- Да мне бы скорее яда, есть у тебя такое? – Чуть наклонив голову набок, вдумчиво изучая девушку, спросил гость.

- Нету! – поспешно ответила она. – Я только лекарскими мазями заведую!

- Жаль, очень жаль… - задумчиво пробормотал путник, разворачиваясь спиной к крыльцу. – Удачи тебе, красавица.

Долго Милада смотрела вслед уходящему охотнику. Разные мысли её мучили, одна страшней другой. На одно девушка надеялась: нету черного волка в этих лесах, убежал. Только хрупкой надежда эта была, как лед по весне. Не зря сердечко беспокойно с рассвета билось. Не миновать теперь беды.

Вдохнув полной грудью свежий холодный воздух, знахарка вошла в дом, плотно затворив за собой дверь. Надо было чем-то занять руки. Поправив на столе баночки и ступки, девушка тихонько запела, вспоминая старое заклинание, которое всегда бормотала Радава, что-нибудь вываривая.

«Ромашка, зверобой, от чужого встань горой,

Травы дикие в лесу, я заговорю, спасу,

Вейся чад над котелком, вейся дым над костерком,

Я студеную росу вплету в русую косу»

Пусть это простые слова, и силы они никакой не имеют, но люди - дивные существа. Всегда на чудо надеются.

«Сладким медом на губах растворю полночный страх,

Сердце ветра украду, жгу полынь и лебеду,

В танце диком у огня преврати в золу меня,

Только чтобы милый мой целым прискакал домой»

Вечер на мягких лапах прокрался под окно. Скоро солнце нырнет за горизонт, обагрив напоследок лес. Измученная своими страхами, Милада уснула, сидя за столом, положив голову на худенькие руки.

***

Резкая, внезапная боль, взорвавшая бок, заставила волка отрывисто взвыть и завалиться в сторону. Не теряя драгоценного времени, зверь вскочил и понесся дальше. Серебряный болт, казалось, прожигал насквозь. Каждый прыжок становился пыткой для могучего тела. Мысли, как птица в силке, бестолково бились в голове: «Чувствовал ведь, знал, что добром дело не кончится!».

Провалившись в талую воду по колено, волк ускорился, вздымая в воздух тысячи брызг. Он выучил каждое дерево в этом лесу, знал каждый овраг, каждую нору и кочку. Пусть охотник перезаряжает свой арбалет, волк тоже не промахнется и выпрыгнет ему прямо на спину, насладится хрустом позвонков и восполнит силы свежей кровью.

Сладкий и пьянящий аромат охоты разлился в воздухе. Птицы вспорхнули на верхние ветви, вспугнутые страшным раскатистым ревом, на звериный то не похожим. Боль только подхлестывала, заставляя бежать быстрее, прыгать выше, думу думать жестокую и все доброе из себя изгнать.

Человек не побежал догонять раненого зверя. Он не был простофилей. Подняв голову и расправив плечи, охотник ждал свою добычу, стоя на поляне с мечом наголо.

«Ишь, какой в себе уверенный», - раздраженно подумал зверь, по-лисьи припав к земле. Огромный прыжок покрыл разделяющее противников расстояние. Зверь повалил человека на поляну, подмяв его весом и рывком вцепившись в яремную вену. Клыки бестолково скребанули по стальным пластинам, незаметным под одеждой. Смертельный выпад оказался бесполезной тратой времени. С глазами, застланными яростью, зверь рванул рукав куртки, сжимая мощные челюсти на предплечье. Ему ничего не стоило раскрошить кости, но надо было убить, а не искалечить.

Человек тоже не собирался просто так помирать. Его ладонь, наконец, сомкнулась на рукоятке лежавшего в стороне меча. Острое лезвие, на секунду вспыхнувшее в закатных лучах, окрасившись алым, легко распороло звериный бок.

Слезами горю не поможешь

Каждый с малых лет знает, весна – жизни новой начало. Подснежники, словно над самой смертью победа из-под земли выберутся. Птицы перелетные в родные края вернутся, трелями надежду на жаркое лето пробуждать.

Соберутся парни да девки в кружок, хороводы будут водить, зиму проклятущую гнать, весну-красну кликать. То днем, когда солнышко ясное да теплое землю дланью своей широкой гладит. Но наступит вечер, спрячется солнце, погаснет золото его, и ветер ледяной прилетит. Он как вздох зимы умирающей - поежиться заставит, да теплее в тулуп укутаться.

А уж ночка весенняя и вовсе тьмой пугает. Растаял снег искристый, зимой зеркалом лунный свет отражающий, а травы сочные еще не застлали поляны своим пышным ковром. Черное все вокруг стоит, неприветливое. Куда ни глянь, темнеют стволы голые, в корнях их звезды запутались, в талой воде небо опрокинулось.

Не одну только жизнь весна дарит. С лихвой она за труды свои возьмет и паводком, и болезнями. Старики баяли, что во времена древние, забытые, когда их прадеды еще детьми неразумными были, приносили весне в откуп девицу красивую али парня молодого. Коли девицу жертвуют - быстрее тепло придет, все легче весне с помощницей работу свою нужную делать. А ежели парня – припозднится весна, но лето плодородным будет, да осень урожайной.

Волк лежал в корнях старого дуба и безразлично смотрел на звезды. Если верить старикам, удачное у селян лето выдастся. Хотя он не молод, да и не красив. Вряд ли весна чудище такое на откуп возьмет. А ежели не возьмет, к чему жертвы ненужные?!

Зверь, тихо рыкнув, с огромным трудом поднялся и побрел ему одному известной дорогой.

***

Руки онемели и не слушались. Лучина давно не горела, только черные угольки плавали в глиняной плошке. Милада медленно поднялась со стула, на котором уснула, и с удовольствием потянулась. Сон прогнал все тревоги и страхи, только где-то в глубине души остался неприятный, колючий осадок.

Вставив новую лучину в красивый кованый светец, девушка зажгла огонек. Тот, неуверенно затрепыхавшись, пару раз лизнул плоть осины, распробовал и загорелся ровным оранжевым светом.

Травнице захотелось прогуляться по ночному лесу. Подышать запахами весны: талая вода, черная земля, свежий холодный ветер. Все это манило её сегодня сильнее, чем обычно.

Милада вышла в сени и отворила дверь. На крыльце лежал волк. Казалось, на лестницу он вполз из последних сил и замер там недвижим. Знахарка зажала ладошкой рот, чтобы не закричать. С гнилых ступеней ручьями бежала алая кровь.

Упав на колени, девушка обняла зверя за шею, пытаясь почувствовать его дыхание. Она трогала шершавый нос, ласкала мягкие полукружья ушей, целовала закрытые глаза. Все было тщетно. Сердце больше не билось, а дыхание не вздымало могучую грудь.

Не помня себя от горя, Милада растопила печь и, втащив тяжелое тело в дом, до утра колдовала над страшными ранами. Она вылила все свои зелья и использовала все мази. Пела древние баллады и заклинания, гладила свалявшийся мех, смахивая слезы окровавленными ладонями.

«…В танце диком у огня преврати в золу меня,

Только чтобы милый мой, целым прискакал домой

Ни стрела и не топор, ни меча стальной узор,

Ни молва, ни клевета…. Гори мак и череда,

И шиповника цветок, и ромашки лепесток,

Только чтобы мог принесть ветер мне благую весть»

От слез голос стал похож на неразборчивый хрип. Так и не допев своего заклинания, травница легла рядом с недвижимым зверем и закрыла глаза.