Ближе к концу смены он вышел в главный корпус, намереваясь поближе познакомиться с производством и, возможно, завести более близкое знакомство с людьми, работающими там. Неожиданно прямо над головой Егорова тревожно заверещал звонок мостового крана. Егоров дернулся в сторону — кто его знает, может, бетонная плита качается над головой, посмотрел вверх.

Из кабины крана на него смотрела красивая блондинка: голубые глаза, рассыпанные по плечам золотистые волосы… Галя? Егоров замотал головой, протер ладонями глаза. Нет, не Галя… Гали нет, она погибла… по собственной глупости. Но такая же красивая. А может быть, и еще прекраснее.

— Вы — меня? — спросил Егоров.

— Да! — крикнула девушка. В цехе было шумно, поэтому ей приходилось выкрикивать по слогам. — Кран-по-ломал-ся! Нет-ви-ра! Вы-элект-рик по-мо-ги-те!

— Хорошо! — крикнул Егоров, торопливо кивая головой, даже слишком торопливо. — Сейчас поднимусь, посмотрю, что с вашим краном случилось!

Он уже знал, что ремонтом кранов занимается специальная служба, это не его дело, но понимал, что, увидев эту девушку, он только бы и искал предлог, чтобы познакомиться с нею. А раз она сама приглашает его подняться в кабину, глупо было бы отказываться.

По железной лестнице Егоров залез на огороженную площадку, к которой причалил кран, с нее шагнул в кабину. Девушка ждала его, откинувшись на спинку кресла. Нет, она не была похожа на Галю, и все равно — эти голубые глаза, золотистые волосы…

— Что-нибудь не так? — спросила девушка. — Вы как-то странно смотрите на меня…

— Извините, — улыбнулся Егоров. — Просто… просто вы очень красивы, я и не думал, что могу встретить здесь такую девушку.

— Спасибо за комплимент, — сухо сказала Катя. — Вы ведь новый начальник электроцеха, верно?

— Совершенно верно.

— Ну так помогите мне. У крана нет «вира».

— С удовольствием. Правда, насколько я понял, этим делом занимается специальная крановая служба.

— Ну да, занимается. Но их пока разыщешь да пока дождешься — внизу вырастут баррикады бетонных плит — ни пройти ни проехать. Вы же электрик, должны разбираться. По крайней мере, я надеюсь, что током вас не стукнет.

— Я тоже надеюсь. Правда, у меня нет никаких инструментов для работы, даже отвертки и пассатижей, но я попробую.

— Отвертка у меня есть, вот держите.

— Сначала я посмотрю, в чем дело, — сказал Егоров. Он взял отвертку, слегка коснувшись при этом теплых пальцев девушки.

Катя почувствовала, как легкая, щекотливая молния пронзила ее тело от пальцев рук до ног. Вскинув глаза, она внимательно посмотрела на нового начальника электроцеха, но ничего не сказала.

Егоров поднялся по лесенке, откинул крышку в потолке кабины, вылез на платформу. Шкаф управления был открыт.

— Пожалуйста, кратко попробуйте все команды, — попросил Егоров.

Он внимательно следил за щелканием магнитных пускателей, запоминая, какую команду выполняет каждый из них. А вот и тот, что бездействует. Поэтому и нет «вира». Егоров осторожно пошевелил отверткой подходящие к нему концы — так и есть, один из них отгорел. Эту неисправность можно было устранить и без пассатижей.

— Будьте добры, отключите общий рубильник, — сказал Егоров.

Слегка коснувшись тыльной стороной пальцев оголенного провода, Егоров убедился, что он обесточен. Зачистить конец и вставить его в клемму магнитного пускателя не составило особого труда.

— Попробуйте! — крикнул Егоров.

Кран вздрогнул, мелко завибрировал. Сухо щелкнул магнитный пускатель, заскрипела лебедка, наматывая трос на барабан. Стропы, лежащие внизу на бетонном полу, поползли вверх. Егоров закрыл шкаф управления, спустился вниз, в кабину.

— Ну, вот и все, — сказал он, глядя на девушку. — Я рад, что удалось помочь вам. Кстати, меня зовут Владимир. А вас?

— Катя… Катя Клейн. Спасибо, Владимир.

Она как завороженная смотрела в черные, глубоко посаженные глаза. Что-то сверхъестественное, приятно дурманящее было в них.

