— То, что вы когда-то были художником, доказывает слабый след, оставленный кистью на среднем пальце правой руки. Однако на ваших руках нет следов пигментов, значит, вы не рисовали уже некоторое время. О том, что вы бонапартист, свидетельствует кольцо с пчелой Бонапарта на вашем мизинце. То, что вы пережили тяжелые времена, доказывает заштопанный несколько раз на локтях пиджак, да и ваши туфли ремонтировались не единожды, о чем говорят разные оттенки кожи и высота ее краев над каблуком. Что же касается участия лорда Даксбари в вашей жизни… это, признаюсь, рассказал мне лорд Пемберти.
— А Лувр?
— Ну, что касается этого, должен сознаться, я рискнул предположить. Художник и приверженец императора нашел бы себе работу в самом престижном среди людей искусства заведении, то есть в Лувре.
— У вас могут появиться враги, молодой человек, если вы будете продолжать в том же духе, — прошипел Риколетти.
— Я делаю это только ради забавы… — начал было я.
— Папа, я же тебе говорил! — вмешался Пемберти. — Может быть, Холмс сможет разобраться с украденными из дворца вещами.
— Украденными? — переспросил я.
Лорд Даксбари выглядел смущенным.
— Пропало кое-что незначительное. Например, мои рубиновые запонки. Это был подарок его высочества Георга IV моей бабушке по случаю его восхождения на престол. Я их не носил, но они представляли огромную ценность для моей семьи.
— Пропали и другие вещи, — сказал Попей. — Жемчуг Джинни, доставшийся ей от дедушки Саррея. И те отвратительные фигурки из слоновой кости, присланные дядей Джеймсом из Китая.
— Японии, — поправил его лорд Даксбари. — На них еще была весьма необычная резьба. Некоторые люди коллекционируют такие.
— Но… я не понимаю, чем могу помочь. Это ведь, безусловно, дело полиции? Если к вам забрался вор…
— Ни в коем случае! — фыркнул лорд Даксбари. — Это же за городом, там нет грабителей.
— Понимаю. — И я действительно понял. Из этого следовало, что эти вещи мог взять либо кто-то из слуг, либо из членов семьи. В любом случае, полиция, как правильно заключил лорд Даксбари, была бы здесь de trop.[19]
— Итак, решено, — сказал Пемберти, стягивая меня со стула и выводя из гостиной в коридор. — Завтра ты можешь поехать с нами во дворец Даксбари на дневном поезде, мы приедем туда к пяти часам. Ты можешь остаться там на выходные, а твои коробки с вещами тем временем отправят в колледж. Такой умный парень, как ты, сможет во всем разобраться до воскресенья.
— Я попрошу, чтобы леди Даксбари приготовила еще одну комнату. О, кстати, мистер Холмс, вы были абсолютно правы насчет гостей, которые являются родственниками моей жены. Брат моей жены, лорд Сильвестр Варлей, гостит у нас этим лётом. А джентльмены из Кембриджа приедут на ужин в субботу и уедут в воскресенье, поэтому между ними не возникнет больших противоречий.
— И моя жена тоже в Даксбари, — сказал Риколетти. — Это будет веселый английский прием, правда?
Когда дверь за моей спиной закрылась, у меня было такое чувство, что меня обвели вокруг пальца. Попей явно ожидал, что я найду доказательства того, что Риколетти вор, и будет разочарован, если им окажется кто-то другой.
Вернувшись к Майкрофту, я спросил его:
— Что тебе известно о графе Даксбари?
От Майкрофта (а также из «Дебретс»[20]) я узнал, что первый граф получил титул от принца-регента в скором времени после Ватерлоо, но большую часть денег, дарованных его королевским высочеством, умудрился растратить. А еще известно, что у него была прелестная и кокетливая жена. Потратив почти все деньги и время на службу принцу и стране, первый граф умер в 1820 году, оставив титул своему старшему сыну, второму графу.
