– Думаю, наш повторный анализ ДНК поможет это объяснить, – вставил Холлер.

– Возможно, – согласилась Макферсон, – но пока давайте не будем касаться новых данных. Останемся в рамках событий восемьдесят шестого года.

– Хорошо, продолжай.

– Теперь то, что содержится в деле, но не попало в обвинительное заключение. За два месяца до суда следователю позвонил заключенный из соседней с Джессапом камеры, некий…

– Понятно, тюремный стукач, – усмехнулся Холлер, – на моей памяти ни один не говорил правды, и между тем обвинители никогда не отказываются от их услуг.

– Я могу продолжить? – язвительно осведомилась она.

– Пожалуйста.

– Некий Феликс Тернер, рецидивист-наркодилер, – из тюрьмы почти не вылезал, так что изучил все правила лучше самих охранников и стал со временем дежурным. Он обычно разносил еду заключенным, которые содержались в строгой изоляции. Тернер показал на допросе, что слышал от Джессапа подробности преступления, которые мог знать только убийца. К примеру, о том, что девочку нашли босой и что преступник вытерся ее платьем после мастурбации. Об отсутствии признаков изнасилования прессе не сообщалось.

– Значит, они поверили и сделали его главным свидетелем, – хмыкнул Холлер.

– Да, поверили и привлекли свидетелем. Не главным, конечно, однако его показания были важны. А четыре года спустя на первой странице «Лос-Анджелес таймс» появилась статья о Дятле Тернере, профессиональном тюремном стукаче, который за семь лет выступал свидетелем обвинения по шестнадцати уголовным делам в обмен на смягчение сроков и другие поблажки вроде отдельной камеры, легкой работы и сигарет.

Босх хорошо помнил тот скандал в начале девяностых, один из самых громких за десятилетие, от которого окружная прокуратура долго не могла отмыться. В результате правила использования информаторов в судебных процессах пришлось существенно ужесточить.

– Таким образом, – продолжила Макферсон, – Тернер был дискредитирован. Выяснилось, что он нанимал частных сыщиков со стороны, чтобы получать информацию о расследованиях. С тех пор, конечно, многое изменилось…

– Недостаточно изменилось. – Холлер покачал головой. – Тюремные стукачи по-прежнему пользуются спросом.

Она недовольно нахмурилась:

– Может, вернемся к нашему делу?

– Конечно.

– Когда вышла статья в «Таймс», Джессап уже был осужден и отбывал пожизненный срок в Сан-Квентине. Само собой, он тут же подал апелляцию, указывая на злоупотребления полиции и обвинителей. Результата это не возымело: все инстанции согласились, что, хотя использование Тернера в качестве свидетеля было недопустимо, его показания не могли повлиять на решение присяжных и приговор. Остальные доказательства сочли достаточными.

– Кто бы сомневался, – буркнул Холлер. – Честь мундира…

– Кстати, через год после выхода статьи Феликса Тернера нашли убитым в Западном Голливуде, и дело так и не было раскрыто.

Холлер кивнул:

– Собаке – собачья смерть.

Некоторое время все молчали, потом Босх спросил:

– Волосы жертвы из машины Джессапа сохранились?

– Да, – ответила Макферсон. – Делу двадцать четыре года, но его никогда не оставляли в покое, так что непрерывные жалобы Джессапа пошли нам впрок. Все вещественные улики остались в целости. Хотя это дало ему возможность провести тест ДНК, зато и нам есть что использовать. А по поводу волос Джессап с первого дня заявлял, что их подбросила полиция.

– Думаю, и теперь он вряд ли изменит тактику защиты, – заметил Холлер. – Мол, девочка ошибочно опознала его под давлением, а потом – сплошная подстава. В восемьдесят шестом это не прокатило, но с тех пор много чего случилось: избиение Родни Кинга и бунт девяносто второго, дело О. Джей Симпсона, коррупционный скандал Рампарта и прочее[1]. Теперь, возможно, и прокатит.

– Выходит, у нас не так много шансов? – Босх задумчиво пожевал губами.

Холлер взглянул на Макферсон:

– Судя по тому, что нам пока известно, я имел бы куда лучшие шансы, играя за другую сторону.

