состояние и решила, что он грустит об ее отъезде. Собственно, Чаба не лгал, когда говорил, что его расстроил завтрашний отъезд Анди, но это была лишь одна из причин его плохого настроения. Все то, что произошло с ним за последние недели: арест Милана, допрос в гестапо, разрыв с братом, постоянные разговоры с отцом и, наконец, сегодняшние треволнения — все это спрессовалось воедино и навалилось на него тяжелым камнем.

За столом он ел очень мало и, пока они ужинали, обменялся с Анди всего лишь несколькими словами.

Затем у него появилось страстное желание рассказать ей о сегодняшних событиях. Это желание росло в нем под влиянием звучавшей музыки, которая, как известно, особенно сильно действует на влюбленных. Люди в молодом возрасте любят страдать или, по крайней мере, разыгрывать роль страдающих, и в этом отношении Чаба не являлся исключением. На какое-то мгновение он как бы со стороны увидел себя страдающим и содрогнулся. Неужели это он? Почему ему так хочется, чтобы его пожалели? Он даже не подумал о том, какой болью отзовутся его слова в душе Анди. Зная ее, Чаба понимал, что она возненавидела бы его отца и мать, а это было бы самым ужасным и все испортило бы. Он смотрел на покрасневшее лицо девушки, на ее блестевшие от выпитого вина глаза. Погладив ее руку, он поднес ее к своим губам и поцеловал. Анди не всегда бывала такой послушной, как сейчас. Она умела и быть строптивой. Унижения она переносит мучительно. Такой уж у нее характер. Возможно, он ее за это и любит.