– А с кооперативов все и пошло… – Петраков поправил очки с толстыми-толстыми стеклами. – Страну-то… а, Иван Михайлович, дорогой мой человек, разве не директора развалили… – вот что вы скажете? Самый вороватый народ оказался, директора! Хуже Егорки… – верно?

– У меня кооперативов не было, – тяжело вздохнул Чуприянов.

Они, видно, хорошо поговорили еще дорогой, проверяя – друг на друге – свое ощущение времени. Чуприянов был в Красноярске на экономической конференции, пустое дело, кстати говоря, эти конференции, толка в них нет, Чуприянов остался в Красноярске на ночь, а утром, за завтраком, пригласил Петракова в гости: самолет в Москву поздно вечером, программа у делегации составлена по-идиотски, весь день – пустой, только посещение (зачем, да?) каких-то спортивных школ.

Академик Российской Академии наук Николай Яковлевич Петраков был прав.

Развал Советского Союза, сначала – полный распад экономики, финансовой системы, а затем – и самой державы, начался с кооперативов.

1988 год для Советского Союза оказался страшнее, чем 1941-й, хотя подлинный масштаб трагедии страны открылся, на самом деле, только сейчас, в 1992-м, когда самого государства давно уже нет.

Чисто русская ситуация, между прочим: страна, СССР, развалилась, исчезла, а вот как, все-таки, так произошло, что великая держава, намертво сколоченная, казалось, властью, исполкомами, идеологией, Комитетом государственной безопасности, цепочкой заводов, которые не могут жить друг без друга, связью, границами… – как, все же, случилось, что такая страна мгновенно взорвалась изнутри и почему (вот самый главный вопрос) нация, которая вдруг, в одночасье, потеряла… ни много ни мало, свою страну, только через год после Беловежской Пущи… – год! не раньше! – сообразила, наконец, что страна, оказывается, осталась без страны… вот почему не сразу? Не день в день? Как же это объяснить? Ведь только что был всенародный референдум за сохранение Союза республик как единой страны: «да, да, нет, да…»!

– 88-й, – невозмутимо продолжал Петраков, – верно, Иван Михайлович?.. Закон «О кооперации», детище Совета министров и лично Рыжкова. Рыночный механизм советского разлива – предприятия получают право (фактически, на условиях еще одного цеха…) создавать кооперативы, по сути – частные предприятия, которые – внимание! – должны питаться исключительно от государственных ресурсов.

Какое чудо, да? Какой родник! Государство!

А откуда, от каких родников, им питаться, кооперативам-то, есть какие-то варианты… что ли?

Огромные закрома Родины к услугам частников, «живой уголок» – кооперативы! – среди ржавых железок старых заводов.

Рыжков (рыночный зуд, да? или… что-то совсем другое?., кто ответит?) не останавливается: мало того, что кооперативы просто за копейки получают в руки государственные ресурсы, включая нефть… – Николай Яковлевич, потянулся за картошкой, – Рыжков вдруг дарует кооперативам право на любые экспортные операции! Помните, какой шум был, Иван Михайлович: Собчак на съезде депутатов в клетчатом пиджаке… крик… шум… танки в Новороссийске, кооператив «Ант», полковник КГБ в отставке… Ряшенцев, по-моему, если не путаю фамилию… Через три года этот парень, Ряшенцев, загнется от неизвестного яда в госпитале под Лос-Анджелесом на руках моего друга, профессора Володи Зельмана. Кто отравил? А кто знает? Они, эти американцы, грандиозные врачи, между прочим, но американцы так и не выяснили, не установили, химическую формулу яда, которым траванули Ряшенцева.

«Ант», семь старых танков, говна-пирога, будем говорить прямо, говорить; «Ант» и Ряшенцев это, на самом деле, провокация КГБ против кооперативов и лично Рыжкова, так, кстати, и Михаил Сергеевич объяснял – в узком кругу. Комитет, видно, очень хотел продемонстрировать, как все эти сукины дети – кооперативы – грабят страну… – но в 88-м, Иван Михайлович, кто слушал КГБ, верно? Крючков – это же не Юрий Андропов, так? А Рыжков дальше идет: Совмин поощряет кооперативы создавать собственные банки. Оп-па! Госбанк, Внешэкономбанк больше не нужны, вон что! единая финансовая система страны приказала долго жить, банков у нас теперь много. И – самое главное: Рыжков и Совмин не возражают, чтобы у кооперативов, то бишь у заводов, у директоров, появились бы свои фирмы-филиалы, фирмы-партнеры… Где? Как где? За рубежом, естественно, где же еще!

