Далее рассмотрим, как в стихи Лосева входит слово с отчетливой стилистической окраской — на примере одного из самых впечатляющих стихотворений Лосева из цикла «Сонатина безумия», в котором сюжет и система образов порождаются жаргонным словом запетушили: Портянку в рот, коленкой в пах, сапог на харю. Но чтобы сразу не подох, недодушили. На дыбе из вонючих тел бьюсь, задыхаюсь. Содрали брюки и белье, запетушили. Бог смял меня и вновь слепил в иную особь. Огнеопасное перо из пор попёрло. Железным клювом я склевал людскую россыпь. Единый мелос торжества раздул мне горло. Се аз реку: кукареку. Мой красный гребень распространяет холод льда, жар солнцепёка. Я певень Страшного Суда. Я юн и древен. Один мой глаз глядит на вас, другой — на Бога [68]. В основе сюжета — унижение слабого изнасилованием, закрепление за ним самого низкого места в иерархии замкнутого общества, например, в тюрьме, в армии. В жаргоне это называют словами опустить, запетушить, а униженного — словом петух. Этот петух становится в тексте Лосева символом человека в момент экзистенциального кризиса, в котором он проявляет себя как тварь и как творец. Самое низкое сопрягается с самым высоким, что определяет и стилистический контраст лексики, первая строфа написана на грубом экспрессивном просторечии, а сразу после слова запетушили, которым заканчивается эта строфа, появляется высокий стиль. Не исключено, что это стихотворение тематически связано с одним из ранних стихов Бродского «Петухи» — о юношах-поэтах, отправляющихся за жемчужными зернами в навозные кучи[69]. Мы нашли его сами. / И очистили сами. / Об удаче сообщаем / собственными голосами[70]. В русском языке есть слова и словосочетания, в которых метафорические значения слова петух выражают неодобрительную оценку с позиции превосходства — петушиться, обозначают неудачу — пустить (дать) петуха (о неустойчивом голосе, ошибке в пении). У Бродского эти языковые знаки снижения предстают как утверждение ценностей, и петухи как будто заменяют традиционно-поэтических соловьев. Лосев развивает образ в том же направлении от низкого к высокому. Наблюдения над поэтикой Лосева завершим анализом стихотворения, которое представляет собой рассуждение на тему палиндромической зеркальности русского местоимения я [ja] и английского I [aj]: I Я не знал, что умирает. Знали руки, ноги, внутренние органы, все уставшие поддерживать жизнь клетки тела. Знало даже сознание, но сознание по-настоящему никогда ничего не знает, оно только умеет логизировать: поскольку сердце, желудок, большой палец правой ноги и проч. подают какие-то сигналы, можно сделать вывод, что жизнь данного тела близится к концу. Однако все части тела, в том числе и производящий сознание мозг, были не-я. II Я нематериально, не связано непосредственно с телом и поэтому не может ощущать умирания и верить в смерть. Я — перемещающаяся мимолетная встреча разных импульсов мозга, яркая световая точка в пересечении лучей. (Или тусклая.) Голограмма? Нет, точка, пятно света, потому что не имеет своего образа. Я нематериально, не имеет своего образа, как невидимый звук j в слове/букве Я. Заврался. Отчего ж невидимый? В кириллице наклонная палочка в Я (вертикальная в Ю) и есть j. Палочка, приставленная к альфе, — Я. Палочка, приставленная к ОУ, — Ю. (Две потерянные над этими йотами точки ушли в ё.) III Что, сынку, помогла тебя твоя метафора? Нет, не помогла. Метафора всегда заводит в болото. Но другого Сусанина на нас нет. IV «Я, я, я» ужаснувшегося Ходасевича — jajaja — визг: айайай! V Как в школе. «Спорим, что не сможешь сказать „дапис“ десять раз подряд и не сбиться». Как дурак доказываю, что могу. «Александра Марковна, а Лифшиц ругается!» VI «Серожелтого, полуседого…» Из зеркала на поэта смотрят звуки уже еле шелестящего имени — как тут не завизжать от тоски: ай-ай-ай! Aй — это английское я, I, — вот она, вертикаль-то. Только здесь α невидима. Русское я — йа. Английское I — ай. йа / ай. ja / aj. Желая вы — разить себя, человек выдавливает самый нутряной из звуков: jjjjjj. После такого усилия как не вздохнуть самым легким из звуков: аааааа. А можно наоборот: легкое а закрыть внутренним j. Русское я открывается наружу, английское I замыкается в себя. Вот мы и снова вляпались в чушь. VII Лучше вернуться к неверному световому пятну. Попляшет, подрожит ни на чем не держащееся, и нет его. Совсем нет? А отпечаток света на сетчатке другого? Другой закроет веки, и вот он, тот свет я. Откроет, еще раз закроет, тот свет слабее. Проморгается — и нет отпечатка. Ничего нет, кроме темноты. А в ней, уж точно, ни альфы, ни йота. Только слоги тем, но и ты[71]. Всё это стихотворение пронизано образами общего и различного в звучании, начертании и смысле русского и английского местоимений 1-го лица.
вернуться Несомненно, одним из источников стихотворения Бродского является басня И. А. Крылова «Петух и жемчужное зерно». |
