Никто не понимал, что происходит, чем они так насолили местным, чтобы к ним полезли.

«Может быть, охотники за оружием?» – мелькнула у Татаринова мысль, которой он не стал делиться с остальными. У них тут была парочка интересных стволов, которые бы с удовольствием разобрали на детальки где-нибудь в Германии или Франции. Ну просто, знаете ли, такой вот непринужденный обмен опытом. «Да ну, чушь какая! – сам себя поправил он. – Если бы им чего-то надо было, они купили бы образец, да и все. Пусть это даже новые современные модификации бесшумного оружия. Все можно достать. Наверное».

Старший лейтенант Голицын, приспособив прибор ночного видения, на полусогнутых выполз в коридор, свет в котором спецназовцы предусмотрительно выключили. Приближаясь к лестнице, Поручик на ходу роботизировался, становясь отрешенно-напряженно-безжалостным.

Все происходило быстро.

Но из-за того, что процессор внутричерепной коробки разогрелся и обрабатывал огромное количество информации, казалось, что время течет крайне медленно. Старший лейтенант приблизился к лестнице и, взяв выход с нее на прицел, присел прямо в коридоре, сделался маленьким-маленьким, насколько это было возможно, и сидел в темноте тихо-тихо, как мышь, и ждал, пока неведомый гость спустится вниз.

Чуть сзади за Голицыным занял позицию старший мичман Диденко – он, так же как и старший лейтенант, был вооружен специальным бесшумным автоматом.

Что такое расстояние в двенадцать метров, да еще и в замкнутом пространстве! Это ничего, если они не успеют выстрелить первыми, то с очень большой долей вероятности их заденет одна или даже несколько пуль, если тот, на лестнице, профи, конечно.

Голицын смотрел на выход с лестницы под неудобным для себя углом, он не мог видеть часть пространства. Шаги стихли, тот, кто шуршал на лестнице, теперь не двигался, что добавило градус напряжению, повисшему в воздухе.

Голицын прекрасно понимал, что им не удалось покинуть кубрик бесшумно. В почти пустом помещении, где не было посторонних звуков, любые щелчки и шаги слышны как никогда. А если у противника в ухо вставлен специальный прибор, который делает его слух таким же, как слух ночного животного, то на скрытное перемещение, пускай даже в почти полной темноте, никаких шансов.

Снова шуршание на лестнице – кто-то со второго этажа начал спуск.

«Второй!» – подумал Голицын и понял, что он вряд ли ошибается. Шорох прокатился по верхнему пролету, затем по нижнему и стих на первом этаже.

Прошел еще один и еще. И еще! Люди прибывали, и было понятно, что кто-то накапливается на пятачке, который на данный момент не простреливался.

А может, глюки у старлея? А?!

Ели бы им противостоял один человек, то можно было бы попробовать выяснить, кто он такой и как сюда попал. Но их там больше пяти.

Когда Голицын довел свой счет до семи, у него уже не оставалось сомнений, что это по их души, и не для того, чтобы среди ночи научиться правильно пить русскую водку.

Следом за Диденко в коридор высунулся на полусогнутых Малыш.

Отправив бойцов вперед, Татаринов и сам стал перемещаться к двери. Необходимо было видеть все самому, да и не испугать Татаринова перестрелкой. Что он, в перестрелках не был?! Был!

Малыш посмотрел на своих товарищей и по их напряженным фигурам понял, что впереди кто-то есть. Тела бойцов сжались, словно пружины …

Раздались хлопки!

Со стороны торцевого окна по коридору пролетело несколько пуль, две из которых попали в Малыша. Здоровяк охнул и стал заваливаться на сторону.

Татаринов тут же втащил мичмана внутрь, а затем высунул руку в коридор и стал поливать торцевое окно…

Понимая, что их сейчас могут зажать с двух сторон, Голицын отступил с директрисы огня в одну из комнат.

На лестнице тут же началось движение, а в следующее мгновение уже два ствола показались из-за угла и начали простреливать узкое пространство, ограниченное перегородками. Диденко, сматываясь прочь, нырнул в тот же кубрик, что и Голицын, разбрасывая от себя в обе стороны гранаты, чтобы несколько поумерить пыл нападавшей стороны.