Петраков произносил слова так, будто читал лекцию – он, похоже, готовился к книге на эту тему.

– А правду хотите? – Чуприянов опять разлил «клюкву». – Я б пока… прочухал Рыжкова, уважаемый Николай Яковлевич, тут и 88-й прошел бы, и 89-й… – сто процентов! Директора, такие как «КраМС», крупные директора, тогда, в те годы, все ж заметно побаивались друг друга, никто, до дна, не был откровенен, ибо КГБ – он же повсюду! Счас-то мы осмелели, а вот тогда! Здесь же, – Чуприянов помедлил, – дело-то деликатное… Это мы теперь немножко расслабились, а тогда…

Петраков задумчиво копался в картошке.

– Я думаю вот о чем все время… кто Рыжкова-то вел, так целенаправленно, какие силы, уж не смену ли Горбачеву готовили – как? А потом, после его инфаркта, подхватили – кто? Откуда ветер? – Ельцина? Мне бы это понять… Ведь нет в таких «комбинациях» следов, они не остаются, следы уничтожают.

– Схема-то явно не «рыжковская», так? Здесь сила чья-то чувствуется, ведь кооперативы – это предтеча. Тихо-тихо предприятия Советского Союза (кооперативы при предприятиях – одно и то же!) освобождаются от любых обязательств перед государством. Заводы незаметно для общественного мнения уходят пусть не в частные руки, это, как мы видим, происходит (повсеместно) только сейчас, но – под контроль частников, – Петраков сам выделял ключевые слова, – то бишь кооперативов; границы страны для их продукции распахнуты, а резервы выделяются фактически бесплатно. Репетиция… Да? Репетиция 92-го? Приватизация по Гайдару? Помните, в «Гамлете», Иван Михайлович… – он поднял руку на мать… Родина-мать… – да? Нельзя поднимать руку на мать – так подняли же! Более того, Иван Михайлович, дорогой мой директор легендарного ачинского глинозема, Рыжков и его коллеги подмахивают – один за другим – почти двадцать государственных актов, отменяющих монополию на внешнеэкономическую деятельность!

– Е-о-шкин кот… – Чуприянов откинулся на стуле.

– Я не поленился… – Николай Яковлевич увлекся и говорил все громче и громче, – я подсчитал: уже за первые три-четыре недели кооперативы были зарегистрированы на семистах сорока заводах Советского Союза, включая Уралмаш, Ижорсталь и другие гиганты…

А? Как?!..

Вопросы повисали в воздухе.

Петраков совершенно не знал Чуприянова. Прежде они не встречались, да и где бы им было встретиться? Но об ачинском глиноземе Николай Яковлевич действительно слышал часто: комбинат – огромный, в прежние годы здесь трудились почти девятнадцать тысяч человек, сейчас осталось десять тысяч, упали объемы, ибо новозеландский глинозем вдруг оказался лучше, чем свой, собственный, сибирский.

Глинозем действительно отличался, хотя и не сильно. Это повод оставить людей без работы?

Из всех экономистов России академик Петраков был одним из самых-самых сильных.

– А кто же во главе, да? – спокойно продолжал Николай Яковлевич, теребя в огромных толстых руках рюмку. – Давайте посмотрим, кто стоит во главе этих кооперативов. Знаете, старый анекдот, – в Баку приехала комиссия из Москвы, гражданскую оборону проверяет. Сидит самый главный товарищ по этой обороне, пьет чай.

– Доложите обстановку, – требует комиссия.

А он, значит, гостеприимно так: «Садитесь, пожалуйста, гости дорогие, мы чай по-опьем, потом покушаем, потом все вам доложим, все покажем…

Те – ругаются: в каком вы, товарищ, виде, доложите обстановку, что у вас здесь происходит?.. Где противогазы? Где спецкостюмы? Куда делись!..

– Да вот, говорит, гости дорогие, рыбалка большая у их была, в лиман на осетра ходили, там у нас комары, спецкостюмы хорошо подошли…