Глаза ее потемнели.

– Что ж, можешь перейти.

– Нет, теперь это мое дело, пусть и проигрышное… и потом, не так уж часто мне приходилось выступать на стороне власти и порядка. Вдруг понравится.

Холлер улыбнулся, но она, похоже, не оценила юмора.

– А что стало со старшей сестрой? – спросил Босх.

Макферсон повернулась к нему:

– Это очередная проблема. Саре должно быть уже тридцать семь. Найти ее пока не получается. Родителей в живых нет: родного отца она потеряла в семилетнем возрасте, мать покончила с собой на могиле Мелиссы через три года после убийства, а отчим спился и умер шесть лет назад, не дождавшись операции по пересадке печени. Наш специалист поискал по компьютеру – следы Сары Лэнди теряются примерно тогда же. Последний раз ее видели в Сан-Франциско. В год смерти отчима у нее закончился условный срок за оборот психотропных средств. Два раза побывала замужем, несколько раз арестовывалась за наркотики и мелкие преступления, затем пропала из виду. То ли умерла, то ли взялась за ум. Если бы просто сменила имя, то отпечатки пальцев все равно остались бы в полицейских сводках, но отыскать ничего не удалось.

– Если не найдем ее, рассчитывать нам особо не на что, – сказал Холлер. – Нужен живой человек, который покажет пальцем на преступника.

– Согласна, Сара Лэнди – ключ ко всему делу. Она должна подтвердить присяжным, что не ошиблась двадцать четыре года назад. Иначе у нас только волосы жертвы из машины Джессапа против главного козыря защиты – результатов экспертизы ДНК.

– И мы вылетаем в трубу, – заключил Холлер.

Макферсон молча вздохнула.

– Не беспокойтесь, я ее найду, – сказал Босх.

Собеседники молча взглянули на него.

– Если она жива, конечно.

– Хорошо, – кивнул Холлер. – Это твоя задача номер один.

Босх достал перочинный ножик, висевший на кольце с ключами, и вскрыл красную печать на большой коробке. Он еще не знал, что внутри. Вещественные доказательства, представленные на суде, оставались в прокуратуре, все остальное хранилось в архиве.

Он натянул резиновые перчатки и снял крышку. Наверху лежал бумажный пакет с платьем жертвы. В воздухе запахло плесенью.

Босх развернул платье, держа его за плечи. Все молчали. В этой одежде девочку задушили. Платье было голубое с темно-синим бантом. Спереди – там, где нашли пятно, – из подола был вырезан квадрат размером в ладонь.

– Почему оно здесь? – спросил Босх. – Я думал, его представили на суде.

Холлер пожал плечами. Макферсон наклонилась, рассматривая платье.

– Наверное… скорее всего, из-за вырезанного куска. Это могло вызвать вопрос защитника, и тогда пришлось бы говорить о группе крови. Обвинители решили ограничиться фотографиями жертвы, а показывать платье предоставили защите, но ей оно не понадобилось.

Босх свернул платье и положил на стол. В коробке была еще пара черных кожаных туфелек, маленьких и жалких. Во втором бумажном пакете находилось нижнее белье и чулки, а также заключение из лаборатории о том, что телесных жидкостей на этих предметах одежды не обнаружено.

На самом дне в пластиковом конверте лежала серебряная цепочка с подвеской в виде фигурки Винни Пуха, а в другом – детский браслетик из бусин цвета морской волны, нанизанных на резинку.

– Больше ничего, – объявил Босх.

– Надо, чтобы эксперты снова на это взглянули, – сказала Макферсон. – За четверть века технологии шагнули далеко вперед.

– Сделаем.

– Кстати, где нашли туфли? На фотографиях с места преступления их не видно.

Босх пробежал глазами отчет, пришпиленный к крышке коробки.

– Написано, что под телом. Очевидно, свалились с ног девочки, когда ее душили в грузовике. Убийца бросил их в мусорный ящик первыми.

Лица сидящих потемнели – каждый представлял себе эту сцену. Босх стал одну за другой убирать вещи обратно. Сверху положил цепочку с подвеской.