Второй граф женился на дочери богатого пивовара и сразу же произвел на свет «прямого и запасного наследников», как говорится, но на этом не остановился и родил третьего сына. Этот многообещающий юноша не пошел по стопам своих невежественных предшественников и в 1846 году перебрался в Париж, где, по-видимому, два года учился рисовать романтичных и ярких цыган на фоне унылых пейзажей. Он и остался бы там, будучи посредственным художником с хорошими связями, но судьба распорядилась иначе, а мы знаем, что с судьбой не поспоришь. В 1848 году один из сыновей Даксбари погиб во время охоты на лис, а второго разорвали на части аборигены Индии, куда он попал благодаря связям родственников матери, имеющих вес в Ост-Индской компании.
Великодушный Уильям Олни унаследовал графство, женился и благодаря свекру, герцогу Саррею, получил особые королевские полномочия. Попей Пемберти стал результатом объединения семейств Саррей и Даксбари. Ранее упомянутый дядя Сильвестр был младшим сыном графа; по словам Майкрофта, он большую часть времени проводил, болтаясь между поместьями, если не отправлялся на поиски богатых наследниц.
Все это дало мне обильную пищу для размышлений, в то время как мы с Пемберти неслись в грохочущем поезде мимо сельских пейзажей навстречу Судьбе, хотя никто из нас тогда этого не осознавал.
На станции, как и было обещано, нас ожидал экипаж. Кучер взглянул на мой чемодан, как домашний кот на жалкие объедки, оставленные у двери. Лорд Даксбари и Риколетти церемонно уселись в экипаж, а мы с Пемберти забрались наверх и пристроились возле презренных французских картин.
После часовой тряски мы въехали в ворота дворца Даксбари. Я успел насладиться видом этого поразительного здания в лучах вечернего солнца. Я ожидал, что графская резиденция окажется древним, покрытым мхом строением, но не учел, что титул был получен не так давно. Дворец Даксбари был наградой двух королевских покровителей. Своим внешним видом он был обязан принцу-регенту и его любимым архитекторам, а к его интерьеру приложила руку супруга принца, и это противостояние регента и его супруги вылилось в наглядный кошмар.
Планировку дворца Даксбари можно было бы сравнить с гантелью: большая часть комнат находилась в той части здания, которая тянулась от центрального купола к закругленным крыльям. Позже, зайдя внутрь, я понял, что этот центральный купол был фокусом дома. Личные комнаты, включая спальни и маленькую гостиную графини, располагались наверху; столовая, комната для завтраков и огромная гостиная находились в передней части здания. Там же находился кабинет его светлости и библиотека, которые были расположены в конце коридора. До меня донеслись робкие звуки мелодии, исполняемой на пианино. Низко поклонившись, лакей проводил лорда Даксбари в дом. За ним двинулись мы с Пемберти, а за нами шел прихрамывая Риколетти.
Внутри ужас противостояния вкусов принца-регента и его супруги поразил меня, как огненная стрела. Коридор был оклеен золотисто-зелеными обоями и освещался деревянными резными канделябрами. Тяжелые резные стулья стояли в пролетах между комнатами. На стенах возле танцевального зала и биллиардной висели картины, как и в конце каждого коридора.
Нас с Пемберти поприветствовал дворецкий, который приподнял брови, окидывая взглядом мой поношенный костюм, потертые ботинки и шляпу устаревшего фасона.
— Я приготовлю для мистера Холмса зеленую спальню, — высокомерно произнес Ривз. — Лорд Сильвестр в настоящее время занимает красную спальню, а миссис Риколетти — желтую комнату. Мистер Риколетти может занять голубую комнату.
Это был образцовый дворецкий, могу вам доложить, о чем свидетельствовала его лысина, окруженная благородными сединами, вытянутое меланхоличное лицо с бакенбардами, которым мог бы позавидовать даже кентерберийский архиепископ, а также важный и решительный вид. И что бы ни учудил юный хозяин, приведи он дворового щенка или простоватого друга-студента, этот дворецкий справится со всем.
Пемберти не стал ждать, а сразу же потащил меня в огромную гостиную, где под неусыпным присмотром разодетой перезрелой женщины неопределенного возраста играла на пианино леди Джиневра Олни (ей было семнадцать лет).