— Очень приятно познакомиться с вами, Катя. Вы и вправду очень красивы, это не просто комплимент, это констатация факта. Более того, вы напоминаете мне мою невесту.

— Она осталась там, откуда вы приехали?

— Нет, она, к сожалению, погибла, — сказал Егоров, не сводя с Кати напряженного взгляда. — Поэтому я приехал сюда. Там было трудно оставаться.

— Да, я понимаю, — пробормотала Катя.

Она вдруг испугалась, нет, не его, а себя. Под его взглядом хотелось расслабиться, закрыть глаза, прижаться головой к его груди… Он действовал на нее, как гипнотизер. Катя отвела глаза, выглянула в окошко, помахала рабочим внизу:

— Все в порядке, ребята! Сейчас будем работать! — И повернулась к Егорову: — Извините, но мне нужно наверстывать упущенное. Еще раз спасибо.

— Пожалуйста, — улыбнулся Егоров. — Видите ли, я тут совершенно один, никого не знаю… Не могли бы мы в субботу, днем, разумеется, погулять по окрестностям? Пожалуйста, не подумайте ничего такого, просто погулять. Вы бы мне рассказали о местных достопримечательностях. Ну, скажем, в благодарность за отремонтированный кран?

— С чего это вы взяли, что я стану с вами гулять? — удивилась Катя.

— Почему бы и нет? Что в этом плохого? Я тут человек новый, никого не знаю, зато чувствую, что ко мне все присматриваются. Если я кому-то не понравлюсь, мне запросто могут кости переломать. Но если увидят, что я прошел по улице с такой красивой девушкой, может, и не будут считать меня чужаком.

— А может, и наоборот, накостыляют вам за эту прогулку как следует. У меня, между прочим, жених есть.

— Дорогая Катя, если ваш жених будет недоволен, я тотчас же извинюсь и пообещаю, что больше такое не повторится. Мне здесь жить, и я не хотел бы кому-то досаждать, честное слово.

— Вы какой-то странный…

— А разве другим мужчинам не хочется пройтись с вами?

— Почему же, хочется. Только они боятся.

— А я не боюсь. Я ведь ничего о вас не знаю и знать не хочу. Мне просто приятно будет побеседовать с вами. Может быть, в субботу?

— Не знаю, — пожала плечами Катя. — Ничего не могу вам сказать.

— И не говорите. Я зайду к вам в субботу днем, тогда и скажете. Поверьте, я не обижусь, если вы окажетесь занятой, не огорчусь. Всего вам доброго, Катя.

И, широко улыбнувшись, Егоров покинул кабину крана.

Каждую ночь, прежде чем Егоров мог уснуть, его посещало его прошлое. Чего бы он не отдал за то, чтобы распрощаться с ним навсегда, но это было невозможно. Прошлое теперь определяло его настоящее и будущее, без страшного, кровавого прошлого не было бы Владимира Егорова.

Смерть Гали породила в нем новые чувства, новые ощущения. Он не жалел ее, не переживал — никаких угрызений совести! Словно бы не он убил девушку, которую любил, а кто-то другой. Вроде как свершилось возмездие: она предала его, обманула, изменила и за это была наказана. Справедливо. И неважно: молния ударила с неба или Зверь разорвал ее тело, совершенно неважно! Зато ощущение собственного могущества, способности самому вершить жестокий суд, пьянящий привкус крови во рту невозможно было забыть. Человек, познавший это, уже не противился Зверю с такой силой, как прежде.

Дней через десять после гибели Гали и ее спутника, в однокомнатной квартире на проспекте Нефтяников, которую снимал Вартан, не желая стеснять своих родителей, состоялся разговор, потрясший Егорова. Девушек с ними не было, идти никуда не хотелось, и они сидели вдвоем за бутылкой шотландского виски. Неожиданно Вартан сказал:

— Володя, я знаю, кто убил Галю.

— Кто? — равнодушно спросил Егоров, наполняя рюмку.

— Ты, — сказал, будто выстрелил, Вартан.

Рука Егорова дрогнула, рюмка опрокинулась, заливая кухонный стол янтарной жидкостью. Зверь не пытался вырваться наружу, он был умным Зверем, а Человек растерялся. Ощущение его могущества было неразрывно связано с тайной, и теперь, когда тайна исчезла, он почувствовал себя голым на базарной площади.