Те, кто пришел за ними, не переговаривались, не кричали, они лишь едва слышно ступали по полу. Было слышно, как какой-то человек залазит в окно, за ним следом еще один. Видимо, взрывы гранат на них никакого особого впечатления не произвели. Спецназовцы не должны были позволить зажать себя. В конечном итоге их тогда додавили бы.

Со-о-бра-жать!

Татаринов представил, как они в семь тел ломятся по направлению к окну, и понял, что это не слишком удобный вариант, учитывая, что у них на руках уже один раненый. Самое страшное во время боя – это потерять управление подчиненными, он понимал это!

– Диденко, слышишь меня?! – запросил он по рации, но ответа не получил. Пришлось орать: – Диденко!

– Так то-о-чно!!! – ответил Диденко, окопавшийся за перевернутыми койками в одном из кубриков.

– Рацию включи!

– Не взял!

– Молодец. Мы с тобой поливаем конец коридора, остальные забрасывают гранатами лестничную клетку. Уходим в сторону лестницы!

Перегородки, сделанные из какого-то пластика, не выдерживали никакой критики, в том числе и критики из оружия.

Тень человека метнулась по коридору в сторону выхода из казарм и тут же получила очередь в корпус, заорала и потом затихла в углу. Здание сотряслось от череды взрывов.

Не дожидаясь, пока отогнанный неприятель вновь займет удобную позицию для атаки, старший лейтенант Голицын сотоварищи влетел на пятачок и стал пулями разбирать бетонно-лестничный пролет и стену… Рожок у него опустел быстро, но он тем самым дал возможность подойти остальным и разгрузить по половине боезапаса, чтобы никто не посмел высунуться и ответить им. В это время Диденко с Татариновым, прикрывая их, поливали огнем торцевое окно, в которое уже успели залезть двое. Как залезли, так и сникли. Кроме всего прочего, Диденко от щедрости ввалил им туда из подствольника, после чего с улицы раздался крик человека, которого явно посекло.

Интенсивный бой шел в полной темноте, и если бы не приборы ночного видения, то было бы хреновато. Когда ты не понимаешь, откуда по тебе стреляют, становится по-настоящему жутко. Нападавшие вряд ли ожидали, что им будет оказано сильное сопротивление, поскольку в два часа ночи люди обычно спят.

Марконя, не прекращая стрелять, стал подниматься по лестнице, отодвигая от себя граждан неизвестного государства, которые решили поживиться славянами. В ответ на его продвижение под ноги полетели две гранаты, пришлось быстро убегать от них вниз, при этом еще орать своим, чтобы те отвалили от эпицентра. Слова при этом он использовал в основном ненормативные…

Спаренный взрыв сотряс в очередной раз казарму. Марконя получил несколько осколков в ноги и спину. Хорошо хоть, голову не задело. Капитан-лейтенант орал, но Голицын, не обращая внимания на крики, сумел оттащить его в коридор.

Чтобы обезопасить тыл, Диденко с Татариновым быстро продвигались к торцевому окну, чтобы зачистить его и не давать возможности залезть к ним. Когда они подбежали к разбитой раме и Диденко на мгновение высунулся на улицу, то он не увидел там никого.

А в это время остающиеся в строю Голицын, Бертолет и Док, не жалея патронов, простреливали лестничные пролеты, чтобы подняться выше. Но, как водится, враг был хитер и опасен. Невидимый противник залег на втором этаже и не давал голову высунуть.

Татаринов оставил у окна старшего мичмана Диденко, а сам побежал к остальным, чтобы попытаться перебить эту свору убийц, непонятно откуда взявшуюся…

– Что там такое? – спросил он Поручика. Тот ответил, что какие-то «нехорошие люди» залегли наверху и не дают им пройти.

– А что гранаты? – спросил командир.

– Закончились. Мы ж не на войну собирались!

– Ага, – согласился Татаринов, почесывая седеющую и лысеющую голову.

Наемники продолжали сохранять спокойствие и вели себя крайне тихо: ни слов, ни звуков, ни тем более переговоров, что могло бы выдать как минимум их национальность. Всегда приятно знать, против кого воюешь. На улице послышался топот, и кто-то начал стучать в закрытую изнутри дверь.